Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 45

При первой попытке войти в Константинополь (17-го мая 1203 г.) через Золотой Рог, крестоносцы встретили упорное сопротивление от греческих союзников — Пизанцев и от секироносных варваров, которые их сталкивали с набережных подъемов и многих ранили (Nicet. р. 721, 18): προς — Πισσαίων καὶ τῶν πελεκυϕόρων βαρβάρων — ἀπεκρούσθησαν. Секироносцы участвовали в возведении на престол Исаака после бегства в Девелт Алексея III-го (Nicet. p. 727, 18). С согласия «секироносцев» Мурцуфл начинает действовать против Алексея, сына Исаакова, и грозит ему восстанием «варваров вооруженных топорами» (р. 745). В роковой и страшный день 12-го апреля 1204 года, когда Мурцуфл бежал, и Франки готовились овладеть городом, Феодор Ласкарис хотел еще противиться; он собрал вокруг себя «тех, которые потрясают на плечах смертоносным железом» — τοὺς σείοντας ἐξ ώμων τὰ ἀρεϊκὰ σιδήρια — и говорил им, что они не менее, чем Греки, должны бояться гибели, если империя попадете во власть другого народа, так как им уже не придется более получать щедрой платы за свою службу, занимать почетное звание царских стражей, но вместо того им грозит унизительное положение латинских рабов (р. 756). Но секироносцы требовали уплаты обещанного жалованья и без этого не хотели сражаться: Франки вошли в город, не встретив сопротивления.

В двух последних из сейчас приведенных мест в самом издании византийского историка, пережившего горькие [369] события 1203 и 1204 годов, находится прямое объяснение, кого следует разуметь под секироносцами. В одной из рукописей, сохранивших нам произведение Никиты, место секироносцев здесь, как и в других местах, занимают Варанги. Но если бы мы усомнились в правильности такой замены одного слова другим в рукописи, очевидно, позднейшей и отвергли бы выражения «греко-варварского списка», как поставленные произвольно, то у нас все-таки осталось бы другое свидетельство в пользу того, что секироносцы в начале XIII века именовались Варангами и были с ними тожественны. В русской Новгородской летописи находится рассказ о взятии Константинополя Латинами, очевидно, принадлежащий /146/ современнику и очевидцу; и в этом рассказе защитниками города наряду с Греками являются Варяги, очевидно, соответствующие секироносцам Никиты. Русский самовидец даже сообщаете нам, что предсказание Ласкариса секироносцам об их судьбе под латинскою властью частью сбылось над Варягами:

«И бьяхуть (Франки) с высокых скал на граде Грькы и Варягы камениемь и стрелами и сулицами, а с нижьних на град слезоша».

А по взятии города: «Черньче же, чернице и попы облуниша и неколико их избиша, Грькы же и Варягы изгнаша из града, иже бяхуть остали». [107]

Что касается национальности Варягов, защищавших Константинополь против своих западных собратий, то она прямо обозначена двумя французскими историками четвертого крестового похода, Вилльгардуэном и Робертом де-Клари. Описывая первый приступ крестоносцев, Вилльгардуэн говорите, что они устроили пред городскими стенами у моря две лестницы, а стена была покрыта большим количеством Датчан и Англичан: Et drecierent a une barbecaue deux eschieles enpres la mer; et li murs fu mult garniz d'Englois et de Danois (La Conquete de Constantinople par G. de Ville-Hardouin p. 97, § 171 изд. de-Wailly). Это те самые лестницы, с которых у Никиты Пизанцы и секироносцы сталкивают [370] нападающих, и те самые скалы, о которых говорится в сказании Новгородской летописи. Когда после бегства Алексея III крестоносцы послали своих послов в столицу (18-го июля 1203 г.), то Жоффруа Вилльгардуэн с своими товарищами, пропущенные в ворота, увидели, что «Греки расположили Англичан и Датчан с их топорами от самых ворот до Влахернского дворца» (ibid. р. 107 § 185: d'Englois et de Danois a totes les baches). Роберт де-Клари повествует, что когда Феодор Ласкарис бежал, то в лагерь Французов явилась процессия из греческого духовенства, Англичан, Датчан и людей других наций и просила пощады и милости: Prestre et clerc revestu, Engles, Danois estoient et gens d'autres nations, si vienent il a l'ost as Franchois a pourchession, si leur crient il merchi (Robert de-Clary, La prise de Constantinople: Chroniques Gréco-romanes, publiées par Charles Hopf, Berlin 1873, p. 63, c. 80). Это те самые секироносцы, которые отказались сражаться, не получив жалованья.

