Страница 3 из 29
«Так больно?» «Немножко больно». «Не сильно?» «Да нет».
«А если ТАК – больно?»
«Немножко».
«Не сильно?»
«Ну, вообще-то болит вся нога,
Но после такого -
Болит сильнее».
«Новее же НЕ ОЧЕНЬ?»
«А что значит «очень»?»
«Так, чтобы вы на ногу стать не могли».
«Стать я могу».
«Ну-ну… пожалуйста, встаньте!» «Ладно».
«Отлично. Теперь покачайтесь на пальцах -
взад и вперед, взад и вперед».
Качаюсь.
«Очень болит?» – говорит он. «Да нет, средне».
«Знаете что?» – говорит доктор Мэнкс.
«Да нет, не знаю…»
«У нас тут с вами – Загадочная Нога!»
Флоренс опять застрочила
В своем блокноте.
«Моя?»
«Очевидно.
Что с нею не так – я не знаю.
Зайдите-ка снова деньков через тридцать».
«Так через месяц?»
«Ну да, а пойдете обратно -
Подойдите к девушке за столом».
С этим они удалились.
На рецептурном столе уже ожидал
Длиннющий ряд белых флаконов
С оранжевыми ярлычками.
Девушка за столом мельком взглянула…
«Четыре флакона».
Беру.
Пакета она не дала,
Засунул в карманы.
«Сто сорок три доллара», – сообщает.
«Сто сорок три?!» – вопрошаю.
«Ну да – за таблетки».
Я достаю кредитку.
«Не принимаем кредитки», – она заявляет.
«Но у меня с собой нет столько наличных!»
«А сколько есть?»
Лезу в бумажник.
«Доллара двадцать три…»
«Что ж, мы возьмем двадцать три, а после
Пришлем вам счет».
Я протянул ей деньги.
«Увидимся через месяц», – щебечет она с улыбкой.
Я вышел. Прошел в вестибюль.
Мужик, что прождал полтора часа, по-прежнему ждал.
Вхожу в коридор. Дохожу до лифта…
Первый этаж.
Выход.
Потом парковка.
До машины моей -
Как через футбольное поле.
Правая нога, которую доктор Мэнкс
Дергал и мучил,
Болела, как черт знает что.
Добрел кое-как до машины. Залез и завел.
Скоро я снова несся уже по проспекту.
Гнал – а четыре флакона таблеток
Болезненно жали в карманах.
Так, теперь мне осталась только одна сложность -
Жене сообщить свой диагноз.
«Загадочная нога».
Я слышал уже ее голос:
«Что?! Да что ты несешь?!
Как – не сумел объяснить,
ЧТО у тебя с ногой?!
Что значит – он сам не знает?!
ЧТО ТАМ ЕЩЕ за таблетки?!
Дай-ка взглянуть!!!»
За рулем я крутил радио -
Все пытался найти
Спокойную музыку.
Таковой не сыскалось.
Mystery Leg
Спокойно, кретин
Эту реальность
Придется принять – не важно,
Стоишь ты весь день у конвейера,
Гробишься ли на шахте,
Приходишь ли вечером поздним
С фабрики упаковочной -
К трем ребятишкам, Кидающим
Старые теннисные мячи
О стены квартиры двухкомнатной,
Где спит толстуха-жена
И подгорает ужин.
Эту реальность
Придется принять.
Реальность, в которой – множество стран,
Заваленных ядерной хренью, которой хватит
Взорвать
Даже сердце Земли
И подарить наконец
Сатане возможность
Вызволить алую лаву
Кипящего рока.
Эту реальность
Придется принять -
Когда сломаются стены
Всех в мире психушек,
Когда ошалелых безумцев толпы
Наши мерзкие улицы
Заполонят.
Придется тебе принять
Страшную эту реальность!
Be Cool, Fool
Нелитературный денек
Роджер явился – подстриженная бородка,
Дымящая трубочка…
Учит литературе в престижном университете.
Литератор такой старомодный: как только откроет рот -
Спорю, услышите что-то
Типа «Хэм», «Бальзак»
И «Фицджеральд».
Я с Гердой пил – она сидела на «спиде».
Лорейн отключилась в спальне – понятия не имею,
На чем сидела она.
Роджер сел. Ухмыльнулся.
Я протянул ему пиво. Он выпил залпом. Я дал вторую банку -
И тут он начал трепаться:
«Знаешь – Селин с Хемингуэем
Умерли в тот же день?»
