Ночные смены

В комнату шумно вошла высокая, сухопарая женщина. Это и была тетя Амалия. В одной ее руке был чайник, из рожка которого выбивалась струйка пара, в другой — дымилась папироса.

— Вечер добрый! Это вы и есть Алексей? Очень рада! Нинока, помоги, — обратилась она к вошедшей следом Нине.

Нина поставила перед Алексеем стакан в подстаканнике и положила на стол подставку для чайника.

— Благодарю, племяшка! — сказала тетя Амалия низким прокуренным голосом. — Ну, будем знакомы. — Она протянула Алексею крупную руку с набухшими голубыми жилками. — Нинока мне говорила о вас. — Тетя Амалия поглядывала на Алексея, наверное изучая его, и одновременно разливала в стакан и чашки чай. — Всегда ценю и буду ценить дружбу тех, кто любит искусство. Оно для них. Не так ли?

— Для всех! — охотно согласился Алексей.

— Правильно, для всех. Будет — для всех. Нинока, у нас, кажется, есть сгущенное молоко. Давай его сюда, мы попросим нашего друга Алексея распечатать банку. Наверное, промерзли? Сейчас согреемся. Обожаю чай с молоком!

Ловко срезав ножом крышку, Алексей не удержался, чтобы не слизнуть каплю молока, оставшуюся на большом пальце.

— Спасибо, Алексей! — поблагодарила тетя Амалия. — Смотрели фотографии? Между прочим, тут есть где-то и моя. — Она поворошила пальцами фотографии. — Вот Черный лебедь. Бог ты мой, когда это было!..

Алексей увидел гордый поворот головы, надменный, усмехающийся взгляд, резко очерченный нос. Отдаленное сходство между балериной на фотографии и тетей Амалией было. Только нос у нее теперь сильнее выступал вперед, а губы словно расплылись и обвисли.

— Да… — сказала тетя Амалия, — все в прошлом. Век балерины короток. Наша жизнь сфокусирована в небольшом отрезке: пятнадцать-двадцать лет. Для всех других людей — это лишь часть жизни. Правда, какая часть! Это же молодость. Каждый должен не распылить ее, а поработать так, чтобы было что вспомнить. Это — для всех. А нам нужно в этот отрезок работать с такой отдачей, чтобы не только вспоминать самим, но и оставить добрый след в душах людей. Не зря мы говорим, что жизнь, отданная искусству, отдана людям.

— Налить еще? — спросила Нина, взглянув на Алексея. — Между прочим, Алешенька тоже отдает труд людям.

— Без сомнения, — согласилась тетя Амалия. — Но он будет с успехом работать для людей и потом, когда ему перевалит за сорок. А вот мы…

— Милая тетушка, — возразила Нина, — ты ведь тоже работаешь для людей, и еще с какой пользой!

— Все — не то. Настоящая польза — от любимой работы, когда в ней — ты весь. Как вы считаете, Алексей?

— Хорошо, когда чувствуешь, что твоя работа нужна, — уточнил он. — У нас на заводе кто только не работает: и зубные техники, и учителя, и домохозяйки. Потому что понимают: так надо.

— Но в основном кадровые рабочие?

— Большинство, а есть и такие, которые станут кадровыми. А многие, наверное, уйдут, когда кончится война. Так и в армии. Разве сейчас воюют только кадровые военные? Тоже, как и на заводе, — зубные техники, учителя, инженеры…

— И кадровые рабочие, — дополнила тетя Амалия, — и крестьяне. Но я ведь рассуждала безотносительно к войне. В этом смысле и я считаю себя полезной театру. Искусство тоже воюет.

— Вот видишь! — улыбнулась Нина. — От тебя и после войны будет польза.

— Во всяком случае, не будет вреда. — Тетя Амалия подлила себе чаю и, держа в руке чайник, спросила: — Кому еще? К сожалению, Алексей, мы не можем вас угостить чем-нибудь существенным. От всего нашего пайка осталась вот эта банка. Зато в начале месяца у нас будет настоящий пир. Словом, мы приглашаем вас всегда, а в первые числа — особенно. Ну а теперь, коль все напились, я могу разложить большое гадание. — Она взяла в руки колоду карт и начала их перетасовывать. — Хотите, Алексей, я расскажу вам ваше прошлое, настоящее и будущее?

— Сейчас мы узнаем про тебя все! — подвигая стул ближе к тете Амалии, сказала Нина. — Держись, Алешенька!

