Великие романы

Как же у него складывалась личная жизнь при таких-то проблемах в самом начале царствования? Потихонечку – могло быть и хуже, хотя не совсем понятно, как именно. Поскольку царям так положено, он женился в двадцать три года из государственных соображений, на гессен-дармштадтской принцессе Марии. Ох, не везет России с этим царским родом! Александра Федоровна, супруга Николая II, тоже была гессен-дармштадтская, и ее-то уже открыто называли в народе гессенской мухой. Царственная пара родила на свет восемь детей. Такая многодетность пригодилась стране: когда старший, Николай, которого и готовили к царствованию, внезапно умер, династических казусов не случилось – Александр Александрович занял место брата и стал Александром III (а что к царствованию его не готовили с уже известными истории результатами – так что же вы хотите, невозможно все предусмотреть). Дальнейшее обычно: царь охладел к жене и не стал особо удивляться, когда жена предъявила ему заключение врачей, которое не рекомендовало ей исполнять супружеские обязанности. Где она его взяла, вопрос интересный, но вроде бы все остались довольны.

В отличие от его папочки Николая I, которого хоть рисуй на современных медпросветовских плакатах «Опасайтесь случайных связей», его идеалом был роман, заведенный на карнавале, где оба партнера были как бы под масками, хотя дама явно догадывалась, кто сие «домино». Александр II заводил более или менее постоянные, но достаточно короткие связи, а когда барышня наскучивала, без труда пристраивал ее замуж за одного из своих придворных. Я скажу жуткую вещь, но очень похоже, что это всех устраивало. Даже его супругу, которая все-таки понимала, что найдется желающая делать то, от чего отказывалась она сама, прикрывшись врачебным заключением… Так можно было и жизнь прожить, да вот не вышло.

В августе 1857 года Александр II приехал на Украину, под Полтаву, как раз там проходили большие маневры. Царя расположили удобно, в имении князей Долгоруких. И там, гуляя в саду, он встретил десятилетнюю девочку. «Кто ты?» – спросил царь. «Екатерина Михайловна!» – ответила девочка. «А что ж ты здесь ищешь?» – «Я хочу увидеть императора», – уверенно ответила она. Царя это настолько поразило, что он посадил Екатерину Михайловну на колени и мило с ней поболтал. А на следующий день изысканно-любезно подошел к ней, как к придворной даме, и попросил показать ему сад. Император сохранил об этом случае приятные воспоминания, а девочка? С ней вышло посерьезнее: она запомнила этот разговор на всю жизнь.

Отец этой девочки рано умер, оставив невероятное количество долгов: он же все-таки был Долгорукий, – может быть, как раз от слова «долги»? Но царь не захотел, чтобы имущество такого знатного рода попало в руки кредиторов. Он расплатился с долгами и пристроил всех шестерых детей князя: мальчиков – в престижные военные училища, девочек – в Смольный институт. Уже тогда заметили, что при своих посещениях Смольного царь долго и внимательно беседует с воспитанницей Катей Долгорукой. Причем характер беседы уже не только светский, ему явно интересно. Можно сказать, что бывает, что здесь такого, она маленькая девочка, а он старше ее на тридцать лет – что может случиться при такой разнице в возрасте? Тем не менее случилось. И всегда случалось, и боюсь, что будет случаться. Только что вырвавшейся из закрытого учебного заведения где даже мух ловили на входе и проверяли, не мужского ли она пола, и в случае положительного ответа прихлопывали газетой, эмоциональной барышне просто необходимо было влюбиться. В кого? Ну как было не влюбиться в яркого, интересного, явно очень умного мужчину, да еще и, извините, что напоминаю, царя! Да сейчас в какого-нибудь директора супермаркета или владельца ресторана влюбляются пачками! А с другой стороны, как же не ответить на знаки внимания красивой и умной девочки, которая на тридцать лет тебя моложе? То ли Бог, то ли черт свел их вдвоем в павильоне на выходе из парка, в самом начале дороги на Красное Село. Там закончилась влюбленность и начался роман, быстро и неумолимо, как солнечный удар – помните, у Бунина? Писатели всегда знали о жизни слишком много.

