Страница 28 из 47
Почти мгновенно он изучил нидерландский язык, чтоб найти хоть какую-то работенку, и не смог остановиться: с разгона он изучил английский, французский и, говорят, еще восемнадцать языков, а может, и двадцать пять – разные пишут разное. Он изобрел свой метод изучения языков, а может, и не метод, потому что никто его не мог повторить. Просто он был такой человек. Изучил он и русский, говорят, что по книге Баркова, и первые русские, с кем он заговорил, удивились ужасному мату из его уст. Не верьте – просто развелась куча бессовестных и некомпетентных журналистов, проверяйте все, что находите в прессе, гораздо строже, чем делали это раньше. Было еще хуже – он изучал русский по «Тилемахиде» Тредиаковского и говорил ужасно устаревшим языком, ведь шел уже девятнадцатый век, а над Тредиаковским за жуткие архаизмы Ломоносов смеялся уже в восемнадцатом! Но русские, с которыми его попросило изъясниться его начальство, приехавшие в Голландию купцы, его поняли. И вскоре он уже представлял свою фирму в России, потом завел самостоятельный бизнес и заработал неплохие деньги – он не первый иностранец, сделавший состояние в России, и далеко не последний. Разбогатев, он немедленно пишет на родину, к Минне – ура, я добился богатства и положения, теперь мы сможем пожениться, наша мечта осуществится, какое счастье! Ему отвечает отец Минны: о чем это вы, молодой человек, разве можно принимать всерьез детские сентиментальные бредни, Минна замужем за вполне состоятельным бауэром, хорошим прихожанином и достойным бюргером, извольте не беспокоить! Детские сказки кончились. «Илиада» тоже? Нет, конечно, – он ведь не верил, что это сказка. Что я говорил? Типичный маньяк со сверхценной идеей. Куда только медики смотрели?
Чего только с ним потом не было! Он отправился на «золотую лихорадку» в Калифорнию, где и не думал копать золото! О-о, он был не дурак, он сначала узнал, что там на самом деле нужно. Он основал банк, где эти искатели счастья могли сохранить найденное и не растранжирить, был скрупулезно честен, завоевал доверие и нажил неплохие деньги. Он скупил перед самой Крымской войной все индиго, необходимое для окраски солдатских мундиров, и тут уже заработал деньги немыслимые. Все его индиго было доставлено на склады в порт города Мемеля, сейчас это Клайпеда, и в этот момент порт сгорел весь дотла. Он отправился туда, взглянуть на головешки, посмотреть не спаслось ли что-то – а спаслось все: его склад был единственным, который не тронул огонь! А во время самой войны он поставлял армии не только краску, но и амуницию, и провизию, и порох – кстати, говорят, что не только русской, но и армиям их противников, другие пишут, что поставлял всякую дрянь по бешеным ценам, но это еще поди проверь… В общем, Россия войну проиграла, Турция, крепко ей побитая, тоже не извлекла из войны никакой пользы, Англия и Франция, попершиеся вокруг всей Европы за семь верст киселя хлебать, тоже зря потратились, кто же вышел из этой войны победителем? Наш мальчик Генрих, практически только он один! Он богат и известен. Теперь его имя – Генрих Шли-ман – хорошо знает весь Петербург.
А как же личная жизнь? Солидному купцу без жены неудобно – сразу влияет на репутацию и кредит. Минны все равно нет, надо что-то решать. И он начинает ухаживать за Екатериной, дочерью известного петербургского адвоката Петра Лыжина, окончившего Оксфорд, что тогда было не менее престижно, чем сейчас. Кто же откажет такому денежному мешку? Екатерина и Генрих венчаются и переезжают в уютный особняк в центре Петербурга. Правда, слишком благополучной их семейную жизнь не назовешь. Поначалу Екатерина просто впрямую уклоняется от интимных контактов – явно не для этого выходила замуж… В записях Шлимана осталась фраза: «По прошествии года моего брака я был вынужден силой производить на свет моих детей». Господи, о чем это он? Давайте считать, что это была шутка. Тем более что сила у Генриха нашлась, а ума в таком случае, как гласит пословица, не надо, и детей у них уже трое. Да и в супружеской жизни у них случаются просветы, но не часто – Екатерина почти демонстративно кокетничает с кем ни попадя, уделяя особое внимание высоким, что нашего малорослого героя бесит вдвойне – видите, еще и ревнивец! Но это его личные проблемы: видели глазки, что покупали, так ешьте, чтоб повылазили! А при чем тут маленькая девочка Софья в далекой Греции? Подождите, скоро все станет ясно…
В один прекрасный день Генрих меняет всю свою жизнь – все у него хорошо, все благополучно, но он так дальше жить не может. Он ликвидировал все дела, а у него был процветающий бизнес. Он предлагает и жене присоединиться к нему в этой новой жизни, но она даже не понимает, что имеется в виду. Он открывает бизнес в американском штате Индиана и вспоминает, что находился на территории Калифорнии в тот момент, когда ее присоединили к США – это означало, что всякий, кто находился на калифорнийской территории, становился в этот момент американским гражданином, если он сам не протестовал против этого. Зачем же отказываться, когда в штате Индиана так просто развестись? Он не бросил семью в нужде, хорошо обеспечил жену и детей, но, тем не менее, безвозвратно покинул их; в России этот развод, разумеется, недействителен, но это его мало волнует. Все, он не хочет больше заниматься куплей и продажей. Стены у Трои очень толстые, они не могли пропасть без следа, он должен их найти! И он уезжает, поступает в Сорбонну, потом едет в Грецию. У него началась новая жизнь, он найдет эти толстые стены Трои – или его жизнь не будет иметь смысла!