Нина переставила чайник и чашки на окно, а тетя Амалия начала, не торопясь, выкладывать на стол карты. Алексей следил за ее руками, поглядывая на Нину и отмечая отсутствие внешнего сходства между ними.

— Ваше прошлое уходит в трудное, но радостное детство. Это, как вы понимаете, общие слова. И еще получается так, что вы нечто вроде сироты. Во всяком случае, по жизни идете одни, хотя у вас много друзей. — Тетя Амалия на короткое время умолкла. Руки ее быстро перебирали карты, выкладывая их в три линии. — Не думайте, что это рядовое шарлатанство. Этому гаданию я научилась еще в юности у одной старой цыганки. Она тоже была актрисой, причем ужасно суеверной. То, что вы один, — совсем неплохо. Я тоже всю жизнь прожила одна.

— Кстати, почему? Почему неплохо и почему одна? — полюбопытствовала Нина.

— Почему? Так сразу не ответишь. Не встретился в нужный момент тот единственный человек, которого я ждала. А идти на компромиссы?.. — Тетя Амалия разложила последние карты и задумалась. — Нет уж, если есть хотя бы одно сомнение, лучше избежать соблазна. Иначе всю жизнь будешь терзаться сознанием, что не с этим человеком суждено быть вместе. Я представляю себе, как это ужасно. Один маленький недостаток, на который поначалу, кажется, не стоит обращать внимания, с годами превратится в зримый изъян. Он повлечет за собой новые печальные открытия, и в конце концов ты поймешь невозможность существования с этим человеком. Уж лучше быть одному, чем постоянно сознавать свою ошибку, от которой никуда нельзя уйти. Вот так… А когда нужный момент прошел, я стала совсем другим человеком. Женщины к сорока годам успевают поумнеть, чего я не сказала бы о мужчинах. Они редко становятся серьезными и в пятьдесят. Само собой разумеется, я говорю не обо всех, и только в одном аспекте. Словом, жизнь прошла не за здорово живешь, но все равно лучше, чем в том варианте, о котором я говорила. Теперь скорее бы перемахнуть за пятьдесят, потому что от сорока до пятидесяти у женщин роковой возраст. Они, опять-таки женщины, устроены сложней, чем мужчины… Что вам сказать, Алексей? — Она зажгла спичку, подвинула Алексею коробку с папиросами. — Если переложить эту карту сюда, что не возбраняется, получится довольно сложное настоящее вашей жизни. А!.. — Тетя Амалия махнула рукой и неожиданно перемешала карты. — Не будем заниматься ерундой. Гадание не получилось. Одно скажу, Алексей: не торопитесь обзаводиться семьей и детьми. Все хорошо вовремя. Давайте лучше перекинемся в дурачка!

— Ну, тетушка! Почему ты все испортила? Алексею же интересно знать, о чем говорит гадание.

— Про себя он и сам все прекрасно знает.

— Но он не знает будущего!

— Милая Нинока, на будущее гадать вредно. Если человек поверит в предсказания, он невольно будет подстраивать под них свою жизнь. Пусть судьба складывается сама по себе. Ты играешь? — спросила она Нину. — Э, да я вижу, ты уже спишь! Устала, детка. Тут устанешь — с утра до ночи на ногах.

Уходить Алексею не хотелось. Он очень хорошо чувствовал себя с Ниной и тетей Амалией. Но было уже около полуночи. Алексей поднялся из-за стола и стал прощаться. Протягивая руку, тетя Амалия спросила, далеко ли ему идти.

— Всего три квартала.

— Но уже ночь. Может быть, заночуете у нас? Мы с Нинушей можем вполне устроиться на одной кровати, благо они широкие.

Алексей заметил чуть смущенный взгляд Нины. Ей тоже не хотелось расставаться с Алексеем, но и предложение тети ставило всех троих в неловкое положение.

— Давай я тебя провожу. До лестницы. Ты должен по-настоящему выспаться.

— Вообще-то конечно, — согласилась тетя Амалия. — До настоящего отдыха всем нам слишком далеко. Приходите, Алексей. Запросто, как домой.

Полутемный коридор был пуст, только в дальнем его конце, возле кадушки с искусственной пальмой, разговаривали высокий юноша с волнистыми длинными волосами и молоденькая горничная.

— Это тоже ваш актер? — спросил Алексей.

— Нет, это художник. Все зовут его Васей, несмотря на то, что ему уже под тридцать.