Страница 136 из 139
Он спокойно сделал паузу.
— Твою маму тоже убил я, — на его лице появилось обиженное выражение. Я видела, как опустились уголки его рта. — Она все время увивалась вокруг Джона. С ее стороны было отвратительно делать такие вещи. И она сговаривалась с Джоном против меня. Раньше я считал ее прекрасной, самой совершенной леди на свете. Она для меня была все равно что ангел. Но оказалось, что она такая же шлюха, как все вы. Как и ты. Стоило только отцу вернуться домой, она стала бегать за ним, как сучка во время течки. Она совершенно забыла обо мне. И когда он задумал лишить меня наследства, то она согласилась с ним. И они оба решили расстроить нашу свадьбу. — Он немного помолчал, и, когда заговорил снова, его слова звучали рассудительно и взвешенно. — С их стороны это было чертовски плохо. Ты ничего не понимаешь в делах, Джулия, потому что ты всего лишь женщина, но тетушка-мама не должна была так поступать. Я даже удивлен, что такая мысль пришла ей в голову. — Ричард говорил медленно, с каким-то горестным почтением. — Не считая этого, она была исключительная женщина.
Я лежала как камень. Только мое сердце билось как оглашенное, и я знала, что в любую минуту этот звук может напомнить Ричарду о том, что в его власти сейчас находится другая забывшая себя женщина.
— Боюсь, что ей было больно, — заговорил он снова. — Джема я застрелил сразу, как ты понимаешь. Затем из другого пистолета я выстрелил через окошко в Джона. Он как раз хотел открыть дверь и броситься на меня. Довольно храбро с его стороны, ничего не скажешь. Он, видимо, пытался защитить тетушку-маму. Выстрел бросил его обратно в карету, прямо к ней на колени. Она закричала. Думаю, что кровь напугала ее. Но она не сделала ничего. — Он на мгновение задумался. — Хотя, с другой стороны, что она могла сделать. Я перезарядил пистолеты, но это не заняло много времени. Потом я подождал.
Его рука по-прежнему зажимала мне рот, но, если бы даже не это, я все равно не смогла бы пошевельнуться. Я лежала, окаменев от ужаса и мрачного очарования этой истории.
— Я подождал. Затем слез с лошади и открыл дверцу кареты. Лошади спокойно стояли на обочине дороги и щипали траву, хотя прозвучало два выстрела. Довольно забавно. Свою лошадь я пустил к ним. Ну, они всегда паслись вместе. Я и разрешил им попастись еще раз, хотя все это было смешно: пасущиеся лошади, мертвый Джем на козлах, мертвый Джон в карете, и твоя мама, замершая там же в молчании.
Мне захотелось узнать, что она делает. Только это, ничего больше. Правда, — добавил он убедительно. — Я осторожно открыл дверцу кареты. Джон лежал внутри, и там все было залито кровью, весь пол и даже ее платье. Меня это ужасно рассердило, что она запачкала свое красивое платье его кровью. Знаешь, Джулия, я ужасно разозлился, что она сидит так, держа его голову на коленях, когда я в таком затруднении из-за всех этих трудностей с тобой, ребенком, свадьбой и самое главное — Вайдекром. — Ричард опять замолчал, на его лице блуждала улыбка.
— Она узнала меня сразу. — В его голосе слышалось удовлетворение. — Едва я открыл дверцу кареты, она воскликнула: «О, Ричард! Что ты наделал». А я ей ответил… — улыбка Ричарда превратилась в восторженную, будто он подходил в своем рассказе к самому смешному эпизоду. — Я сказал: «Я убил вас всех, тетушка-мама!» И затем я выстрелил. Я застрелил ее прямо в лицо.
И Ричард громко рассмеялся счастливым смехом избалованного дитя, но внезапно, оборвав его, уставился на меня подозрительным взглядом.
— Ты не смеешься, Джулия! Тебе что, не кажется это забавным? — Он убрал руку с моего рта, и наконец я смогла заговорить. Но мои губы едва шевелились.
— Нет, Ричард. Мне не кажется это смешным.
— Но это действительно смешно, — нетерпеливо возразил он.
И тут внезапно я поняла, что я должна делать. Эта мысль пронзила меня, подобно лезвию ножа.
И я направилась к своей смерти.
— Я не верю тебе, — вкрадчиво заговорила я. — Не думаю, что ты способен на это. Мне кажется, что ты никогда бы не осмелился на такой поступок.
— Нет! Это сделал я сам! — голос Ричарда звучал как у обиженного ребенка.
