Меч Владигора

Колдовская сеть была разодрана в клочья — и орда обратилась в бегство. И Великий Господин бежал, как побитая собака! Бежал столь поспешно, что забыл о своем наипреданнейшем слуге!..

До последнего момента Климога надеялся, что всемогущий Триглав протянет к нему драконью лапу и позволит укрыться в ней, унесет в свое далекое царство, как унес однажды Черного колдуна Ареса из мятежного Синегорья. Увы, надежда Климоги умерла в тот миг, когда лиловый след драконьего хвоста растаял в предзакатном небе…

Теперь спасение он видел только в одном: спрятаться в Таврах, исчезнуть, затаиться в схороне, о котором знают лишь Засоха и дюжина самых верных разбойников.

Куда-то в ту сторону, за высокие горы, улетел Господин. Может, решит вернуться и взять с собою Климогу?

Наконец, именно там, в схороне, сейчас заперты пленники, столь близкие сердцу молодого Синегорского князя. Если Владигор все же выйдет на след Климоги, девку и гусляра можно будет использовать для торгов с ним: две жизни за одну — разве откажется?

В том, что Владигор кинется в погоню, Климога не сомневался. Значит, главное — выиграть время и сбить синегорца со следа. К счастью, предательское солнце уже скрылось за горизонтом, а отыскать в ночной степи одинокого всадника вряд ли по силам даже выкормышу чародея.

Поэтому Климога, пересилив страх, предпочел остаться один.

Сопровождавшим его Засохе и остаткам разбойной ватаги (после боя с изменниками Абдархора и дикими берендами в живых осталось менее полусотни) он, не вдаваясь в разъяснения, приказал поворачивать на запад. Местом будущей встречи Климога назвал становище авхатов неподалеку от ладанейской границы.

Засоха, кажется, прекрасно понял все, что задумал Климога, но спорить не стал. Каждый спасается, как умеет… Не удостоив своих верных соратников ни единым словом благодарности, Климога Кровавый, злобно настегивая коня плеткой, умчался в ночую мглу.

Многого не знал Кровавый. Не знал, что Владигору уже известно о тайном схороне в горной долине и его пленнице. Не знал, что златогривый конь синегорца способен доставить своего хозяина в эту долину гораздо быстрее, чем самые лучшие авхатские скакуны. Ну и, разумеется, никак не мог предположить, что Владигор уже давно опередил его, той же ночью пролетев и мимо осторожных разбойничьих костров, и мимо одинокого путника, нещадно хлеставшего своего коня в стороне от караванных путей…

Синегорский князь не замечал ничего вокруг, ибо, одержимый лишь единственным желанием — спасти Ольгу, гнал взмыленного Лиходея к заветной цели со страстью, равной безумию.

Его одержимость и спасла Климогу в ту ночь от немедленной смерти. Впрочем, этого Климога тоже не знал.

…Лиходей домчал Владигора к уже знакомому князю ущелью на рассвете, преодолев за ночь трехдневное расстояние. Князя бил нервный озноб, в глазах туманилось, мысли скользили, как речные уклейки на мелководье…

Неожиданно его взгляд остановился на мертвом воине, лежащем возле горной тропы. Птицы-падальщицы успели изрядно исклевать окровавленное лицо, из которого знакомой рукоятью торчал охотничий нож.

Подарок ворожеи Дироньи упрямо возвращался к своему владельцу! Выхватив нож из мертвой глазницы, Владигор направил златогривого вверх по горной тропе. Степные грифы, словно того и дожидаясь, с громким клекотом скользнули вниз.

Пожалуй, именно это их бесстрастно-естественное стремление к трупному мясу заставило Владигора взять себя в руки. Ему вдруг показалось, что в своей жажде расправиться с Климогой он мало чем отличается от питающихся падалью степных грифов.

Но полностью он пришел в себя, только поднявшись на знакомое горное плато, поросшее ярко-зеленой травой. Все здесь было насыщено противоречиями, которые лишь теперь бросились ему в глаза. Жизнь и смерть, время и безвременье сошлись воедино.

