Страница 106 из 151
— Почему же вы выходите так поздно?
— Когда мы задумывали эту передачу, то решили, что она будет элитарной, исключительно для интеллигенции. Ведь до этого никогда не было передач, специально рассчитанных на интеллигенцию. Мы думали, что актеры закончат к десяти часам игру в театрах, музыканты вернутся с концертов и т. д. Но постепенно нас начали вытеснять и с этого времени. Даже программу передач стали читать перед „колесом“. Но сегодня наша аудитория расширилась: нас смотрят все социальные группы.
— Ваш изначальный принцип?
— Возрождение духовного начала. Наверное, еще и потому, что Питер в этом смысле пострадал гораздо сильнее, чем другие города.
— А как вообще относятся к вашим передачам в Ленинградском телевидении?
— Никакой доброжелательности нет. Владимир Молчанов сказал на встрече в „Московских новостях“, что самое страшное, когда твои же коллеги стремятся тебя „утопить“. Ощущение внутри редакции, главным редактором которой я являюсь, такое, будто мы обложены красными флажками… Помните, как у Высоцкого: „Идет охота на волков..“.
— В редакции работают 58 творческих сотрудников. Собрались здесь люди нестандартные — те, кто не захотел уходить от нас, даже с учетом шаткости нашего положения. Люди у нас „битые“ во всех редакциях, с очень строптивыми характерами. Да у меня у самой характер не сахар…
— Всем известны ваши демократические взгляды. Но говорят, что вы никогда не приглашаете в свою передачу людей из другого „лагеря“.
— Никогда не приглашаем. Никогда! Это тоже изначально продуманный принцип нашей программы. Мы считаем, что программа сделает им рекламу. У этих людей есть возможность для эфира в других передачах. Мы не хотим их „раздевать“.
Пусть они „раздеваются“ не в нашей программе.
— Поговорим о Ленинградской телекомпании… Всем хочется иметь свою собственную компанию. А хотелось бы вам иметь свою, куда входили бы и „Пятое колесо“, и „Монитор“?
— Ситуация сейчас очень сложная. Одно время нас не трогали. Я все же народный депутат России и Ленсовета. Это принесло своего рода иммунитет всей редакции. Кроме этого мы дружим с очень смелыми и уважаемыми нами людьми, многие из которых имеют политический вес. Мы гордимся своей дружбой с А.Собчаком, с Ю.Афанасьевым, у которого вообще не было возможности выступать в эфире, кроме как у нас, и т. д.
Но феномена Ленинградского телевидения нет. Там действительно работает много хороших журналистов и режиссеров, но, к сожалению, я не могу сказать, что есть целые коллективы редакций, в которых взгляды у всех творческих работников едины. Часто у них диаметрально противоположные позиции. Но зритель ведь все передачи не смотрит. И создается впечатление, что все Ленинградское телевидение пронизано демократическим духом. Это не так. Поэтому я боюсь, что если сейчас наступит „эра Кравченко“, то практически все редакции заработают в его духе и делать будут то, что скажет Кравченко. А сопротивляться будем мы и еще небольшая горсточка людей в разных редакциях. Поэтому и задумаешься тут о своих возможностях…
— Ходят слухи, что при запуске в эфир некоторых ваших сюжетов случаются почти детективные истории…
— У нас есть свои приемы. Могу раскрыть один такой прием, так как во второй раз использовать его нельзя. Речь идет о передаче с Артемом Тарасовым. Если бы я, как положено по инструкциям, сдала заранее сценарий и написала бы, что в передаче участвует Тарасов, указала, о чем он говорит, со всей расшифровкой, то передача эта никогда бы не увидела свет. Перед этим только-только были сняты с эфира сюжеты с кинематографистами, выразившими свой протест ЦТ. Мне ничего не оставалось, как дать руководству „липу“. И так как эта передача была в середине видеоканала, мне легче было ее „замаскировать“. Монтировали мы ее в выходные дни, когда не было руководства телевидения.
