Страница 9 из 15
Сегодня Леонид Юрьевич Брежнев, внук Брежнева, занимается бизнесом, имеет свой колбасный цех. В начале 2003 г. проживал в квартире деда на Кутузовском проспекте, 26. У него три дочери.
Другой внук Леонида Ильича, Андрей Юрьевич Брежнев, председатель Новой коммунистической партии. Он создал «Общероссийское коммунистическое общественно-политическое движение» (ОКОПД) и детский благотворительный фонд «Будущее — нашим детям».
Все эти люди (и сестра Вера) были и остались высокого мнения о главе клана.
После распада СССР Юрий Леонидович Брежнев многие годы не появлялся на публике, не давал интервью. Он До сих пор отклоняет все предложения о сотрудничестве с новой властью: «Нет, на это правительство я работать не буду». Он поддерживал отношения только с однокурсниками по Академии внешней торговли. В 2000 году отказался принимать участие в телепередаче К. Смирнова «Большие родители» в знак протеста против очернения имени отца.
Андрей Юрьевич собирался подать в суд на создателей телесериала о «годах застоя»: он считает, что его деда оклеветали.
Лидер застоя и его недобрый народ
При жизни над Брежневым полагалось посмеиваться. Смеялись чаще всего добродушно, хотя в кругах интеллигентских — не всегда. Он плохо, нечетко говорил. Он читал по бумажкам длинные скучные речи, путаясь в процентах и словах. Он постоянно с кем-то целовался на аэродромах. У него были густые брови, сросшиеся на переносице, он с трудом ходил, с каждым годом все более неуклюже. Полагалось считать, что Брежнев глуп, падок на лесть, вороват, постоянно жрет черную икру.[23] Любая другая точка зрения выглядела бы недостаточно интеллигентной.
Никто не хотел думать, какие качества выдвинули его в главы громадной страны. Тем более, никто не хотел думать, почему именно при этом смешном старике СССР сделался сверхдержавой. Тем более, почему именно мы сытно кушаем и притом не очень напрягаемся; не стоит ли нам сказать за это спасибо неуклюжему «бровеносцу в потемках» с четырьмя Золотыми звездами на груди.
Все, кто лично знал Л.И. Брежнева, отзывались о нем с симпатией, но из десятков миллионов лично знавших было от силы несколько тысяч. Из десятков миллионов не знавших никто не знал и не хотел знать, каков Брежнев. Если бы даже до нас донесли мнение физиков из Казахстана, их бы никто не стал слушать. Все хотели «знать», как он столовыми ложками пожирает икру и как он туп. Хотели смотреть на него и смеяться, как трудно ему поднимать руки и ходить.
Только старики, помнившие совсем другие времена, порой говорили о Брежневе что-то хорошее…
— Он добрый…
Или даже:
— Он хотя бы добрый…
Или даже совсем:
— Радуйтесь… Этот-то хоть добрей Сталина…
Если вдуматься, похвала, от которой хочется кричать: не заливает страну кровью — уже спасибо!
Конечно, в последние годы жизни Леонид Ильич был карикатурой на самого себя. Было крайне жестоко вытаскивать все более больного, все более беспомощного деда то стоять по нескольку часов на Мавзолее (а 7 ноября в Москве уже совсем холодно и сыро), то читать трехчасовые речи, то на морозе целоваться с африканской делегацией. Жестоко в том числе и потому, что это превращало старого Брежнева в посмешище.
Но, во-первых, эта жестокость плохо характеризует систему, членов ЦК — но не Брежнева персонально.
Во-вторых, кого бы мы ни увидели на экранах телевизоров, мы кого угодно превратили бы в посмешище. Мы смеялись над системой, мы презирали власть, нам казался смешон всякий функционер. Но это ведь проблема не Брежнева… Это проблема десятков миллионов «советских людей времен застоя». Проблема того, что вот так странно у нас были повернуты мозги.