Почему этот роман не завершился так же, как и предыдущие? Потому что Екатерина Михайловна не делала первой и главной ошибки романтических знакомств со значительными людьми. Она не лезла в его дела! Она жила тихо и скромно, не присутствовала на парадных званых обедах, не ездила в театр, не выставляла себя напоказ: вот, мол, смотрите, какой у меня козырный мужик, а я захочу, пальчик подниму, и он мне сейчас из буфета шампанского принесет! От сословного воспитания немало вреда, но одна польза есть: соблюдать приличия там учат крепко. Александр Николаевич выезжал за границу – а они ведь старались не расставаться практически никогда, – но она не ехала вместе с ним в составе пышной свиты. Нет, поедет самодержец почки полоскать «на воды», а она – туда же, за ним, но в маленькую гостиницу рядышком. Пригласят царя на Всемирную выставку в Париже – она тоже поедет в Париж, но тихонько, и поселяется в таком месте, о котором в жизни вездесущие репортеры не пронюхают и не поверят, что здесь могла бы жить графиня, не говоря уже о прочем. А к своему любимому Сашеньке она придет в Елисейский дворец не через парадные ворота, а через потайную калитку. Всем нам приходится соблюдать видимость приличий. И в подобных романах у молодой девушки просто жуткий соблазн эти приличия немножко нарушить, чтобы поиграть в самую любимую и самую опасную игру женщины с мужчиной: «Что Я Еще Могу Себе С Ним Позволить?» У Кати Долгорукой этого не было в принципе вообще! На том месте, где это у людей растет, у нее было ровненько-ровненько.

Но не забудьте и второй фактор: что вот у нее было – так это то, что многие пытаются имитировать, но ведь это правдоподобно не воссоздашь: огромное внимание к своей симпатии, не по долгу службы, не потому, что так надо, а природное, неподдельное. Как вы думаете – русский царь, конечно, жил в роскоши? Да как вам сказать: в роскошном дворце – это безусловно! А вы знаете, что, например, у него матрац был жесткий, как камень, и всем это было безразлично? А вы знаете, что этот огромный Зимний дворец практически невозможно толком натопить даже сейчас и царь в своих личных апартаментах зимой откровенно мерз? Но так было до Кати Долгорукой. Она и окна велела утеплить, и кровать с пружинным матрацем ему завела, да еще и постельные грелки велела лакеям купить и неуклонно применять. Представьте себе, царь был поражен – он просто не знал, что это такое. У царей нет быта, вместо него этикет. А у Александра Николаевича вместе с Катей Долгорукой появился быт. Какое это счастье, знают только те, у которых быта нет. Видите, как просто удержать высокопоставленного мужика? Просто будьте к нему добры и помните, как ему несладко уже в силу того, что он на большом посту. Не забывайте эти простые истины!

Продолжим же разговор о великой любви, которая иногда не обходит даже и царей. Кто вообще сказал, что любовь Александра II и Екатерины Долгорукой – именно большое, истинное чувство? Знаете, тут доказательства есть, и они совершенно вещественные. Только совсем недавно они стали нам доступны. И произошло это благодаря почти невероятной истории, о которой никто не напишет в бульварном романе, ибо читатель недовольно бросит этот роман в угол и скажет: «Ну, это вы загнули, такого не бывает!» История эта началась с того, что во время захвата Австрии гитлеровская Германия прибрала к рукам массу архивов, в том числе имеющий уникальную историческую ценность архив человека по фамилии Ротшильд. В архиве были документы, имеющие для семейства огромную ценность. Например, некий документ, который они называют собственным именем «тотем», счастливый талисман – грамота принца Вильгельма Гессенского от 21 сентября 1769 года о пожаловании меняле Майеру Аншелю полномочий придворного финансового агента. Именно после этой грамоты скромный владелец скобяного магазина стал банкиром, да не простым, а банкиром царей и императоров… После поражения Германии эти архивы оказались в СССР, и Ротшильды своими глазами увидели, что не все в мире можно купить за деньги. Но то, что не покупается за деньги, иногда просто дарится в качестве благородного жеста в ответ на другой благородный жест.