Тайна Владигора

В сторону других смертников, упражняющихся на ристалище, Бродяга поглядывал с интересом лишь первое время, затем его внимание к ним иссякло. Когда же Дорк спросил, почему он не присматривается к чужим уловкам и бойцовским навыкам, ответил словами самого Дорка, хотя и с другим, несколько загадочным смыслом: «В их жилах течет мертвая вода…»

Лысый Дорк не стал спорить, поскольку накануне сам расписывал синегорцу «уловки и навыки» большинства смертников отнюдь не в радужном свете. Рассказал, например, что Хряк известен своими коварными ударами под ребра, а добивает по-волчьи — вырывая кадык зубами; Дурында обожает выдавливать глаза, а потом громко хохочет, наблюдая за тем, как ревет и ползает по ристалищу обреченный противник; Угорь, ежели его сшибают на спину, хорошо отбивается ногами и норовит вмазать в промежность… Н-да, трудновато себе представить, что синегорец надумает перенять у них подобные приемы рукопашного боя.

Впрочем, пока Дорк не представлял и другого: как мог Бродяга промышять разбоем? Это обвинение не вязалось ни с его обликом, ни с характером. Дорк на своем веку насмотрелся на грабителей и убийц — Бродяга в сей ряд никак не вписывался. Синегорец, конечно, великолепно владел оружием, однако Дорк нутром чуял, что его удивительные способности этим отнюдь не исчерпываются. И вскоре ему представился случай убедиться в справедливости своих догадок.

В тот день моросил мелкий, холодный дождь, трава на ристалище была скользкой, и опытному Дорку, разумеется, следовало бы это учесть. Но и на старуху бывает проруха. Уже в сумерках, пытаясь повторить один из приемов Бродяги — прыжок с переворотом и ударом пяткой, Лысый Дорк поскользнулся на мокрой траве, неловко выставил руку, чтобы смягчить падение, — и взвыл от нестерпимой боли.

Рука оказалась сломанной в двух местах, она буквально на глазах распухла и посинела.

Подбежавший надсмотрщик не на шутку разозлился.

— Ты, Лысый, нарочно руку повредил! Испугался настоящего боя, вот и подстроил себе увечье!.. Сегодня же хозяину обо всем доложу!

— Докладывай, Хряк, докладывай. — сдерживая стон, процедил Дорк сквозь зубы. — Виркус меня хорошо знает, он никогда не поверит, что Лысый от страха в штаны наложил.

— А для чего же ты здесь выкобенивался, козлом прыгал и ножками дрыгал? — не унимался надсмотрщик. — Всякому ясно, что хотел покалечиться. Надеешься, видать, что к Большому Хатунгу рука не заживет и тебе дозволят не выходить на ристалище!

— Дурила ты, Хряк, — негромко буркнул Дорк.

Однако надсмотрщик расслышал его слова и схватился было за кнут, чтобы проучить наглеца, но, встретившись взглядом с Бродягой, отказался от своего намерения. Злобно сплюнув, он приказал узникам отправляться в пещеру.

В клетке, осторожно улегшись на солому, Дорк поморщился от боли и сокрушенно вздохнул:

— Плохи наши дела, Бродяга. Не оправлюсь я, похоже, к Большому Хатунгу. А какой из меня боец с одной-то рукой? Только обузой тебе буду.

— Что такое Большой Хатунг? — спросил синегорец.

— Главный здешний праздник в честь океанского бога Хатунга. Со всего побережья народ съезжается в Тумаш, чтобы принести земные дары Хатунгу — кто чем богат. Он все примет, поскольку под водой у него, как известно, нет ни зверей лесных, ни птиц небесных, ни злаков, ни скотины домашней. Говорят, ежели Хатунга как следует задобрить, целый год можно по океану безбоязненно плавать. Зачем ему на купеческие товары зариться и ладьи топить, коли всего уже получил вдосталь? На всякий случай два-три раза в год устраивают еще Малые Хатунги, чтобы его меньших братьев ублажить. Ну а как в Тумаше праздник, так Виркус богатых гостей сюда привозит — поглядеть на бои смертников.

— Ты считаешь, Виркус поверит этом Хряку и решит, что ты нарочно руку сломал?

— Поверит не поверит, а биться все равно заставит.

Бродяга присел рядом с Дорком, внимательно осмотрел вспухшую руку и вдруг сказал:

— Кажется, я могу ее вылечить.

