Наконец пришла любовь

Дункан оставался на месте, пока Маргарет не поравнялась с ним и не подняла голову, увидев его.

– О, – сказала она, тяжело дыша. – Есть событии, которые никогда не забываются. Если я попытаюсь встать, то наверняка не достану дна, да?

Они находились в глубокой части озера. Была еще и мелкая, где они купались днем с Тоби, на некотором расстоянии отсюда.

– Ты устала? – спросил он.

– Только запыхалась, – улыбнулась она, сверкнув зубами в наступившем сумраке. – Это от отсутствия практики. У меня такое ощущение, будто я вернулась в детство, Дункан.

– Попробуй перевернуться на спину, – предложил он.

Она последовала его совету, раскинув руки и ноги, откинув голову и закрыв глаза. Дункан поднырнул под нее, обхватил ее руками и поплыл на спине вместе с ней.

Маргарет открыла глаза и запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, улыбнулась и начала слегка болтать ногами, помогая себе плыть.

Солнце село, оставив тьму, лунный свет, плеск воды и запах влажной листвы.

Они плавали около часа, то вместе, то рядом. Или просто лежали на спине, глядя на звезды, вспоминая их названия и согласившись в конечном итоге, что у звезд нет настоящих названий, не считая тех, что им дали люди.

– Но то же самое относится к деревьям и цветам, – заметил Дункан.

– И к птицам с животными, – добавила Маргарет.

– И к людям, – сказал он. – Ни один из нас вообще не имеет имени, кроме того, что нам дали родители.

– И очень хорошо, – сказала она. – Иначе нам пришлось бы кричать: «Эй, ты!» – чтобы привлечь внимание друг друга. Представляю тысячи «эй, ты» во всем мире.

– Миллионы, – поправил он, – и на разных языках.

– Настоящее безумие, – сказала она, и они рассмеялись.

Казалось, прошли годы, с тех пор как он позволял себе болтать подобную чепуху и смеяться над ней.

Но ведь действительно прошли годы.

Наконец они вылезли из воды, вытерлись двумя полотенцами, а на третье сели. Маргарет повернулась к нему спиной, и он вытер ее волосы. Все это они проделали, не одеваясь.

– Я думала, что все эти радости остались в далеком прошлом, – сказала она, обхватив колени. – Плавать в озере, сидеть на берегу ночью, смеяться…

– Ты не смеялась с детства? – поинтересовался он.

– Смеялась, конечно, – возразила она. – Моя жизнь не была печальной – скорее наоборот. Но я давно не испытывала такой… Даже не знаю, как это назвать.

– Радости? – подсказал он.

– Беззаботности, – задумчиво ответила она. – Ну и радости, конечно, беззаботной радости, так, пожалуй, будет точнее.

Дункан отбросил полотенце и попытался расчесать пальцами ее волосы, распутывая узлы.

– Без расчески не получится, – сказала Маргарет, повернувшись к нему. – Не важно. Расчешу позже. – Она легла на полотенце и устремила взгляд на звезды.

Он лег рядом и взял ее руку, переплетя ее пальцы со своими.

Радость.

Да, жизнь еще может предложить ему радость. В самом неожиданном месте из всех возможных: в его собственном доме, с собственной женой.

Он приподнялся на локте и склонился над Маргарет. Она подняла руку, коснувшись пальцами его щеки.

– Я хочу заняться с тобой любовью, – сказал он.

– Что? – Ее глаза расширились. – Прямо здесь?

– Прямо здесь.

Маргарет сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Я тоже этого хочу, – сказала она. – Разве может быть более романтическое окружение, чем это?

Пусть даже твердая земля под ее спиной не идет ни в какое сравнение с периной на их постели.

Дункан приподнял ее и посадил на себя, так что она оседлала его бедра, вобрав внутрь его возбужденное естество.

– Мм, – произнесла Маргарет.

– Я не мог бы выразится лучше, – ухмыльнулся Дункан, когда она начала двигаться, приподнимаясь и опускаясь в медленном, почти ленивом ритме, приносившем им изысканное наслаждение, граничившее с болью, пока он не присоединился к этому эротическому танцу и быстро привел их к завершению, полному и безграничному, как…

Радость.

