Страница 16 из 18
И все-таки это Европа. Не самый центр Европы, не те места, где бьется ее сердце. Но это периферия не какой-нибудь, а европейской цивилизации.
Главное — это все же христианская страна. Московиты верят в бессмертие души. Не в «вечные перерождения по законам кармы», не в «атмана, соединяющегося с брахманом», и не в бессмертие «Ка, отправляющегося на поля Налу и Ба, вечно остающегося в гробнице фараона». Они верят, что человек обладает сознанием и отличается от других животных потому, что обладает душой. Что душа человека — невидимая субстанция, лишенная пола и иных страстей тела, приходит из иного, идеального мира. Что человек — двойственное создание, обладающее и телом, и душой, и что душа уйдет к Богу после смерти тела; как и все христиане, они верят, что настанет Страшный суд, когда каждому будет высказано все, чего он заслужил за время жизни на Земле. Каждому! И царю, и боярину Морозову, и последнему московскому холопу.
И потому для московитов индивидуальный человек хотя бы в одном каком-то смысле больше любых общин, корпораций и даже самых могучих государств, ведь они пройдут, эти общины, корпорации и государства, и настанет время, когда их не будет. А человек живет вечно, и его душа переживет любые общины, корпорации и государства.
Как бы ни был унижен отдельный холоп, бобыль, «подсуседник», как бы ни был согнут в покорности рядовой житель Московии, обязанный простираться ниц не только перед царем, но вообще перед всяким из высших… Но его душа ничем не отличается от боярской и царской, и еще неизвестно, кому на Страшном суде придется солоней — ведь кому много дано, с того много и спросится.
— Ты почто заморил холодом и голодом боярыню Феодосию Морозову? Ты с чего вообразил вдруг, что Мне угоднее креститься тремя перстами, чем двумя?! Ты человека мученически мучил и в конце концов убил, а из-за чего? Кто тебе позволил приписывать Мне то, чего я отродясь не говорил?! — может быть, именно так спросит Господь у грозного, могучего царя Алексея Михайловича, почти что обожествленного владыки Московии.
И задрожит могучий царь, не в силах дать ответ Тому, кто наделил его душой, а вместе с нею — разумом, совестью, способностью понимать справедливость и правду.
Очень может быть, как раз рядовому стрельцу, стоявшему возле ямы, где умирала Феодосия Морозова, кивнет Господь Бог, дающий каждому справедливое, окончательное (и потому ох какое страшное!) воздаяние за все, содеянное в жизни.
— Ты Феодосии, умиравшей за веру ко Мне, принес хлеба, а когда тебя наказали за этот хлеб, ты не посмел принести еще, но ты постирал ей рубаху, чтобы она могла в чистом прийти ко Мне… За свое милосердие ты потерпел в том мире, когда тело твое было живо, но за это тебе будет благо в Моем Царстве, милосердный человек.
Московит вполне мог рассуждать и другим способом, мог представлять и совсем другие картины Страшного суда: например, полное оправдание царя и осуждение солдата, пожалевшего «еретичку». Но в то, что душа у всех одинакова, верил! И в суд над всеми: и над солдатом, и над царем, и над боярыней — тоже верил.
Пока была жива эта вера (а она не умирает до сих пор), Московия — европейская страна, а русские — европейский народ, живут ли они в Московии или в других государствах.
А кроме того, в Московии было еще много черт, типичных не для Азии, а для Европы. Например, в Московии вовсе не ВСЕ люди обязаны были служить государству и отличались друг от друга только тяглом или службой. Так было задумано Московское государство, и так, или почти так осуществилось оно в XIV–XV веках. Таким хотел его видеть и Иван III, и его внук — Иван Грозный с его жуткой бандой опричников. Но к XVII веку в Московии существовало множество групп населения, которые различались не только своей службой или тяглом, то есть отношениями к государству, но и своими правами. В Московии живут НЕСЛУЖИЛЫЕ и НЕТЯГЛЫЕ люди, и число их все время растет!