В тот вечер, когда я запланировала „тарасовскую“ передачу, я уговорила А.Собчака выйти в живой эфир. Обычно после этого он сразу уезжает. А тут по моей просьбе задержался в кабинете у руководителя нашего ТВ Петрова. В это время шли другие сюжеты. Собчак вольно или невольно отвлек Петрова разговорами. Тарасов „заговорил“ в соответствии с моими расчетами, когда Петров ехал в машине домой. А когда передача уже началась, останавливать ее не решился бы даже он. Скандал бы вышел огромный!
Я перестраховалась. Ведь не могу же я обвинить Петрова в том, что он обязательно бы это „вырубил“. Но рисковать я не могла.
Почти так же получилось и со „Взглядом“. Появление Любимова на нашем ТВ не скроешь. Мы „выдали“ сначала маленький кусочек из „Взгляда“, минут на пять. Но „взглядовцы“-то оставили нам целую передачу в записи. Мы опять сдали липовый сценарий. Я понимала, что руководитель комитета не может дать согласие на „Взгляд“, если программу снял с эфира председатель Госкомитета. Директор программ спросил меня, где писалась передача — в Ленинграде или в Москве? Я соврала впервые в жизни. Сказала, что в Ленинграде, иначе ее бы стали просматривать. Перед началом „колеса“ в живой эфир вышел В.Правдюк, занимающийся вопросами философии, литературы. Его выход не вызывал опасения за то, что дальше пойдет чистая политика. И после этого мы запустили в эфир заставку „Взгляда“ и дали всю передачу. Все были поставлены перед свершившимся фактом. Это была наша победа, пусть и достаточно локальная».
После краха августовского путча «Пятое колесо» из Ленинградской телепрограммы «перекатилось» на ЦТ. Б. Куркова возглавила Ленинградскую дирекцию Всероссийской телерадиокомпании — и в таком качестве ответила на вопросы «Учительской газеты» (сентябрь, 1991):
— А как вы оказались в Белом доме?
— Я приехала в Москву по служебным делам. Утром 19-го мне звонит муж из Ленинграда и говорит: «У вас там что, переворот?» А я ему говорю: «Не сходи с ума, мне из окна Кремль виден, все тихо, птицы поют». Включила телевизор и поняла: тишина уже взорвалась. Я тут же позвонила Собчаку на его московскую квартиру. Он сказал: «Встретимся в приемной Ельцина». Я приехала, а секретарь мне с гордостью говорит: «Мы Собчака направили на дачу в Архангельское, к Борису Николаевичу. Там и Бурбулис, и Силаев, и Хасбулатов. В общем, все российское руководство. Я им со злостью говорю: „Тоже мне конспираторы! Вы что же, решили погубить всех сразу?“ Пока Ельцин и Собчак не приехали в Белый дом, было очень страшно.
— Мы знаем, что вы были все дни путча в Белом доме. Многие говорили: „Это не женское дело“!
— Нет, женское! Депутаты не делятся на мужчин и женщин. А в дни путча я была не просто депутатом, но и журналистом, я выполняла свой профессиональный долг. Кстати, со мной работали наши женские телевизионные бригады. У двоих наших сотрудниц — маленькие дети, и я требовала, чтобы они немедленно ушли из Белого дома. Но они не ушли. Вот вам и не женское дело!
— Кажется, впервые этот дом на набережной назвали белым в вашей передаче „Пятое колесо“ год назад?
— Да, передача так и называлась „В Белом доме России“. Но, честно говоря, дом этот ужасно неудобен. 19 августа в цокольном этаже мы открыли радиорубку.
А то ведь дело до смешного дошло: Ельцину надо перед народом выступить, а в Доме правительства ни одного мегафона. Это наше извечное российское разгильдяйство! Помню, в два часа пятнадцать минут я ввела в радиорубку первого выступающего — Хасбулатова. Он должен был обратиться к защитникам на баррикадах. Хасбулатов шел, ворчал, ругался на народного депутата Лопатина, который взялся нас довести по лабиринтам кратчайшим путем. Сели мы к микрофону, и я сказала: „Друзья, каждый час мы теперь будем сообщать вам о событиях в Белом доме и в Москве. Все, что услышите от нас, передавайте родственникам, знакомым, сослуживцам, дипломатам. Москва должна получать информацию“. Первая ночь работы на радиостанции была очень трудной. Помогали вести передачи и Владимир Молчанов, и ребята из „Парламентского вестника“, и „взглядовцы“.