Они долго лежали, купаясь в этом чувстве, сцепив руки и переплетя пальцы. «Я люблю тебя», – вертелось на языке Дункана, но он не сказал этого вслух. Он и так нарушил правила ухаживания, занявшись с ней любовью, хотя ему следовало удовлетвориться поцелуями при луне, пока они не доберутся до своей постели.

Но возможно, это не имеет значения.

Возможно, судьбе нет до этого дела.

В любом случае ему следовало бы говорить не о любви, а признаться, что он был не до конца искренним с ней. Что он не совсем ей доверяет, что даже сейчас он боится… Чего?

Неужели можно любить и не доверять? Или может, все дело в том, что он на самом деле не любит ее? При этой мысли горло Дункана мучительно сжалось.

Они еще немного полежали, глядя на звезды и погружаясь в дрему, затем оделись, свернули полотенца и направились назад, взявшись за руки.

– Какой чудесный вечер, – сказала Маргарет.

– Великолепный, – откликнулся Дункан. Как и все вечера, которые они посвятили ухаживанию.

– Самый лучший, – поправила она. – Не подумай, что я пытаюсь оставить за собой последнее слово.

– В таком случае, – сказал он, – я оставлю его за собой. Это был самый лучший из великолепных вечеров.

Они рассмеялись и, обнявшись, двинулись к дому.

А завтра, подумал Дункан, будет еще лучше. Возможно, завтра он наконец расскажет ей всю историю. Даже странно, насколько правдиво это старинное изречение – о кочке, которая может превратиться в гору, дай ей волю. Не считая того, что история, которую ему придется рассказать ей, не имеет ничего общего с кочкой.

Он склонил голову и запечатлел на ее губах поцелуй, который она пылко вернула.

Парк с южной стороны дома был достаточно велик, чтобы бродить по нему, не выходя на открытое пространство, не считая главной аллеи.

Настоящий рай для ребенка.

На следующий день после купания в озере они крались между деревьями, изображая вместе с Тоби путешественников в джунглях, прятавшихся от свирепых хищников и не менее свирепых туземцев с копьями.

Часть сознания Маргарет была поглощена идеей, которая пришла ей в голову несколько дней назад и которой она поделилась с Дунканом в тот же вечер: создать в парке живописную тропу для прогулок. Разумеется, все нужно сделать так, чтобы подчеркнуть красоту естественного окружения, а не испортить его чрезмерной искусственностью. Это стало бы ее вкладом в обустройство поместья, как цветник, служивший памятью о бабушке Дункана.

Другая часть ее сознания была занята Тоби, чья энергия и воображение казались безграничными, и Дунканом. В нем трудно было узнать угрюмого незнакомца, с которым она столкнулась на балу не так уж давно. Теперь он казался бодрым, беззаботным и довольным жизнью.

О, она тоже была довольна жизнью. Более того, она была счастлива. Она любила и позволяла любить себя. Ничего не было сказано, но в словах не было необходимости. Или была? Возможно, нежелание произнести эти слова вслух означало, что они все еще не до конца доверяют друг другу.

Возможно, скоро она скажет их, уверенная в том, что и он вернет их ей.

Скоро.

Возможно, сегодня вечером.

Тем временем Тоби, визжа от восторженного ужаса, вскарабкался на дерево, спасаясь от разъяренного льва, которого изображал Дункан, рыча и скрючив пальцы наподобие когтей.

– Тетя Мэг, ты будешь дружественной туземкой! – крикнул он, на ходу придумывая сюжет пьесы, которую они разыгрывали. – Ты придешь мне на выручку с копьем и прогонишь льва. Только не надо его убивать. Ведь он добывает пищу для своих львят, пока их охраняет львица. Он не злой, просто он такой.

Он снова взвизгнул, когда Дункан сделал вид, что хочет схватить его. Глядя на его раскрасневшееся лицо, Маргарет в который раз попыталась заметить в нем сходство с Дунканом. Иногда ей казалось, что она видит его, когда мальчик поворачивал голову под определенным углом или когда его лицо принимало определенное выражение. Но оно исчезало, прежде чем она успевала уловить его, и он снова становился хрупким белокурым малышом с сердцем воина и совестливостью своего отца.