Страница 51 из 59
НЕПРЕДВИДЕННЫЙ ФИНАЛ
Дутько вышел из своего кабинета в салон. Посетителей было немного, и Эмма скучала у прилавка. Дутько осмотрелся, кивнул ей. Она поняла и, как только он ушел к себе, последовала за ним.
У него в кабинете сидел мужчина. Эмма окинула посетителя оценивающим взглядом. «Иностранец», — определила она.
Дутько придвинул ей стул.
— Эмма, покажешь им товар. Пусть выбирают из трех. Проводишь сейчас. Я подъеду немного погодя, а вы подождите меня.
Когда Эмма села с иностранцем в такси, он вдруг заговорил по-русски с едва заметным акцентом:
— Далеко нам ехать?
— На Метростроевскую улицу, возле метро «Кропоткинская». А вы Москву знаете?
— Бывал, — сдержанно ответил иностранец.
Отпустив машину, прошли через арку в тесный двор, загороженный со всех сторон домами. Вошли в старый трехэтажный дом, поднялись на второй этаж, и Эмма открыла своим ключом дверь. В прихожей их встретила полная пожилая женщина в ярком шелковом халате:
— Это ты, деточка? Что же не предупредила?
— Хорошо, тетя, в другой раз позвоню... Проходите, пожалуйста, — пригласила она гостя.
Большая квартира была забита мебелью, от этого казалось, что в ней душно.
Эмма вынесла из закрытой комнаты три картины на подрамниках — одну большую и две маленькие.
На большой была изображена молодая женщина в национальном русском народном костюме.
Иностранец осмотрел холст. Картина была в хорошем состоянии. Через увеличительную линзу рассмотрел подпись художника. Потом стал внимательно изучать две небольшие картины.
— О, о... Бастьен Лепаж? — удивился он. — Где вам удалось ее раздобыть? — обратился он к Эмме.
— Из частной коллекции, но обошлась страшно дорого. Французы сейчас в цене.
Иностранец с едва заметной усмешкой глянул на Эмму:
— Я имею представление о ценах на подобные вещи. Вы повторили слово в слово то, что сказал ваш директор.
«Догадливый! Небось шеф запросил с него приличненькую сумму. Ничего, раскошелится — этот Лепаж, наверно, знаменитый».
Третий холст с изображением мужчины в парике иностранец отставил в сторону. В это время в комнату вошел Дутько.
— Ну, как дела?
Иностранец сказал, что сумма, назначенная за картины, слишком высока. Дутько стал возражать и едва удерживался от резких выражений из-за несговорчивости покупателя.
Наконец сошлись в цене, сняли холсты с подрамников и тщательно упаковали купленное.
В машине иностранец отсчитал валюту и протянул Дутько:
— Возьмите.
— Положите в портфель на сиденье. Вы что, забыли мой обычай?
— Да, да. Я и забыл, что вы человек предусмотрительный.
Покупатель попросил остановить машину у станции метро. В вестибюле к нему подошел мужчина.
— Отойдемте в сторонку, — обратился он к иностранцу. К ним подошла служащая метро в форменной одежде, и иностранца пригласили в служебное помещение.
Дутько подъехал к своему дому в отличном настроении. Поднимаясь на лифте, он насвистывал что-то веселое. Выйдя на своем этаже, вздрогнул — на площадке его поджидали сотрудники милиции.
Вместе с ними Дутько вошел в квартиру. Пришедшие предъявили ордер на обыск и пригласили управдома и понятых. На вопрос, откуда в его портфеле иностранная валюта, Дутько заявил:
— Не знаю. Вернее, догадываюсь, как она попала ко мне. Это подстроено, доллары мне подложили специально. Ваши действия незаконны. Я ведь по образованию юрист...
После долгих и тщательных поисков в двойной стенке массивного шкафа была еще обнаружена валюта.
НЕ ВЫГОРЕЛО
Дальнев был рад, что хоть некоторое время ему не придется встречаться с Эньшиным. Последняя его вынужденная услуга — устройство туристской поездки Эньшина вокруг Европы — доставила много хлопот с оформлением характеристики. Нужно, чтобы не было на ней его, Дальнева, подписи.
