Страница 36 из 167
«Крестьяне не рабы, а только прикрепленные к земле. Большие[259], как и мы, знали, что это не так, но только не хотели этого знать.
Один из наших соседей был граф Визанур /…/. После его смерти отец хотел купить его имение, /…/ и мы поехали его осмотреть. Большого барского дома в нем не было, а только несколько очень красивых маленьких домов, все в разных стилях. Помню турецкую мечеть и какую-то, не то индийскую, не то китайскую, пагоду. Кругом дивный сад с канавами, прудами, переполненный цветниками и статуями. Только когда мы там были, статуй уже не было, остались одни их подставки. В этих домах, как я узнал потом, жили жены и дочери его крепостных, взятые им насильно в любовницы, одетые в подходящие к стилю дома костюмы, то китайками, то турчанками. Он тоже, то в костюме мандарина, то — паши, обитал то в одном доме, то в другом. Бывший управляющий графа объяснил нам и причину отсутствия самых статуй. Они работали в полях. Статуями прежде служили голые живые люди, мужчины и женщины, покрашенные в белую краску. Они, когда граф гулял в саду, часами должны были стоять в своих позах, и горе той или тому, кто пошевелится.
Смерть графа была столь же фантастична, как он сам был фантаст. Однажды он проходил мимо Венеры и Геркулеса, обе статуи соскочили со своих пьедесталов, Венера бросила ему соль в глаза, а Геркулес своею дубиною раскроил ему череп.
Обеих статуй судили и приговорили к кнуту. Венера от казни умерла[260], Геркулес ее выдержал и был сослан в каторгу.
Другой наш сосед, некто Ранцев, побочный сын графа Воронцова (в восемнадцатом столетии было в обычае давать своим побочным детям свою фамилию, урезывая первый слог), тоже слыл за жестокого помещика. Отец давно добирался до него, но ничего, как предводитель дворянства, сделать не мог, явных улик против него не было. Но он, хотя постоянно проезжал мимо его дома, никогда к нему не заезжал.
При проезде однажды чрез его деревню у нас сломалась рессора. Прибежал Ранцев и просил переждать у него в доме, пока поправят, и мы сделались у него невольными гостями.
Нас поразило, что его люди ходят точно балетчики, все на цыпочках. Отец /…/ приказал узнать, что это значит. Оказалось, что Ранцев, у которого уже много крестьян было в бегах, для предосторожности приказал всем дворовым каленым железом обжечь пятки и в рану положить конский волос.
Ранцев был взят в опеку».[261]
Последние три свидетельства относятся уже к началу царствования Александра II — самому кануну реформы 1861 года. Эпизоды в последнем свидетельстве завершились почти что хэппи-эндом, по крайней мере — торжеством закона: обе «статуи» получили якобы справедливое воздаяние, да и Ранцев тоже пострадал, хотя и не был уголовно наказан: его только лишили возможности продолжать своевольную деятельность. Не ясно при этом, что сыграло большую роль в этом возмездии за оказанное гостеприимство: строгий предводитель дворянства или сломавшаяся рессора!
Последний из процитированных мемуаристов — все тот же барон Н.Е. Врангель (отец знаменитого генерала П.Н. Врангеля) рассказывает и о том, как при крепостном праве осушествлялся набор солдат в русскую армию:
«Тогда солдат служил тридцать пять лет, уходил из деревни почти юношей и возвращался дряхлым стариком. Служба была не службою, а хуже всякой каторги; от солдат требовали больше, чем нормальный человек может дать. «Забей трех, но поставь одного настоящего солдата» — таков был руководящий принцип начальства. И народ на отдачу в солдаты смотрел с ужасом, видел в назначенном в рекруты приговоренного к смерти и провожал его, как покойника. Выбор, кому идти, у большинства помещиков, я говорю о хороших [!!!], был предоставлен самому сельскому обществу. Но все-таки список представлялся барину и нередко им изменялся. Хороший исправный элемент заменялся лодырями или просто неугодными ему лицами, и поэтому до последней минуты никто не знал, кто будет «забрит».