В Московии не было горожан — лично свободных граждан городских коллективов. Не было правила, по которому «городской воздух делает человека свободным». Не было городских богачей, презрительно посматривающих на бедных и несвободных дворян и крестьян. Все это отличает Московию от Европы, и в том числе от Западной Руси, вошедшей в состав Речи Посполитой.
Но в Московии жители городов считались более уважаемыми людьми, чем жители сел и деревень, а богатые купцы — значительнее крестьян. Для европейца (в том числе современного русского) это так очевидно, что он может махнуть рукой — так же было всегда и везде! Но это серьезная ошибка. Так было не всегда и не везде. Не надо выдавать собственные представления за свойства всего рода человеческого.
Дело в том, что во всех восточных обществах вслед за служилыми идут именно крестьяне! Крестьянский труд считается наиболее благородным и почетным. В этом китайские книжники-шэньши, презирающие военных и само оружие, совершенно согласны с профессиональными воинами-раджпутами из Северной Индии. Так думали жрецы индейского народа ацтеков и знать Вавилонии, аристократы с острова Ява и тибетские «живые Будды» — гэгэны.
Обществом руководили вовсе не крестьяне, это вполне очевидно. Но как бы ни был устроен правящий слой в обществе, выделился ли он из воинов или жрецов, была ли его главной ценностью следование «правильному пути», «единение с божеством» или «самоусовершенствование», все эти аристократические слои разных цивилизаций в некоторых отношениях очень схожи. И вот одно из этих «отношений»: поставив (ну, конечно же!) на первое место в обществе самих себя, на второе место аристократия ставила крестьян.
Крестьянин устрояет мир… тот участок мира, который доступен его топору, мотыге, сохе, лопате. Дикое, неорганизованное пространство леса, степи или болота он превращает в культурное, разумно устроенное, угодное богам. Имея дело с землей, небом, с непостижимыми и великими силами природы, он прикасается к благородным вечным сущностям, оказывается способен понять слова и мысли жрецов об устройстве Мироздания.
Крестьянин живет в мире традиций, не стремится к личному обогащению и к возвышению над другими людьми. Даже если крестьянин совсем необразован и живет только для совершения самых простых дел, его мысли и чувства более благородны, чем мысли и чувства ремесленника и особенно торговца.
После жрецов-брахманов, знатоков священных книг, в Индии следовали воины-кшатрии, а за ними — вайшьи, по преимуществу крестьяне. Шудры, в основном ремесленники или сельские батраки, поставлены на четвертое место в этой системе. Ниже их, презреннее только «неприкасаемые», потомки тех, кто совершил кастовые преступления, — например, женился на женщине чересчур высокой для него касты.
Выше всех людей китайцы ставили ученого книжника, много лет изучавшего священные книги, постигавшего философские тайны. После него вторым по важности был сельский землевладелец, а уж потом — купец или ремесленник. А ниже всех стоял военный, который вообще ничего не производит, а только мешает жить другим и отнимает чужое.
Даже в Японии, где так многое напоминало Европу, где купцы и промышленники богатели и жили в быстро растущих городах, было так же. Япония вышла из междоусобной войны в те же годы, что и Московия: с 1603 года установилась в ней новая династия военных правителей-сёгунов — Токугава. Все население Японии Токугава разделили на четыре главных сословия; выше всех, конечно же, стояли князья-даймё и воины-самураи. На втором месте стояло крестьянство. «Земледелие — основа государства!» — говорили японцы, и каждый год император Японии ритуально наваливался на плуг, проводил первую в этом году борозду. На третьем месте стояли ремесленники. На четвертом — презренные бездельники-купцы, которые ничего не производят, а только перепродают произведенное более высокими сословиями.
Только одна цивилизация Земли считала иначе — античная, то есть древние греки и древние римляне. В античном мире граждане жили в городах, а в сельской местности, на виллах, обитали презренные «вилланы» — рабы или полурабы, стоявшие несравненно ниже граждан. От слова «цивитас» — городской избирательный округ происходит слово «цивилизация». От слова «пагус» — сельский избирательный округ происходит слово «поганый», то есть язычник, деревенщина.