Страница 2 из 5
Закопченные участки стен, вырываемые из темноты пламенем, куча обглоданных костей, розово-белая вверху и все более чернеющая к основанию, застывшие лица детей, все же оживляемые проблесками мысли, – все это вдруг расплылось, размазалось в радужную пленку, растворилось в черной бездне космоса, и Солон вновь увидел эту планету такой, какой она впервые появилась на экранах, – сплошь залитая темной водой, блестевшая в лучах солнца, ждущая своего часа… Вновь рядом встали товарищи – сто мужчин и сто женщин, лучшие сыны и дочери Зегверы, впитавшие все знания и весь интеллект поколений, пра-пра-пра… этих тупоголовых.
Дерзкая и гордая идея вела их – превратить эту планету в гигантскую лабораторию, вывести на ней все возможные виды жизни и в процессе эволюции отбирать и переносить на новую родину только то, что будет служить человеку и для человека. Они не могли рассчитать в таких масштабах генетические возможности эволюции и шли методом проб и отбора. Как давно это было! Миллиард раз обошла планета-лаборатория вокруг своей звезды, а Солон отчетливо помнит, как опускались исследовательские зонды в первичный океан, как пробегали по экранам символы химических веществ и величины их концентраций. Для зарождения жизни здесь было почти все, не хватало лишь некоторых ферментов и аминокислот. Зато они были на корабле.
Корабль мчался над самой поверхностью, огибая планету по экватору, а за ним тянулся, расходясь веером, туманно-серебристый шлейф. Это в теплые мертвые воды падала органика – основа жизни. Виток за витком делал корабль, и вода под ним покрывалась тончайшей цепкой пленкой – начинались химические реакции.
А потом мощным ударом антиполя они заперли на несколько мгновений молнии в их тучах. Какая тишина нависла над планетой! Все замерло перед великим актом творения. И вдруг чудовищная молния, вобравшая в себя весь заряд атмосферы, охватила планету ветвистыми пальцами, будто хотела раздавить ее. И заветный экран в углу рубки вспыхнул торжествующим алым сиянием: на планете зародилась жизнь! А корабль взмыл вертикально вверх и растворился в координированном времени.
Это было величайшее достижение разума – координирование хода времени. Солон был еще мальчиком, когда ученые Зегверы открыли, что время не едино во Вселенной У каждой галактики, у каждой звезды, у каждой планеты время свое, и скорость его зависит от скорости небесного тела и от его массы, а ход времени – от прошлого к будущему – от направления разбегания галактик после Большого взрыва. Когда галактики остановятся в своем движении, встанет и время. Когда они двинутся назад, стягиваясь в точку Взрыва, время потечет вспять. И все процессы на звездах и планетах потекут в обратную сторону. Как образно сказал один из ученых Зегверы: "Тогда мертвецы начнут вставать из могил" [Эта фраза принадлежит английскому ученому Эллингтону]. Время – неиссякаемый источник энергии. за счет которой живут звезды [Гипотеза советского астрофизика Н.А.Козырева. (Примеч. авт.)]. А когда звезда, превратившись в коллапсар, схлопывается, проваливается сама в себя, время останавливает свой ход. Так же неподвижно оно в тех районах космоса, где нет никаких небесных тел. Все это и дало возможность людям координировать ход собственного корабельного времени. На планете-лаборатории сменялись геологические эпохи, на Зегвере – месяцы, а на корабле – считанные дни. И космонавты застали бы родных и друзей, вернувшись домой. Вернувшись… Они были уверены, что вернутся, ведь все рассчитано. Одержимые гордостью всемогущества, они забыли, что Вселенная не знает счета случайностям.
Шесть раз выходили они из координированного времени, направляя буйное развитие неисчислимого разнообразия жизни. Меняли экологическую среду, поддерживая одни виды, убирая другие, задерживая развитие третьих, оставляя их как курьезы для будущих заповедников. В седьмой раз пришлось остаться здесь навсегда.
– Безбородый, зачем ты сотворил тапи?
Солон вздрогнул и очнулся. Опять этот вопрос, таящий угрозу. Тапи-махайрод был кошмаром племени. Люди убивали медведей и оленей, тапи убивал людей. Позавчера опять погибли двое.
