Страница 5 из 29
Связи Бульвера с английской и мировой литературой не мнимые, а настоящие связи. В частности, когда Бульвер, вспоминая свою молодость, говорил, что его наставниками были прежде всего Шекспир и Еврипид, то это замечание вполне соответствовало самой сути его творчества: анализ сложных, раздвоенных характеров, раскрытие трагических ситуаций составляет наиболее ценное в романе «Пелэм».
Главное же. в литературе конца двадцатых годов XIX века, в период крутого перелома и формирования критического реализма, он принимает самое деятельное участие в создании произведений в новом духе.
Гиганты критического реализма Диккенс и Теккерей, кроме выдающихся романистов XVIII века, кроме Вальтера Скотта, имели целый ряд менее значительных, но по-своему талантливых предшественников, чьи сочинения многое объясняют в закономерности развития английской литературы.
Особенно интересно, что господствующая тема «Пелэма» — тема бессмысленной суеты политической и частной жизни английской знати и тщеславия как позорной язвы, разъедающей это общество, через девятнадцать лет получает зрелое и полное завершение во всемирно известном романе Теккерея.
Самое слово vanity, означающее и тщеславие и суету, проходит через весь роман Бульвера-Литтона. Пелэм признает, что он сам пропитан тщеславием и суетою. Его мать — крайнее воплощение и того и другого порска. Француженка — герцогиня де Г., «осколок старого режима», эмигрантка периода первой революции, — живая «смесь самомнения и невежества». Герцогиня Перпиньянская из одного только оскорбленного тщеславия кончает жизнь самоубийством. Это признак, объединяющий лондонское и парижское великосветское общество. Бульвер не только изображает светское общество, но и безоговорочно осуждает его.
Образы «Пелэма», конечно, не достигают ни жизненности, ни идейной остроты теккереевских образов; примеси сентиментального, мелодраматического, «ужасного» ослабляют действие бульверовского романа. И чрезвычайно характерно двойственное отношение Теккерея к Бульверу, которое видно по письмам и статьям первого из них на протяжении многих лет. Теккерей часто восхищается Бульвером, порою преувеличивает его талант, ставя его рядом с Диккенсом. И в то же время Теккерей постоянно нападает на Бульвера: он особенно ясно видит, что мешает автору «Последнего барона» и «Моего романа» стать до конца реалистическим, большим романистом.
Бульвер после «Пелэма» то порывает с реализмом, создавая уголовные романы, то уходит в мелочное и дробное изображение жизни, только внешне напоминающее естественность манеры Стерна.
В это время Н. Г. Чернышевский противопоставил Бульверу Годвина. Чернышевский высоко ценит ум и остроту в произведениях Годвина. У Бульвера не было той целеустремленности и цельности, которые были у автора «Калеба Вильямса», Не отрицая таланта Бульвера, Чернышевский из этих антиподов решительно предпочитает более раннего писателя, чьи произведения проникнуты духом французской революции.[8]
Многочисленные сочинения Бульвера еще ждут настоящей оценки. Но нельзя забывать, что в самом конце жизни он создал еще одно истинно замечательное произведение — «Кинельм Чилингли» (1872). В этом романе — широкое, вольное дыхание, глубоко и любовно задуманный образ главного героя, остро критическое изображение жизни. Это произведение создавалось, когда Теккерея и Диккенса уже не было в живых. Бульвер был их предшественником, их современником, впоследствии он стал их преемником. Влияние Диккенса чувствуется в благодушном юморе последнего бульве-ровского романа. Но образ главного героя совершенно оригинален и, в некоторых отношениях, перерастает образы Диккенса п Теккерея. Это образ человека, мыслящего глубоко и тонко, жаждущего правды и в общих вопросах мировоззрения, и в повседневной жизни, и, особенно, во взаимоотношениях с людьми. Скитания Кинельма — это деятельные и жадные поиски нового пути в жизни, искания человека справедливого, мечтательного и наивного.
