Великие романы

У вас растут дети. Хотите вы или не хотите – вы пытаетесь планировать их судьбу. Направляете, советуете, устраиваете в вуз, пытаетесь повлиять на их чувства, одобряя или не одобряя, иногда вне всяких рамок приличия, их избранников или избранниц… Господи, какое это безумие, а главное – какая бессмыслица! Есть ли в нашем бесконтрольном и безбашенном мире хоть что-то невозможное? О какой поразительной и немыслимой карьере вы твердо и с уверенностью думаете: «Ну, это не для моего ребенка»? Оставьте, просто смешно – какое у всех нас право после Кати Десницкой надеяться, что мы можем хоть что-то предвидеть? Лучше спокойно ждите, ничему не удивляйтесь и не думайте, что неожиданность может быть только неприятной – возможно, в вашей детской сейчас ломает игрушки или гладит кошку будущий король или королева. Они вас не спросят… Более того, неслухам чаще достается невероятное любовное приглючение, чем гладеньким и прилизанным. Но об этом – следующий рассказ.

СОФИЯ-ФРЕДЕРИКА-ШАРЛОТТА ФОН АНГАЛЬТ-ЦЕРБСТ И ГРИГОРИЙ ПОТЕМКИН Като и Грыць

О романах великих людей мы наслышаны – любовные отношения вообще одна из интереснейших тем. А если дело еще и касается тех, чьи портреты мы видим в учебниках, а статуи на площадях наших городов, наше любопытство становится непреодолимо сильным, и всегда находится масса желающих это любопытство удовлетворить (собственно говоря, а я что делаю?). При этом общественное мнение, как ему свойственно не только в этом случае, обычно видит не то, что есть, а то, что ему хочется видеть. Лучше об этом не задумываться – как только присмотришься к тому, что же хочет видеть общественное мнение, понимаешь, что это за штука наше общество, и очень тянет поискать другой глобус. Меня чрезвычайно смущают обвинения в адрес папарацци, которые своей камерой публичным людям разве что в гайморову полость не лезут, – слишком много народа их клеймит, причем пламенней, чем советские писатели троцкистов. Я совершенно не уверен, что в свободное от клеймления время они не читают желтую прессу с этими самыми снимками, оплачивая труды ненавистных им папарацци. Да и звездунчики наши совершенно зря машут крыльями: во-первых, это их реклама, причем чрезвычайно действенная, а во-вторых, это затруднение идет в одном пакете со славой и аплодисментами: откажешься от одного – куда-то девается и другое. И обиднее всего за великих людей, давно покинувших этот мир, – терминатор всея Калифорнии Арнольд Шварценеггер хоть может догнать такого юнкора и навешать ему по чавке, а вот, скажем, Григорий Александрович Потемкин такой возможности лишен уже больше двухсот лет. Это нечестно и ничему не учит или, что еще обиднее, учит не тому, что надо было бы.

Но факт остается фактом: трудно убедить кого бы то ни было поговорить всерьез и с интересом о романе Екатерины Второй и Потемкина. Многие, наверное, искренне удивляются: «Нашел о чем говорить! Да я об этом в детстве похабные стихи читал! Все знают, что эта Екатерина была сами знаете кто, а о Потемкине вообще молчу!» Правильно, помолчал бы. Не надо самым компетентным историком, изучавшим этот вопрос, считать Терезу Орловски – дас ист фантастиш! Все эти сказки об особом внимании Екатерины к конскому составу гвардейской кавалерии ни о чем не говорят, кроме наличия тяжелейших проблем у тех, кто их выдумал, и тех, кто им верит. Не все на самом деле было так, как в этой ветви фольклора. Интересно, сколько из вас знает, каким же по счету мужчиной был Потемкин у Екатерины? Попробуйте угадать: пятидесятым? сотым? двухсотым? – более скромных оценок я не встречал. Учтите, роман был не из ранних – Екатерине было на момент его начала сорок пять лет, Потемкин был младше, на сколько лет – неясно, от семи до тринадцати: записи в церковных книгах маленького сельца Смоленской губернии велись просто безобразно. И вот оказалось, что в сорок пять лет Потемкин был у Екатерины – шестым мужчиной! Муж, Петр III, – раз, Сергей Салтыков – два, Станислав Понятовский последний польский король, – три, Григорий Орлов, ну, его все знают – четыре, после него совершенно кратко временный Александр Васильчиков – пять, и все! Дорогие наши женщины! У кого до сорока пяти лет было меньше шести мужчин – осуждайте Екатерину как хотите, имеете право. А остальные пусть простят. Особенно когда вспомнят, каково было образованной и интеллигентной девочке, которой едва исполнилось шестнадцать, когда ее привезли в далекую страну и положили в супружескую постель к психу без справки Карлу-Петеру-Ульриху – он же самодержец всероссийский Петр III, – внучатому племяннику одновременно Петра I и Карла XII, – стоило им воевать ради вот такого? Но об этом ни слова – о каждом из романов Екатерины стоит рассказывать отдельно!

