Страница 20 из 34
Лагерь молчал. Дышали люди, потрескивал хворост в кострах, насаженный на вертел баран уже издавал аппетитный аромат. Никто не желал вступаться за другого «барана».
– Поднимите его, – скомандовал Глири.
Квазимодо вздернули на ноги. Стоять самостоятельно вор все-таки еще мог, но его держали с двух сторон. За правую руку держал бледный Уэн.
– Я тебя с пристрастием допрашивать не буду, – сообщил сотник, засовывая за пояс плеть. – Такие, как ты, и сидя на колу врать будут и изворачиваться. Я тебя даже вешать не стану. Ты арбалет, говоришь, вниз уронил? Вот и иди ищи. Можешь не возвращаться. Прогуляешься строго на юг, выйдешь к морю. Налегке идти-то всего несколько дней. А чтоб тебе совсем легко бежать было… – Глири расстегнул ремень одноглазого парня, снял ножны с кукри. – Давайте спускайте храброго воина. Да, осторожнее, ноги ему не переломайте.
Квазимодо поволокли к обрыву. Кто-то из солдат уже тащил веревку.
– Господин сотник… – Вор уперся, повернул голову.
– Ты меня не проси, не поможет, – доброжелательно сказал Глири.
– Какие просьбы? – Квазимодо сплюнул розовую слюну. – Ваш приказ завсегда для меня закон. Только когда я в Скара выйду, что мне лорду Найти доложить? За что меня выгнали?
– Думаешь дойти? И даже думаешь пожаловаться командору? – Глири улыбался.
– Раз вы приказали – дойду, куда мне деваться? Но я с «Эридана». У нас лорд-командор каждого солдата знает. Что, если меня за дезертирство вздернут? Позор-то какой. Я же ваш приказ выполняю.
– Доложишь, что я тебя высек и выгнал из сотни за продажу оружия. У лорда Найти сомнений не возникнет. Получишь настоящую порку, не то что я тебя сейчас пощекотал.
Квазимодо кивнул:
– Понял, господин сотник. Только, осмелюсь доложить, арбалет был оружием не казенным. Расчету эвфитона арбалетов не полагается. Выходит – вы меня наказываете за потерю личного имущества? Воля ваша, но такой приговор я лорду-командору передать не могу. Засмеют.
Глири нахмурился:
– Ты, шваль драная, меня закону учить вздумал?
Квазимодо успел нагнуть голову – плеть стеганула по макушке, ожгла лопатку.
– Тебе, полурожа наглая, кто с орками разговаривать велел?
– Виноват, господин сотник. – Изо рта вора текла слюна, он говорил все неразборчивее. – Ни вас, ни господ десятников не было. Старшего по разведке вы не назначали. Первым на противника наткнулся я. Согласно приказу по Флоту, я агрессии не проявил, вступил в разговор.
– В приказе не об орках говорилось, а о «желтках» малохольных, – рявкнул Глири.
– Виноват, недопонял. Другого приказа не слышал.
– Умный какой. – В голосе сотника мелькнуло некое замешательство. Но отступать перед лицом всего воинства Глири, конечно, не мог себе позволить. – Пасть свою кривую захлопни и пошел в болото. В штабе тебе все закорючки растолкуют. Если дойдешь. А здесь мои приказы – закон.
Насчет болота вор никаких иллюзий не питал. В одиночку да без оружия хляби вовек не пройти. Оставалось закинуть сотнику последнюю наживку-выручалочку.
– Иду, господин Глири. Только разрешите передать эвфитон новому стрелку. Нехорошо орудие просто так оставлять.
Сотник мысль уловил и наживку принял. Видимо, мысль о маловероятных, но все-таки возможных будущих объяснениях с командованием «Эридана» наконец пришла в его голову.
– А кому я эвфитон всучу? На два орудия один стрелок остается. Нет уж, скотина ленивая, ты свою «дуру» сам потащишь. Потом с твоей хитрозадостью разберемся. Уж я не забуду. А вы, тюлени ослоухие, что столпились? Живо жрать и спать. На рассвете выходим.
Солдаты быстро разошлись. Отпущенный Квазимодо, пошатываясь, двинулся к своим вещам, с трудом ориентируясь, где они, собственно, лежат. Глири ухватил парня за шиворот, прошептал в ухо:
– Будешь умничать – сверну шею как цыпленку. Понял?
– Понял. Оружие отдайте.
– На хер? У тебя эвфитон есть. – Сотник ухмыльнулся.
Квазимодо кивнул и поплелся к костру.
