Страница 2 из 13
Сдавленным голосом Кент недовольно осведомился:
— Все мы, мистер Гроувнор, пытаемся понять, почему это именно вы, а не кто другой слышали это предложение?
И снова в который раз Гроувнор оставил без внимания тон, которым это было сказано, и ответил со всей серьезностью:
— Я сам размышлял над этим. Ничего не могу поделать, но вынужден напомнить вам, что во время райимского инцидента мой мозг довольно длительное время подвергался стимуляции. Возможно, я стал более восприимчив к подобным воздействиям.
И тут он сообразил, что именно благодаря этой обостренной восприимчивости он и услышал шепот, несмотря на защищенность стен своего отдела.
Кент нахмурился, и это не удивило Гроувнора: химик уже изъявил свое недовольство всяким упоминанием о птичьем народе и о том, что они проделали с сознанием членов экспедиции.
— Я уже имел честь собственными ушами слышать ваш отчет о вашем вкладе в этот эпизод, — холодно проговорил Кент. — Если я правильно помню, вы утверждали тогда, что причина ваших успехов в борьбе с райимлянами в том, что они не понимали, как трудно представителю одной формы жизни контролировать нервную систему другой, чуждой ему. Как же теперь вы объясните, что эти там… — он махнул рукой по направлению движения корабля, — добрались до вас и с точностью укола иглой воздействовали именно на те центры, которые воспроизвели их слова предупреждения?
По тому, как самодовольно сказал все это Кент, Гроувнор лишний раз убедился в том, что за низкий он человек, однако ответил спокойно и с достоинством:
— Директор, кто бы ни воздействовал на мой мозг, не следует думать, что он может изъясняться на нашем языке. И своей задачи он практически не решил, раз я единственный на борту, кто воспринял их внушение. А сейчас мне бы не хотелось здесь дискутировать на тему о том, как это я получил послание. Следует разобраться в другом: зачем оно и что нам следует предпринять.
Глава отдела геологии Маккэнн откашлялся и сказал:
— Гроувнор прав. Не лучше ли нам, джентльмены, принять за истину тот факт, что мы вторглись на чужую территорию и хозяева не в восторге от этого?
Кент кусал губы — видно, собирался произнести речь, но заколебался, однако потом все же сказал:
— Считаю, что мы должны с определенной осторожностью подойти к случившемуся и не думать, что имеем достаточно данных для каких-либо заключений. Но я убежден, что мы должны действовать так, как если бы встретились с высшим разумом, превосходящим человеческий.
В зале воцарилось молчание. Гроувнор заметил, что люди незаметно для себя приободрились. Их губы стали тверже, выражение глаз уверенней. Он видел, что и другие заметили эту реакцию.
Социолог Келли мягко произнес:
— Э… я рад… рад, что никто не высказывает желания повернуть назад. Это хорошо. Как слуги нашего народа и нашего правительства, мы обязаны выяснить потенциальные возможности этой галактики, особенно сейчас, когда господствующая здесь форма жизни знает о нашем существовании. Отметьте, пожалуйста, что я поддерживаю предложение директора Кента и его утверждение, что мы имеем дело с разумными существами. Но их способность воздействовать на мозг, пусть даже одного человека, свидетельствует о том, что они наблюдали за нами и знают о нас немало. Мы не можем допустить, чтобы эти знания были односторонними.
Кент вроде бы успокоился, когда заговорил снова:
— Мистер Келли, что вы думаете о пространстве, куда мы устремляемся?
Лысый социолог поправил пенсне.
— Оно… э… оно протяженное, директор. Но этот шепот может быть подобием наших радиоволн, распространяющихся по всей нашей галактике. Они… э… они, возможно, являются внешними сигналами… э… — Он умолк, но, поскольку замечаний не последовало, продолжил: — Вспомните, ведь человек тоже оставил неизгладимые следы своего пребывания в собственной Галактике. В процессе омолаживания мертвых звезд он зажег как бы искусственные Новые, и они были видны с расстояния до двенадцати галактик. Поменял он и орбиты планет. Воскрешал и покрывал лесами мертвые прежде миры. Там, где под звездами, более жаркими, чем Солнце, лежали безжизненные пустыни, теперь кружат в водоворотах бурные океаны. И разве сами мы и наш огромный корабль, пересекший такие пространства, о которых эти шептуны и мечтать не смеют, — разве все это не доказывает могущество человека?