«Иностранцы дивятся тому, как мы одним росчерком пера отказались от того, за что они безуспешно борются, — бесплатного образования и медобслуживания, социальных гарантий», — сказал внук Леонида Ильича, Андрей Юрьевич, в интервью журналу «Власть».[24]
Вот потому и отдали, что никто ни о чем не думал, а все надо всем смеялись.
У нас нет причин считать Леонида Ильича Брежнева человеком плохим, в любом значении этого слова, с любым оттенком. Если бы все зависело от него, в том числе и настроение людей, жить стало бы значительно приятнее.
Всякую эпоху невозможно понять без ее лидера — это факт.
Но повесть о «годах застоя» — только частично повествование о Брежневе.
Это повесть о системе управления страной и ее политической верхушке.
Это повесть о международных отношениях.
Это повесть об экономике и общественных отношениях в стране.
Это повесть о том, как жил советский народ. Как жил — не только в значении, что ел и что надевал на себя. Но главным образом о чем и как думал, чего хотел, к чему стремился.
Только когда мы расскажем все эти повести, можно будет хоть что-то понять.
Глава 2
ПОЛИТИЧЕСКИЙ «ЗАСТОЙ»
Внук спрашивает Брежнева:
— Дедушка, ты кто?
— Я? Президент.
— А когда я буду такой же старый, как ты, я тоже стану президентом?
— Ну не может же в стране быть сразу два президента?!
Реальная политическая сила
Всегда и во всех случаях политик достигает успеха, если умеет работать с реальными политическими силами. Способы могут быть разными, но идеализм карается сразу и по полной программе. Форма «кары» тоже различна, но в любом случае самые хорошие идеи реализованы не будут.
Судя по всему, Петр III был очень хорошим императором. Его реформы стали важнейшей частью политики страны на десятилетия вперед. Но какова роль гвардии в российской политике, император не видел или не хотел видеть. В результате Петра III свергла и убила собственная жена, опиравшаяся на гвардию. После чего продолжала его же политику, уже от своего имени, но неукоснительно принимая во внимание гвардейское мнение и гвардейские интересы.
Часто говорят о том, что после смерти Сталина за власть стали бороться могучие ведомства: армия и госбезопасность. Это верно, но борьба этих ведомств может быть уподоблена борьбе двух гвардейских полков: Преображенского и Семеновского. В целом же в СССР была лишь одна реальная политическая сила: партийная номенклатура. Она возглавляла все ведомства, все министерства и подсистемы общества, командовала экономикой, армией, госбезопасностью, милицией… словом, всем. Не было в СССР абсолютно никакой силы, независимой от номенклатуры.
Никита Сергеевич мог иметь какие угодно, пусть самые замечательные планы. Но он почему-то решил, что партийно-государственный аппарат, номенклатура, будет покорен ему в той же степени, что и Сталину. Он вел себя как диктатор, стоящий над аппаратом и властный повелевать, как единый и бесспорный владыка. А аппарат за последние годы правления Сталина вырос численно и окреп. Аппарат привык все больше полагаться на самого себя. Аппарат был готов работать, он состоял вовсе не из дармоедов и не из предателей, как часто пытались показать в годы «перестройки». Но аппарат хотел стабильности. Аппарат хотел определенности и гарантий своего положения.
При Сталине способ ротации кадров был простой: репрессии. Причем не только расстрел или лагерь навсегда губили номенклатурщика. Простое отстранение от должности сразу отсекало его от всех пайков и привилегий, от пользования строго расписанным по чину государственным имуществом. То есть отстранение от должности было тем же, чем была революция для имущего класса.
Сталин регулярно устраивал такую «революцию» для части номенклатуры — и в результате держал ее в тонусе. Номенклатура хотела оставаться при должностях, а вместе с ними и при пайках и привилегиях — независимо от качества своей работы.
23
Классический анекдот: «Симптомы отравления черной икрой? Сросшиеся брови и невнятная речь».
24
Вы соскучились по Брежневу? // Власть. № 44 (497) от И Л 1.2002.