Но вот настал роковой день, и бургомистру объявляется, кого сдать. Опасаясь, что несчастный наложит на себя руки или сбежит, его связывают, забивают в колодки, сажают под караул и, дабы его утешить, дают напиться допьяна. /…/
Стоят телеги, окруженные караульными мужиками с дубинами в руках, которым приказано сопровождать рекрутов до места сдачи. Забитых в колодках людей ведут под руки; они с трудом передвигают ногами, упираются, пытаются вырваться, — но их тащат силою к телегам и укладывают, как связанных телят. Бабы голосят и навзрыд плачут, дети им вторят. Мужики угрюмо стоят, опираясь на свои палки. /…/
Эти зрелища были ужасны, но все ходили на них смотреть, как ходят и в театр смотреть на душераздирающие драмы, ходят смотреть и на смертную казнь. Такова человеческая душа — ей нужны зрелища, будь это даже кровавые».[262]
Так было ли положение крепостных каким-то критическим по мнению Н.Е. Врангеля, как вы считаете?..
19 февраля 1861 года все ранцевы в России законодательно утратили возможность произвольным образом распоряжаться своими соотечественниками — в этом и было главное достижение Великой Реформы!
И как бы ни скалили зубы недоброжелатели Александра II на его прозвище, данное народом — Царь-Освободитель, и какими бы ни были самостоятельные отступления Александра от безупречного образа, сопутствующего столь громкому имени, но Александр II был и остается до настоящего времени величайшим правителем в истории России — по силе и глубине позитивных преобразований, внесенных и закрепленных им в самые основы быта и морали российского народа.
Никто из его предшественников и преемников не совершил подобного по масштабам акта гуманизма!
Хотя имели место и другие акты почти соизмеримого масштаба: уравнение в правах всех подданных России, провозглашенное Временным правительством по инициативе министра юстиции А.Ф. Керенского 22 марта (ст. ст.) 1917 года, и роспуск ГУЛАГа и реабилитация большинства его узников, совершенные по инициативе Н.С. Хрущева (ныне выясняется, что эта инициатива еще раньше принадлежала Л.П. Берии!).
Характерно, что последние названные деятели не относятся ныне к числу уважаемых и почитаемых, а Декрет Временного правительства от 22 марта 1917 года вообще почти никогда и никем не упоминается. Все это в совокупности — и положительные, и отрицательные показатели того морального климата, что неискоренимо существует в России уже не одно столетие.
Александр II прекратил и призыв в армию в качестве традиционной формы российских развлечений: с 1874 года была введена всеобщая воинская повинность, и практически пожизненная воинская служба (бывшая уделом только меньшинства мужского контингента) заменилась обязательной (для всех мужчин, признанных здоровыми), но сугубо временной — по нескольку лет (в зависимости от образования: чем было оно выше, тем обязательная служба короче, с большими возможностями служебного роста и привилегиями).
Служба в армии (в мирное время), таким образом, превратилась из каторги во вполне обычный жизненный этап для любого мужчины (пока с шестидесятых годов ХХ века не возникла и не укоренилась «дедовщина»).
С 1863 года были запрещены и телесные наказания в армии (на флоте — еще ранее) — и в этом Царь-Освободитель соответствовал своему славному имени.
Отметим характернейшую особенность всех вышеприведенных свидетельств: почти все они принадлежат людям, бывшим детьми при крепостном праве и просто физически неспособным на самостоятельные зверства по отношению к зависимым людям. К тому же и отрицательные персонажи во всех этих свидетельствах без исключений не являются ближайшими родственниками мемуаристов. Это очень неслучайно.
259
Имеются в виду взрослые родственники; мы — дети: сам автор мемуаров и его сестра (как и в приведенной выше цитате из этой же книги).
260
Поклонники царских времен любят рассуждать об отсутствии смертной казни в тогдашнем гражданском законодательстве!
261
Н.Е. Врангель. Указ. сочин., с. 428–429.
262
Там же, с. 51–52.