— Не верю. Это, наверное, был не ты. Ты любишь все делать втайне. Я ведь знаю тебя, Ричард. Я согласна, что это ты задушил Клари. В темном лесу ты мог отважиться на это. Ты мог сломать лапки ястребу. Ты вполне мог в тишине темной конюшни перерезать сухожилия своей лошади. Но ты никогда бы не осмелился остановить карету и застрелить троих человек при свете дня. Ты ведь трус, Ричард. И это всем известно.
Я сознательно доводила его до сумасшествия. Я видела, как его глаза темнеют от гнева и становятся яркими, как сапфиры.
— Это сделал я! — выкрикнул он.
— Докажи это, — искушающе сказала я. — Сожми мне шею и задуши меня. Ты трус, Ричард, и никогда не решишься сделать это.
Он обхватил мою шею, но его пальцы дрожали и хватка была слабой.
— Ты не избранное дитя. И никогда им не был. Все любили меня и маму. А ты был для всех только на втором месте.
— Нет! — опять выкрикнул он.
— Да, — ласково продолжала я. — Как ты думаешь, что лорд Хаверинг думал о тебе, когда ты боялся подойти к лошади? И что думали о тебе в Экре, когда ты не смел даже взглянуть на деревенских ребятишек? И что думал о тебе Ральф? Или дядя Джон? Они презирали тебя. Клари и я, мы тоже презирали тебя! Ты убил Клари, но ты не посмеешь убить меня.
Это подействовало. Его руки сжались в конвульсивной хватке злобы, и я, закрыв глаза, успела помолиться Богу, чтобы это было быстро и не очень больно и чтобы все поняли, что это сделал Ричард, и повесили его за это.
И чтобы земля навсегда освободилась от нас, Лейси.
— Трус, — прохрипела я. — Докажи мне, что ты не трус.
Тут мое тело пронзила боль, ужасная боль именно в том месте, где я носила ребенка. Мое тело содрогнулось, и все было кончено. И я потеряла шанс умереть.
Проклятое отродье Ричарда начало свой путь к жизни. Моя маленькая девочка готова была появиться на свет.
Ричард, тяжело лежа на моем животе, почувствовал эту судорогу и ослабил хватку.
Я продолжала молчать, давая ему возможность довершить начатое. Я думала, что у меня хватит воли на это. Я знала, что ее должно хватить. Но он освободил мою шею и испуганным шепотом спросил:
— Что это? Джулия, это ребенок?
И я, как дура, кивнула и сказала: «Да».
Ричард моментально скатился с моей постели, и я криво усмехнулась про себя его испуганному виду. Словно любящий муж, наблюдающий за родами любимой супруги. Но затем мои мысли исчезли, осталась только всеподавляющая боль моего тела. Я не видела и не думала ни о чем, кроме того, что мой ребенок начал свое движение в мир. Затем меня охватило странное чувство облегчения, и простыни подо мной стали влажными и окрасились чем-то похожим на кровь, но гораздо более жидким. По цвету это напоминало вино.
— Фу, — с отвращением произнес Ричард, и его лицо исказилось.
— Одевайся, — свистящим шепотом велела я, едва превозмогая боль. — И пошли за акушеркой.
— Я пришлю к тебе Дженни, — на ходу проговорил Ричард, направляясь к двери. Спеша обеспечить мне помощь и спеша поскорее отсюда убраться.
— Не надо, — проговорила я с расчетливой, обдуманной хитростью.
Я знала, что мне надо делать. Думаю, что я знала это еще с того самого дня в Экре, когда пообещала им, что не дам нового сквайра для нашей несчастной земли.
Во Франции убили короля и тем прекратили королевскую династию.
Я намеревалась сделать то же самое.
Я не смогла предотвратить рождение ребенка.
Затем волнами стала накатываться боль. Вошедшая Дженни нашла меня скорчившейся на полу, словно нищий на пороге пивной. Она подняла меня, чтобы переложить на постель, но, увидев грязные простыни, усадила меня у окна и стала перестилать белье. Я сидела, глядя на серебристый в лунном свете лес, где будто бы в такт моей боли раздавалось глухое уханье совы.
В комнате позади меня меж тем усиливалась суматоха, до меня доносилось звяканье медного кувшина, в который наливали горячую воду, шорох перестилаемых простыней, но мне не хотелось оглядываться. В дверях возник Страйд, он принес корзину, полную дров, чтобы можно было топить камин всю ночь. Я по-прежнему чувствовала себя одинокой, на каком-то острове боли, которая становилась такой сильной, что мне казалось, будто неизвестный хищник пожирает мои внутренности.