Екатерина и до романа всегда была кем-то, Потемкин – практически нет. Но это только потому, что мы его не знаем. Тоже судьба яркая и не очень простая. Сын израненного ветерана, озверевшего от увечий, который загнал живую жену в монастырь и женился на другой. Зря она – за таких замуж не выходят, он и ее довел побоями до полной забитости и отупения. Потемкин начинал жизнь и карьеру с очень плохими картами на руках. Как его учили – отдельная поэма. Кроме сельского дьячка учил его еще один инвалид – штык-юнкер Оболмасов, который прямо в начале урока клал на стол свою ногу. Не бойтесь, деревянную. Он ее отстегивал и предупреждал: «Чуть что не так – вот этим по макушке!» Правда, не на того нарвался – Потемкин просто вышвырнул из окна эту ногу и спокойно сбежал от своего воспитателя, не имеющего возможности за ним без этой самой ноги погнаться. Кстати, родители называли ребенка исключительно Грыць – совершенно на украинский манер. Впрочем, чего удивительного? Родительское сельцо Чижово стояло на берегу реки Чижовки, та впадала в Славицу, Славица – в Хмость, а та уже в Днепр. Правда, совершеннейшей тайной осталось то, чему же он в детстве научился у такого учителя… Вроде бы только одному – подражать любой сельской твари, хоть блеять барашком, хоть лаять собакой. Благодаря этим талантам он удостоился в екатерининском Эрмитаже, кружке для ее приближенных знакомых, шуточного звания сержанта, прохрюкав для этого свиньей так художественно, что просто не отличишь от настоящей. Екатерина, кстати, имела там звание лейтенанта – она прекрасно шевелила ушами, причем не только двумя сразу, но и каждым по выбору. Впрочем, чего удивительного – царица!

От того, чтоб тихо сгинуть в глуши, Потемкина спасла родня, перетащившая его в Москву. Тут и оказалось, что память у него превосходная, способности к ученью отличные и лишь одна беда – лень раньше него родилась, и приступы невероятной работоспособности сменялись периодами чудовищного безделья. Тем не менее учился он усердно, впитывая все интересное как губка, да вот беда – что ему не нравилось, не выучит ни за что! Он прекрасно фехтовал, обожал математику, писал музыку и стихи, по-французски болтал существенно лучше д’Артаньяна, который, будучи гасконцем, явно приехал в Париж в больших контрах с государственным языком, но вот не понравился ему учитель немецкого, и по-немецки он не знал ничего, «хенде хох» сказать не мог! И еще одна вещь у него получалась прекрасно – петь в церковном хоре, совсем как у Разумовского, тайного супруга императрицы Елизаветы, впрочем, чего тут удивительного – оба с берегов Днепра, а уж петь там умеют… Некий вельможа, услышав его пение, записал его в конную гвардию – привилегированное войско, где каждый солдат уже на виду у высочайших особ. А вскоре за выдающиеся знания и способности его отобрали в число двенадцати первых студентов Московского университета и повезли на аудиенцию с самой государыней Елисавет Петровной. Поскольку студентов принимали и при дворе наследника в Ораниенбауме, там он впервые и увидел воочию тогда еще великую княгиню Екатерину Алексеевну. Радости это ему не доставило – на какой-то совершенно простой ее вопрос он от смущения промямлил что-то невразумительное. Дальнейшая учеба у него шла по главному принципу его жизни – «то густо, то пусто», и в итоге его отчислили «за леность и нехождение в классы». Узнал он об этом случайно, из газеты. Вместе с ним отчислили одного из создателей русской журналистики – Ивана Новикова, одним приказом, так что не стоит на основании этого делать выводы об уме Потемкина либо отсутствии оного – как многие неспособные к систематическому труду люди, он мог очень успешно работать рывками. Билл Гейтс ведь тоже университета не осилил, а вот пожалуйста… В общем, двоечник, но способный, и это бывает чаще, чем многие думают.