Книга эта была издана в русском переводе в 1932 году и вошла в серию романов «История молодого человека XIX столетия», инициатором которой был А. М. Горький.
«Пелэм», как и «Кинельм Чилингли», будет с живым увлечением прочитан многими нашими читателями и в то же время заставит историков литературы по-новому задуматься над вопросом о закономерности в развитии английской литературы XIX века, о роли менее заметных писателей в создании творческого метода критического реализма.
А. Чичерин
Законченный джентльмен, по словам сэра Фоплинга,
должен хорошо одеваться, хорошо танцевать,
хорошо фехтовать, иметь талант к сочинению любовных писем
и приятный голос для выступлений в Палате
Этеридж[9]
Предисловие к изданию 1835 года
Некий остряк, которому рассказали о св. Дени,[10] пустившемся в дорогу со своей отрубленной головой под мышкой, мудро заметил, что это как раз один из тех случаев, когда сделать первый шаг значит уже пройти полпути. Данное замечание может с таким же успехом относиться к судьбе литературного произведения, прокладывающего себе путь к грядущим поколениям. Если в наше время, когда издается столько романов и когда публика требует постоянной новизны, какой-нибудь из них читается и продолжает жить в течение шести лет, весьма вероятно, что он будет жить и читаться еще добрых шестьдесят. Это тоже один из тех случаев, когда первый шаг — уже полпути.
«Пелэм» был так хорошо принят публикой и доныне пользуется таким успехом, что, может быть, для читателя представят некоторый интерес краткие сведения о том, как он возник и создавался. Со стороны начинающего писателя подобное желание поведать о совершенной им работе можно было бы счесть проявлением назойливости или даже самонадеянности. Но оно представляется довольно естественным у того, кто в ученичестве провел не меньше времени, чем даровитый Вильгельм Мейстер,[11] и кто занимается литературной деятельностью уже достаточно долго для того, чтобы, удовлетворяя обычное читательское любопытство, сообщить и кое-что небесполезное для своих начинающих собратьев.
Когда я был еще мальчиком, но имел уже некоторый опыт жизни в свете (куда вступил преждевременно), мне, на мое счастье, случилось в самом конце лондонского светского сезона довольно серьезно заболеть, и вследствие этого я оказался запертым в четырех стенах своей комнаты. Никого из моих друзей в городе не было, и в борьбе со скукой — уделом больного — мне пришлось пользоваться лишь теми средствами, которые предоставляет нам одиночество. Развлекался я тем, что написал с невероятным трудом и усилиями (ибо до того проза была мне, как и господину Журдену, областью совершенно неведомой) пять-шесть рассказов и очерков. Среди них была повесть под названием «Мортимер, или Записки джентльмена», которую читатель найдет в качестве приложения к этому предисловию. Начало ее почти слово в слово совпадает с началом «Пелэма», но замысел в корне отличается от этого последнего — и более позднего — произведения. «Мортимер» должен был показать, каким образом свет портит своего питомца. «Пелэм» же, наоборот, выражает более новый и, по-моему, более справедливый моральный принцип, показывая, как человек здравомыслящий может подчинить себе обычаи света вместо тоге, чтобы оказаться у них в плену, и как он постепенно становится мудрее, извлекая уроки из своих юношеских слабостей.
8
Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, М., 1949, т. XII, стр. 682.
9
Этеридж, сэр Джордж (1635?—1691) — английский драматург эпохи Реставрации. В его пьесе «Поклонник моды, или Сэр Фоплинг Флаттер» (1676), из которой взят эпиграф к роману, были портретно изображены некоторые великосветские прожигатели жизни.
10
Св. Дени— первый епископ Парижский (III в.). Согласно религиозной легенде, принял мученическую смерть, а затем воскрес и сам принес свою отрубленную голову на то место, где в память его затем был построен собор.
11
Вильгельм Мейстер — герой романа Гете. Две части романа носят названия: «Годы учения Вильгельма Мейстера» (1795–1796) и «Годы странствия Вильгельма Мейстера» (1821–1829).