«Не-а, не знал».
«А знаешь – Уитмен был педик?»
«Не верь всему, что читаешь».
«Эй, а что за красотка в этой кровати?»
«Эта? Лорейн…»
Потрепавшись немного, Роджер
Встал, доплелся до спальни и влез на кровать
Рядом с Лорейн – в ботинках и полном прикиде.
Лорейн не заметила.
«Эй, детка!»
Роджер залез ей в вырез.
Схватил за грудь.
Лорейн соскочила с кровати: «Ах ты, поганая сволочь!
Что это ты творишь?!»
«Ох, извиняюсь…»
Лорейн вбежала в гостиную.
«ЧТО ТАМ ЗА СУКИН СЫН?! ЭТОТ МУДАК
НАЧАЛ КО МНЕ ПРИСТАВАТЬ!!!»
Роджер вышел из спальни.
«Господи, сожалею! Клянусь, я не хотел оскорбить вас…»
«ДЕРЖИ ПОГАНЫЕ РУКИ
ПРИ СЕБЕ, МАТЬ ТВОЮ ТАК И ЭТАК,
ВОНЮЧИЙ КУСОК ДЕРЬМА!»
«Точно, – сказала Герда, бросая пустую банку на мой ковер, -
Лучше пойди подрочи!»
Роджер помчался к двери. Открыл. Постоял на пороге.
Закрыл за собою дверь -
И растворился в пространстве.
«ЧТО ЭТО БЫЛ ЗА МАНЬЯК?!» – взревела Лорейн.
«И правда, кто это?» – спросила Герда.
«Просто мой друг Роджер», – ответил я им.
«ПРАВДА? НУ, ТАК ВЕЛИ ЕМУ
ДЕРЖАТЬ ПРИ СЕБЕ РУЧОНКИ!»
«Велю», – обещал я Лорейн.
«Понять не могу – и откуда у тебя
Такие дружки-ублюдки», – сказала Герда.
«Сам не знаю», – я отвечал.
An Unliterary Afternoon
Покакать
Он сказал мне – я помню,
Когда мне было шесть или семь,
Мать бесконечно таскала меня к врачу
И причитала: «Опять он не какал!»
Она вопрошала меня:
«Ну как, ты покакал?»
Похоже, то был любимый ее вопрос.
И, конечно, не стоило лгать – у меня
С каканьем были большие проблемы.
Внутри у меня все связалось узлами -
И родители были тому причиной.
Я смотрел на эти гигантские существа -
Мать и отца – и видел их страшную глупость.
А иногда мне казалось: их глупость – просто притворство,
Ведь глупым настолько попросту
Быть невозможно.
Но – нет, никакого притворства!
Из-за этого у меня кишки перекручивались,
Точно соленые крендельки.
Понимаете, мне ПРИХОДИЛОСЬ жить с ними.
Они объясняли, что мне делать, когда и как.
Они давали мне крышу над головой,
Кормили и одевали.
И – хуже всего – мне просто
Некуда больше было податься. Выбора никакого:
Приходилось быть с ними.
Понимаете, в этом возрасте я еще мало что знал,
Но чувствовал четко: они – просто глыбы плоти,
И все.
Хуже всего были обеды: сплошные слюни,
Чавканье и идиотские разговоры.
Я старался смотреть только себе в тарелку. Пытался
Глотать обед, только он
В желудке словно бы превращался в замазку.
Я не переваривал ни родителей, ни жратву.
Наверно, так, потому что покакать -
Для меня было сущей пыткой.
«Покакал ты или нет?»
И вот я опять – у врача в кабинете.
Он был малость умнее родителей,
Но – не намного.
«Ну-ну, молодой человек, так значит, вы снова не какали?»
Он был толст, изо рта его дурно пахло. И потом воняло.
Золотая толстая цепь от карманных часов
Болталась на брюхе.
Я думал – уж этот-то какает вволю.
Я смотрел на мать.
Задница у нее была мощная.
Воображал ее, сидящую на унитазе,
Какающую, с вытаращенными глазами.
Она была такой безмятежной -
Голубка, и только!
Оба они какают, сердцем чувствовал я.
Вот гнусные люди!
«Итак, молодой человек, вы никак не можете какать,
Да?»
Он часто над этим подшучивал:
Он, дескать, может, она тоже, весь мир – может…