Морщась, вор вытянулся на плаще. С правой стороны ребра болели больше, да и правое ухо почти не слышало. Саднили плечи и шеи – с плетью Квазимодо в последний раз общался давненько, отвык. Сердце потихоньку успокаивалось – вор хорошо понимал, что мог бы сейчас брести по окраине болота и даже плаща, чтобы подстелить под задницу, не имел бы. Удачный день выдался: вместо отдыха – лазанье по скалам. Потом баран чуть не убил. Арбалет своими руками отдал, да еще денег приплатил. Кукри отобрали, ребра пересчитали. К болотным змеям чудом не попал. Хорошо еще в ночную стражу не назначили.
Рядом присел ныряльщик:
– Есть будешь? И я воды принес.
– Не надо.
– Баран мягкий. Попробуй…
– Да идите вы все, – пробормотал Квазимодо. Его мучило, казалось, давно и прочно забытое чувство – обида. Ну что ты как сопляк-мальчишка?
Квазимодо заставил себя сесть.
– Что там у тебя?
Фуа протянул кусок плохо пропеченной лепешки с ломтем жареного мяса.
Надо поесть. Вор вытащил из-за голенища нож покойного Филина. Последнее оружие у тебя осталось – да и то полное дерьмо. Квазимодо принялся крошить мясо и пробормотал словечко, которое давненько не употреблял:
– Спасибо.
Ныряльщик промолчал, и это было мудро.
В подъеме лодок Квазимодо не учувствовал, у него хватало своих забот. Глири выполнил свое обещание, и теперь Квазимодо волок эвфитон в одиночку. Оказалось не так уж трудно – сначала перенести станину и короба со стрелами, второй ходкой – лафет и «плечи». Остальные носильщики двигались еще медленнее – громоздкие части лодок застревали в расщелинах, цеплялись за кусты, и вообще конструкция разборных челнов не предполагала их транспортировки по столь неподходящей местности. К тому же обессиленные «желтки»-носильщики без посторонней помощи не могли преодолеть даже небольшое препятствие. Глири лютовал.
Обливаясь потом, вор забрался на очередной карниз, плюхнулся на землю и расстегнул ремни. Дальше склон становился пологим, недалеко уже и до древней площади. Квазимодо слегка отдышался и полез обратно – забирать остальные части орудия. Съезжать по камням вниз было еще неудобнее, чем подниматься. Скалы быстро добивали несчастные сапоги. Для успокоения вор старался думать не о том, как здорово будет вспороть брюхо господину сотнику, а о вещах отвлеченных – например, зачем все-таки построили ту площадь? Домов нет, жертвенников тоже. Ну и развлечения у предков местных орков были.
Навстречу ползла вереница измученных носильщиков. Ободранные, почти голые людишки, из-под остатков тряпья торчат ребра-трещетки. Внизу свистит плеть сотника, звучат хриплые ругательства.
Квазимодо быстренько подхватил станину и «плечи» и, обгоняя носильщиков, полез вверх. «Желтки» едва двигались. Запавшие щеки, тусклые глаза. И плотная вонь болезни. Нет, не жильцы. Жалости вор не испытывал. Вчера-то тебя самого тоже никто не жалел. Квазимодо забрался на знакомый карниз. Передохнуть удалось недолго – снизу приближался рык командира. Встречаться с сотником лишний раз Квазимодо не хотелось. Не время еще.
Парень глотнул водички и пошел дальше. Идти по относительно ровной поверхности казалось странно. Все тянуло опуститься на колени и начать цепляться за камни передними лапами.
На уступе сидела пара солдат с арбалетами – прикрывали движение отряда. Сотник действительно не доверял оркам. С одной стороны – правильно, конечно, с другой – при желании лучники горцев шутя перещелкают растянувшийся и измученный отряд. Временами дозорные замечали маячившие на соседних склонах фигуры горцев. Но орки казались одиночками – должно быть тоже дозорные. Понятно – за незваными гостями глаз да глаз нужен.
Обеда не было, Глири лишь приказал раздать остатки вчерашних лепешек. Отряд тащился уже по каменистому плато. Подъем дался нелегко – восемь носильщиков не выдержали, остались в каменистых щелях, и даже плеть Глири не могла пробудить в них чувство самосохранения. Возможно, сотник предпочел умертвить ослушников на месте, не давая несчастным шанса быть сожранными орками или отдохнуть и догнать отряд. Квазимодо такие подробности не интересовали – под конец дня он сам едва волочил ноги.