Страница 2 из 2
Что держать бы все ключи
Надо наготове -
Все анализы мочи
И остатней крови.
Насколько лучше! Действительно, в пословицу.
А над новым вариантом только и слышно: работа, работа! И “на машинку есть что сдавать, – а там еще работать и работать, доводить, наращивать, отчищать. Все же это – как будто курицу, уже однажды сваренную, остывшую, вновь и вновь разогревать, варить, приправлять – уже от той птицы ничего не осталось. Не дай бог утвердиться в таком сравнении”.
Вероятно, удручающее многословие второй редакции происходит и от неожиданно обнаруживающегося в ней нового качества автора – недоверия к читателю. К высокому в том числе.
И наконец: “Добежал-таки, кажется, до конца, какой он ни есть… Добежал, но внутри еще отделочных работ уйма”… Опять прозаические, от головы, хозяйственные задачи себе.
Нет, наконец вот только сейчас.
“Итак: В 1954 г. я был снят с “Н.М.” за “линию” и “Теркина на том свете”. Ныне, в 1963 г., в марте, я закончил, вновь написал на 3/4 по кр(айней) мере, “Т(еркина) на т(ом) св(ете)…””.
На три четверти написано вновь! Вот ответ – Твардовский утопил старый текст, размазал его по многим страницам, разбавил до такой малой крепости, что тот уже не воспринимается, разболтанный среди бесконечных добавок и оговорок этой вынужденной переделки…
…Но ведь нам остается первая редакция!
Конечно, можно было бы привести из нее замечательные примеры сатирической мощи поэта, безошибочность его предвидений, горькую иронию и пронзительные, действительно до слез, лирические отступления.
В этой поэме мы наблюдаем не только безжалостный срез, но и боль открытого перелома времени.
Василий Теркин по сюжету встречается в поэме с чудовищно-нелепыми службами того света. Но не меньшим испытаниям подвергает его по собственной воле сам автор во второй редакции. А ведь нужно было только напечатать наконец первую – и все, наваждение рассеивается.
Что же сказать совсем в заключение? Вывода два:
1. Если бы поэт не ввязался в эту “доводку”, мучительно потратив на нее немало лет, нервов и сил, “Теркин на том свете” явился бы на этот свет одновременно и в ряду со всеми запрещенными ранее шедеврами и был бы тогда, как и в момент написания, снова встречен восторженно.
И 2. “Теркин на том свете” жив. Рукописи (и верстки) не только не горят, – они не могут быть впоследствии уничтожены и своими горько ошибавшимися авторами.