А теперь еще эта неприятная история с художником Анохиным. Для чего понадобилась справка от Шуневской, имелись ли фонды в то время, когда Анохин подал заявление с просьбой о заключении договора? Шуневская сообщила Дальневу, что справку запросили из Союза.
А фонды тогда были. Это он подсказал Шуневской договора с Анохиным не заключать, а лишь пообещать заключить на готовую картину. Зачем же теперь справка?.. Конечно, Земфира выкрутится, но уже сам факт, что кто-то из руководства Союза художников этим интересуется, ничего хорошего не предвещал.
Этот Анохин вызывал у Дальнева неприязнь еще с институтских времен.
Возможно, Анохин куда-то пожаловался. Что ж, себе только хуже сделал, раз не хотел сидеть тихо.
Никуда Анохин не жаловался. О справках ничего не знал. Но похоже, что его снова поджидали неприятности.
Перед началом заседания художественного совета среди картин, приготовленных к просмотру, Шуневская нашла работу Анохина и прикидывала, что можно сказать о ней, разумеется, не положительное, а непременно «завалить» — таково приказание Дальнева. Нельзя сказать, что это так просто, — картина выгодно отличается от многих работ. Но раз надо...
Земфира на этот раз особенно тщательно продумала свой туалет. Еще бы! Сегодня обещал быть на совете сам заместитель директора Художественного фонда, мужчина властный, серьезный, к тому же и внешне очень представительный. По телефону он был весьма любезен, даже выдавал комплименты. Она уже давно обратила на него внимание.
Да, сегодня она выглядела прекрасно. Пришел Минский, уже пожилой человек, академик. На нем была неизменная старая спортивная куртка и фуражка яхтсмена, лицо обветренное, загорелое. Он окинул Шуневскую взглядом и, как всегда, не без иронии сказал:
— Ну, вы, я вижу, во всеоружии — не иначе, как «жертву» наметили, а?
— Ну что вы, ни о каких жертвах не думаю, просто нужно быть приятной людям. Я вот в раздумье насчет сегодняшнего совета... готовлюсь. И хочу с вами поделиться. Вот, например, работа Анохина: вроде бы и ничего, но принять ее нельзя, она, как бы сказать... чужда нам по духу, по настроению... Нельзя же такой пессимизм разводить. Тема-то значительная и должна иметь оптимистическое звучание...
— Ну, что вы говорите, Земфира Прокопьевна, время полотен «ура, ура» прошло... Где работа Анохина? Давайте-ка посмотрим. О-о, совсем неплохо!.. Он живописец настоящий.
Земфира покачала головой:
— Я не согласна с вами, картина какая-то серая, унылая... совершенно нежизненно.
— Ну, не будем... не будем спорить. Что это вы на Анохина напали? Неужели он вам не нравится? А ведь красивый мужик, этакий пират южных морей...
— Я ценю в мужчинах только ум и талант — это истинные достоинства. И они, главное, с годами не исчезают, а лишь усиливаются...
Минский недоумевал: «Чего это она на Анохина напала? Или что-нибудь затевает?..»
Стали собираться и остальные члены совета. Некоторых Земфира отводила в сторону, о чем-то шепталась. Потом с приветливой улыбкой подошла к заместителю директора и заговорила с ним.
Началось обсуждение.
Когда очередь дошла до картины Анохина, Шуневская попросила слова:
— Я категорически против, чтобы подобные полотна находились в экспозициях наших выставок. Недопустимо, чтобы в эпические полотна или жанровые картины при кажущемся благополучном сюжетном решении вносилось чисто субъективное отношение художника к жизни. Да, мы знаем, у художников бывают драмы личного характера, не обошли они и автора этой картины, видимо, он болезненно пережил разрыв с семьей — такое нелегко переносится. Как и у каждого человека, у него есть неудачи в работе и неправильное восприятие того или иного явления жизни, иногда идущее вразрез с интересами нашего общества... В его картине мы как раз сталкиваемся с этим. У нас не может быть трагедий, подобных судьбе Гогена или Ван Гога, когда общество не принимало их, выбрасывало из жизни... Странно, что картина «Геологи», назначение которой — показать людей одной из самых романтических профессий в работе, в подвиге, — эта картина представляет зрителю геологов, которые, извините, больше похожи на каких-то уголовников. И весь колорит, мрачный, унылый, до странности скупой, никак не может дать представление о радостном и вдохновенном труде.