Следующим выступил Гурли из отдела связи.
— Следы человека едва ли так уж долговечны в масштабах Вселенной. Не понимаю, как вы можете ставить их рядом с этим. Ведь пульсации — они же живые! Это такая сильная, всепроникающая разумная форма жизни, что весь космос вокруг пронизан ее шепотом. Это вам не киса с ее щупальцами и не алое чудовище, не феллахи, прикованные к одной какой-то системе. Это и есть цивилизация всей галактики; и если их спикер предупредил нас…
Будто кто схватил его за горло, Гурли поднял руки, защищаясь. И не один он — то же делали и остальные. Все, кто был в зале, или пригнулись в своих креслах, или едва не свалились с них. Кент судорожным движением выхватил вибратор и направил его на коллег. Инстинктивно пригнувшись, Гроувнор увидел, что трассирующий луч прошел у него над головой.
За спиной раздался дикий вопль, а затем удар, способный, казалось, пробить пол.
Вместе со всеми Гроувнор обернулся и с чувством нереальности происходящего уставился на тридцатифутовую тварь, покрытую панцирем, которая корчилась на полу в двенадцати футах от последнего ряда. Секундой позже красноглазое повторение первого чудовища материализовалось прямо в воздухе посреди зала и шлепнулось на пол в десяти футах от первого. Третье чудовище с дьявольской мордой скатилось со второго, перекувырнулось несколько раз и поднялось рыча.
Не прошло и минуты, как в зале их стало с дюжину.
Гроувнор, выхватив вибратор, разрядил его в одну из тварей. Металлические панцири скрежетали о металлические стены. Стальные когти скребли и стучали по полу.
Теперь уже все палили из вибраторов, но твари продолжали появляться. Гроувнор кинулся к нижней платформе пульта управления. Когда он добрался до яруса, где находился Кент, тот перестал стрелять и гневно заорал:
— Какого дьявола, куда вы прете, трус несчастный?
Он направил свой вибратор на Гроувнора, но тот успел выбить его из рук директора. Кент онемел от ярости. Добравшись до следующего яруса, Гроувнор увидел, что Кент тянется за вибратором. Он не сомневался, что химик намерен сейчас же выстрелить в него. Со вздохом облегчения он дотянулся наконец до рубильника, который включал защитный экран вокруг корабля, и, рванув его на себя, бросился на пол. И как раз вовремя. Светящийся луч ударил в металлическую панель именно туда, где только что находилась его голова. Потом луч пропал. Кент вскочил на ноги и закричал, перекрывая общий рев:
— Я не понял, что вы собирались делать!
Гроувнор остался холоден к его попытке объясниться. Исполняющий обязанности директора полагал, что сумеет оправдать убийство тем, что Гроувнор бежал с поля боя. Гроувнор не желал ни видеть его, ни говорить с ним. Он уже давно не выносил Кента, а теперь убедился окончательно, что этот человек не годится на роль директора экспедиции. Наступало критическое время, а личная неприязнь Кента могла послужить детонатором, способным привести к гибели всего корабля.
Спустившись снова в зал, Гроувнор присоединился к сражавшимся. Боковым зрением он видел, что трое техников устанавливают в боевую позицию огнемет. К тому времени, когда нестерпимое пламя вырвалось из сопла огнемета, существа под воздействием бластеров уже впали в бессознательное состояние, так что добить их не составляло труда.
Когда опасность миновала и к Гроувнору вернулась способность думать, он осознал, что эти чудовища были живьем переправлены на расстояние в сотни световых лет. Это походило на сон, слишком фантастический, чтобы в него можно было поверить.
Но запах горящей плоти был вполне реален, как и струившаяся по полу голубовато-серая кровь, слизью покрывшая пол. Реальными были и дюжина или около того бронированных чешуйчатых туш, валявшихся по всему помещению.