Перед ним лежал мертвый Ключ-Камень — разбитый на множество мелких осколков, ничем не напоминающих прежний гранитный утес-великан. Но сломанный розовый куст, одолевая смертную остудь, протягивал к солнцу еще живые — нежные и колючие — зеленые стебельки.

Сойдя с коня, Владигор наклонился над помятым кустом и осторожно погладил его сникшие цветы. Очень хотелось верить: несмотря ни на что, куст выживет. Очень хотелось…

И в этот миг разбойничья стрела, железный наконечник которой был густо смазан змеиным ядом, вонзилась в спину Владигора.

Верные слуги Кровавого не знали, кто объявился возле схорона. Да если б и знали, вряд ли поступили бы иначе.

Отравленная стрела в незнакомую спину — верное средство в любой ситуации. Одного не учли: сила Владигора была превыше мгновенно действующего яда гюрзы, а железный наконечник, хотя и пробил кольчугу, не достиг синегорского сердца.

Ответ Владигора был быстрым и безжалостным. Еще даже до конца не обернувшись, он метнул нож — и лучник свалился замертво. Второй не успел натянуть тетиву — копыто верного Лиходея размозжило глупую голову.

Десяток хорошо вооруженных бойцов, выскочив из тайного лаза, устроенного под гранитным великаном (тем самым, который несколькими днями раньше привлек внимание князя лишь золотистыми блестками на макушке), бросились на синегорца.

Скорее всего они так и не поняли, с кем свела их судьба. Меч Владигора вспыхнул голубой молнией — и горячая кровь потоком хлынула на зеленые травы.

Владигор, покачиваясь от внезапной слабости, шагнул к разбойничьему схорону. И, теряя сознание, увидел выбежавшую ему навстречу скоморошку.

— Жива, — прошептал синегорец.

Плача и смеясь одновременно, Ольга выкрикнула ему что-то в ответ, но Владигор уже не слышал ее слов.

…Он возвращался к жизни медленно и трудно. В те краткие мгновения, когда сознание немного прояснялось, он видел над собой прекрасное лицо молодой женщины, ее заплаканные глаза, в которых светились любовь и надежда. И тогда понимал: нужно бороться, нужно во что бы то ни стало разорвать ледяные объятия смерти.

Он ощущал себя то неумелым пловцом, которого речной водоворот тянет на дно, то неосторожным путником, угодившим в болотную трясину, то карликом-рудокопом, заблудившимся в подземелье. Но всякий раз находил в себе новые силы — и прорывался к свету.

Смерть отступала.

Владигору вдруг нестерпимо захотелось пить, он шевельнул губами и тут же почувствовал, как течет по ним прохладная живительная влага. Он сделал несколько жадных глотков и открыл глаза.

— Теперь все будет хорошо, — сказала Ольга.

— Да… Будет…

Губы почти не слушались, но все-таки он смог прошептать:

— Мы победили…

Его веки снова сомкнулись, и Владигор погрузился в сон, уже понимая, что это — не мрак забвения.

Окончательно Владигор пришел в себя на рассвете. Он был еще очень слаб, однако его разум — не в пример обессиленному телу — воспринимал окружающий мир четко и ясно.

С трудом приподняв голову, Владигор огляделся. Он лежал возле гранитного валуна на мягком травяном ложе, укрытый двумя меховыми плащами. Рядом дотлевали угли костра. Край солнечного диска чуть виднелся из-за горных вершин на востоке. В общем-то, время далеко не рассветное, подумал Владигор, просто сюда, в зажатую между скал долину, утро приходит позднее. Знать бы еще, сколько раз уже поднималось над Таврами солнце, пока он боролся со смертью? Однако спросить было не у кого.

Свежая полотняная повязка, туго обтягивающая спину и грудь, фляга с водой у изголовья, а возле кострища — медный котелок с пахучим отваром. Все говорило о том, что за раненым ухаживают заботливо и неусыпно. Но где сейчас его спасительница, где Ольга? Лиходея тоже не видно и не слышно, хотя его седло — вот, лежит на земле…

Внезапно Владигор ощутил приближение опасности. Чистый воздух долины будто омертвел и схватил за горло холодными трупными пальцами. Преодолевая мучительную слабость, Владигор попытался встать, однако тело упрямо отказывалось подчиняться.