– Зачем ты сотворил тапи, Безбородый?
Кто это говорит? Ну конечно, Кор, сын Иора, шамана, рыжий, жестокий и коварный мальчишка, весь в отца. Из всех детей он один не знает недостатка в еде, безжалостно отбирая куски у более слабых. К тому же, как подозревал Солон, Иор тайком подкармливал его.
Он не стал отвечать. Несмотря на немощь, он еще не полностью утратил дар предвидения. Лучше промолчать, сбить их с толку. Их внимание не может долго задерживаться на одном предмете. Каждое новое явление вытесняет из их сознания все предыдущее.
– Мы боялись лишний раз спускаться сюда с неба, – снова заговорил Солон, теперь он тщательно подбирал наиболее понятные им слова. – Там, на небе, мы не старели, здесь начинали стареть. А нас ждали на той земле, где мы родились.
Зегвера… Прекрасная суровая планета. Черные пики гор, редкие леса, животные- каждое наперечет… Здесь они долго не могли привыкнуть к тому, что можно вот так запросто есть натуральное мясо, пахнущее кровью, и корни, вырытые из почвы. Там, на родине, люди не могли позволить себе такой роскоши и ели пищу, изготовленную в синтезаторах. Родная планета… Несчастная планета двойной звезды. Страшные гравитационные силы разорвали ее на куски. Погибли прекрасные города, погибло поколение, так и не успевшее обеспечить перелет своих детей на другую планету. Если бы не этот гигантский болид, внезапно вторгшийся в систему звезд Зегверы! Его масса явилась той песчинкой, что перетягивает чашу весов…
– Зачем, Безбородый, ты сотворил тапи?
Это уже не мальчишка. Это Иор, шаман, незаметно подошел сбоку и навис над ним, опираясь на узловатую дубину. Для чего ему дубина здесь, в пещере? Испугать или… Испугать. Солон может теперь заглядывать в будущее только на пять локтей передвижения солнечной тени, но за это время, он знает, смерть не угрожает ему. Иор нагнул голову, и плечи его вздыбились безобразным горбом.
– Ты боишься, Безбородый. Мы спрашиваем, а ты не отвечаешь. Но ты ответишь, когда придет солнце. Мы все тебя спросим. И зачем тапи, и зачем грибы, после которых умирают от боли в животе, и зачем ката, у которого нет ног, но который всегда догоняет и душит, обвивая кольцами. Иди на свое место, Безбородый, и держи при себе слова, которые никто не понимает, но которые лишают силы охотника, заставляя вспоминать то, чего не знаешь. Иди, старик, и, когда уйдет ночь, ты ответишь нам.
Он шаг за шагом теснил Солона в самый дальний от костра угол, где валялись две старые потертые шкуры. В крошечных глазках под выпирающими надбровными дугами сверкало непонятное торжество. Как разительно изменились потомки! Солон даже застонал от отчаяния. Его товарищи, совершеннейшая гармония пропорций, – и эта неуклюжая обезьяна… Будто существо с другой планеты. А может, так оно и есть? Другая планета… Может, в этом и таится страшная разгадка?
Солон сел на шкуры, прислонился к холодной, сырой стене пещеры. Мозг его заработал ясно и четко, каждой клеточкой, как когда-то. Он понял, что не увидит завтрашнего заката солнца, но это его не испугало. Он даже почувствовал облегчение. Все кончено, но все было не напрасно. Да, в этом, и только в этом, разгадка: другая планета…
Время мгновенно передает информацию через любые расстояния. Разлитое по Вселенной, оно как вода в сообщающихся сосудах: в одном конце надавишь – в другом тотчас отзывается. Поэтому они узнали о конце Зегверы в тот самый момент, когда планета начала разваливаться. С остановившимся сердцем принимали они на хроноскопах последний привет гибнущей родины. Эфеназия, любимый комментатор Зегверы, не вытирая слез, включала для них то экватор, то средние широты, то полюса. Она молчала – надо ли было комментировать то, что они видели: как рвется почва и в огромных трещинах исчезают здания, машины и люди, кричащие в смертельной тоске! Но вот изображение на экранах задрожало, размазалось, пропал звук, потом мелькнуло искаженное лицо Эфеназии, и все исчезло – Зегвера перестала существовать.