Итак, нет сомнения, что в продолжение всего XII столетия /147/ варяжский корпус в Византии состоял главным образом, а, может быть, даже исключительно, из Англичан — англо-саксонского и датского происхождения. Основание корпусу положено было изгнанниками, оставившими отечество, покоренное Норманнами; он поддерживался, конечно, сыновьями и потомками первоначальных пришельцев, а, вероятно, и новыми переселенцами. Почти во всех тех случаях, где историк XII столетия говорит о секироносцах, мы должны разуметь Варягов. Мы уже заметили, что так именно и понимал дело тот переписчик Никиты Хониата, которому принадлежит так называемый варварский список (Codex Graeco-barbarus), представляющий весьма много любопытных вариантов. Кроме двух указанных случаев, еще в семи других (224, 239, 323, 342, 344, 447, 532) описательные, искусственные выражения Никиты он заменяете термином Варанги, или точнее: Βάραγγοι καὶ παραμοναί. Все эти варианты сами по себе не подают никакого повода к сомнениям; они, очевидно, вполне правильны, если можно так выразиться, и не касаются сущности дела, а только стиля, не заставляют писателя говорить [371] другое, а не то, что было в его намерении и представлении. Тем не менее, мы считаем нужным сделать предостережение тем, кто вздумал бы придавать всем разночтениям «варварского кодекса» слишком большое значение. Что разночтения эти не принадлежат Никите, это — очевидно; что список, в котором они находятся, принадлежит позднейшему времени — это доказывается турецкими словами, в нем встречающимися (замечено Г. С. Дестунисом при одном случае). Но сверх того можно доказать, что не всегда виновник происхождения вариантов в варварском кодексе оставался невинным и безгрешным в своих стремлениях упростить искусственную речь Хониата; есть случаи, где он впадает при этом в очевидные ошибки. Так, Никита, говоря о пребывании Андроника у Тавроскифов, о его охоте на зубров в земле Тавроскифов, понимал, конечно, под Тавроскифами Русских и ту самую Галицкую землю, о которой сам говорил раньше. Между тем любитель варварских терминов, избегаемых Никитой, два раза вместо Тавроскифов ставит Куманов, то есть, Половцев (pp. 405. 433); точно так же поступаете он и в другом случае (р. 384, 14). Здесь уже нельзя освободить его от упрека в непонимании и грубом промахе. Славянским переводчикам Зонары и Амартола простительно было писать: «роди нарицаемии Руси, иже и Кумани, живяху в Евксинопонте», так как по словоупотреблению их времени Скифы (Σκύθαι) уже были /148/ преимущественно Куманами. Но была бы непростительна такая ошибка для Византийца, если б он был современником событий, каков был автор переписываемого сочинения, то есть, Никита Хониат. К вопросу о Варягах эти замечания имеют следующее приложение. Один из русских ученых пишет, что «относительно отечества Варангов византийские известия указывают иногда на Германию» (см. выше, стр. 177). Мы знаем только одно место византийского писателя, на основании которого это могло быть сказано. Именно, у Никиты Хониата (р. 323, 20) говорится о стране германской, вооруженной секирами (ϕρουρᾷΓερμανῶν, οἳ κατωμαδὸν τοὺς ἑτεροστόμους πελέκεις ἀνέχουσιν): кодекс варварский по обычаю заменяет эти описательные выражения термином «Варанги». На основании приведенных выше [372] примеров весьма позволительно усомниться в правильности замены. Есть, правда, еще другое место у того же писателя (р. 118, 5), где упоминается стража или гарнизон из Германцев, между тем как в соответствующем месте другого автора, именно Киннама (р. 97, 19) стоят секироносцы. Опять, следовательно, можно думать, что, по мнению Никиты, Варягами были Германцы.

107

107) ‹Новгор. летоп. по Синод, сп., г. 6712; изд. Археогр. Ком. 1888 г., стр. 185 и 187.›

[A.V.1]Аланы — это овсы, осетины, ясв, асы.

[A.V.2]Мстислав Черниговский!!! В союзе с имератором «Священной Римской империи». Взял столицу Польши — Гнезно — и посадил там из своих рук короля Бесприма.