Он оставил в России бывшую жену, но легко ли без жены сорокавосьмилетнему мужчине в полном расцвете сил? Даже когда все его мысли, так сказать, роются в земле и ищут троянские стены. Он пишет одному из своих немногих друзей в Греции (странное совпадение – это и был тот самый архиепископ Вимпос) и излагает все свои требования, как и положено богатому человеку. Ему нужна не просто жена, она должна быть умная, красивая, молодая, сильная, выносливая, порядочная, честная, обаятельная. Она должна хорошо знать греческую историю, говорить по-древнегречески, любить греческую литературу. В общем, райдер с такими подробностями предоставляют разве что Мадонна и Майкл Джексон – прочие поскромней. Я удивляюсь, как он осмелился направить архиепископу Вимпосу такой длиннющий список требований – неужели он не мог понимать, что нет такой женщины и не найдет ему ее никакой хоть трижды архиепископ? Но он этого не понимал, и архиепископ Вимпос ее нашел – вот так им и надо, сильно умным! Он вспомнил о своей дальней бедной родственнице, бесприданнице, которую не выдать замуж все равно, и разве что сумасшедший может жениться на такой. «Может быть, приехал тот самый сумасшедший?» – подумал архиепископ.
Вот они и встретились, Софья и Генрих! И немедля он ее начал допрашивать, разумеется, на хорошем греческом – если выучил столько языков, греческий обязательно среди них окажется. Он потребовал, чтобы она прочла ему что-то из «Одиссеи», и она прочла несколько отрывков на память. Он спросил у нее, в каком году посетил Афины император Адриан, – она мгновенно ответила без ошибки. Он был поражен: она знала все, что он хотел! Тогда он ей задал последний вопрос, не относящийся к греческой литературе и греческой истории. «Почему вы согласны выйти за меня замуж?» – спросил он. Восемнадцатилетняя девушка не смогла соврать: она честно и еле слышно пролепетала: «Родители сказали мне, что вы очень богатый человек, а мы так бедны…» Экзамен прекратился – Шлиман не мог сказать ни слова. Он в панике бежал, красный как рак, в смятении и горе. Какой другой ответ он ожидал получить? Что она влюбилась в него с первого взгляда? Сутулого, лысого, на тридцать лет старше? Всю ночь он ходил по своей комнате из угла в угол. О чем он там думал? Этого мы никогда не узнаем.
Знаем только, что он сделал на следующее утро: надел свой лучший костюм, пригладил хоть как-то три волоска, которые еще прикрывали его лоб, и отправился к родителям Софьи просить ее руки. Сорокавосьмилетний пожелал жениться на восемнадцатилетней. «Это не просто так! – решили ее родители и братья. – Это какой-то обман, или он полный идиот, да еще и идиот богатый! Сначала бриллианты на сто пятьдесят тысяч франков, потом нет проблем». Каких-то других вопросов они не задавали. Кто он такой, не вор ли он, не разбойник, будет ли Софья с ним счастлива – какая им разница? Бриллианты на сто пятьдесят тысяч вот сюда, на эту тумбочку, – и забирайте ее хоть сию минуту, разумеется, без всякого приданого, зато можете ее хоть в пирог запечь, это уже не наше дело! Прощай, дорогая Софья, мы, наверное, больше не увидимся, боже мой, какое счастье!