— Ты? — удивился Дорк. — Разве ты знахарь?

— Вряд ли. Да только чувствую, что…

Недоговорив, он легонько коснулся пальцами сломанного предплечья, и Дорк ощутил слабое покалывание в мышцах. Затем покалывание сменилось жжением, но не болезненным, а даже немного приятным.

— Как ты это делаешь? — спросил Дорк.

Бродяга не ответил. Его глаза были закрыты. На виске, выдавая сильное внутреннее напряжение, пульсировала голубая жилка. Дорку почему-то стало не по себе. Он хотел уже отказаться от загадочной помощи синегорца, однако в этот момент почувствовал, что его охватывает неодолимая сонливость. В ушах мелодично зазвенели далекие колокольчики, веки отяжелели и сомкнулись, сознание окутала мягкая мгла — и Дорк уснул.

Очнувшись на рассвете, он не мог поверить своим глазам: сломанная кость срослась, опухоль исчезла. Синегорец, впрочем, был поражен не меньше Дорка.

— Честное слово, брат, не знаю, как это получилось. У меня в голове будто картинка возникла, весь твой перелом в подробностях, и я вдруг решил, что могу приказать костям занять прежнее положение и… В общем, ничего не понимаю.

— Я думал, такое только в сказках бывает, — сказал Дорк, совершенно безболезненно сгибая и разгибая руку, сжимая пальцы в кулак, с удовольствием напрягая мышцы. — Или, может, тебе известен секрет живой воды, а?

— Впервые слышу, — ответил Бродяга. — Какая еще живая вода?

— Говорят, где-то посреди океана стоит остров, а на этом острове есть волшебный источник живой воды. Ежели ее испить — любая хворь пропадет, даже ведьмин сглаз и колдовские чары исчезнут… Когда ты давеча мою руку стал ощупывать, я почему-то вдруг об этой живой воде вспомнил. И ведь не напрасно вспомнил: рука, глянь, как новенькая!

— Источник на острове — это быль или сказка? — неожиданно заинтересовался Бродяга.

— Сам на том острове не был и той водички не пил, но купец, который мне рассказал о волшебном источнике, родной матерью клялся, что ни словечка не выдумал. Дескать, ураган разбил его ладью о скалы как раз возле острова, он был сильно искалечен и уже умирал, когда на берег вышла чернокожая дикарка.

— Чернокожая?

— Да, как головешка, — подтвердил Дорк. — Она дала ему напиться, и через день купец был совершенно здоров. От дикарки он узнал о волшебном источнике, а еще о том, что должен немедленно покинуть остров, поскольку чернокожие соплеменники его спасительницы убивают всякого, кто ступит на тамошний берег. Она дала ему лодку, съестные припасы, и ночью купец вновь уплыл в океан. Через несколько дней его, совсем обессиленного, подобрала венедская ладья… Вот такой счастливчик — трижды от смерти ушел!

…Лысый Дорк не предполагал, что мимоходом рассказанная им история — то ли быль, то ли небылица — надолго завладеет мыслями Бродяги, а ее продолжение тесно переплетется с их судьбами.

5. Талисман удачи

К Большому Хатунгу в Упсале готовились загодя и основательно. Жизнь побережья во многом зависела от благосклонности бога Хатунга. Дозволит он рыбакам забрасывать сети, охотникам — бить тюленя и нерпу, а купцам — плавать в дальние страны, все будут сыты и счастливы. А разбуянится, обиженный на людей, пошлет гулять по океану ураганы и штормы — жди голода и прочих бед. Поэтому и богатые, и бедные, и знать, и простолюдины, чествуя Большого Хатунга, не жалели даров. Не задобришь в день радости — не спасешься в несчастливый день.

В город-крепость Тумаш съезжались со всех концов побережья. Понурые лошадки с трудом тащили тяжелогруженые возы; рыбачьи шнеки, заваленные всяческим товаром, едва не зачерпывали бортами соленую океанскую воду; купеческим ладьям и драккарам было тесно в просторной Тумашской бухте.

Конечно, лишь малая толика этих товаров предназначалась в дар обидчивому богу, большая их часть пойдет на продажу и на обмен. Богу богово, а свою выгоду тоже забывать не следует. В общем, никто внакладе не останется — ни бог, ни купец, ни даже чернь подзаборная. Каждый получит то, что судьбой предначертано…