Страница 7 из 133
Владелец мог сам организовать расселение крестьян на новые земли, предварительно обзаведясь последними (путем приобретения или получив в дар от казны), но для переселения требовались опять же самостоятельные средства, имеющиеся далеко не у всех.
Можно было продавать людей без земли на вывоз — передавать в руки помещиков, по-пионерски осваивающих незаселенные территории на юге, отвоеванные у соседей, но власти не очень поощряли подобную торговлю. Да дело было не только во властях: в принципе легко было бы торговать «мертвыми душами», как пытался делать Чичиков, но крайне опасно отрывать живых людей от дома, от близких родственников, от родных могил и вообще от родины! Закон — законом, но, при отсутствии у мужика добровольного согласия, помещик вполне мог получить топором по голове, и некоторые действительно получали.
Поэтому на Дон, в Сибирь и на другие окраины продолжели стремиться относительно свободные государственные крестьяне, если имели силы и средства, а также традиционные беглецы от помещиков. В Сибирь же ссылались и преступники; законопослушные же крепостные оказались неподходящим контингентом для переселений.
Ситуация в поместьях при неограниченном размножении как крестьян, остающихся на той же земле, так и помещиков, деливших земли между собой при каждом вступлении в наследование, становилась год от году все хуже и хуже: бескрайней Руси предстояло задыхаться от тесноты, чего никак нельзя было предполагать, глядя на ее географическую карту!
Попытка еще Петра I ввести в 1714 году единонаследие в России (одна из его немногих идей, в принципе ориентированных на позитивные перспективы), полностью игнорировалась его подданными: они не могли смириться с такой несправедливостью, и в 1736 году этот закон был официально отменен. Между тем, только его соблюдение, притом в жесткой форме — как в Англии! — могло бы уберечь Россию от очевиднейших последствий демографического бума. Как раз к концу XVIII столетия прозвучали грозные предупреждения Т. Мальтуса, но и тогда, и много позднее идеи этого «реакционера» так и не нашли путей в Россию.
И дворяне, и крестьяне (и крепостные, и государственные) упорно продолжали делить все имущество, в том числе и земли, между всеми наследниками. В результате при Александре I возникли уже целые селения, населенные неимущими дворянами!
В целом же должно было становиться ясным — чем долее, тем более! — что российское сельское хозяйство всерьез и практически навсегда (если иметь в виду всю последующую историю царской России и первых десятилетий Советской власти) вступило в эпоху тягчайшего аграрного перенаселения!
И выявилось это впервые уже в шестидесятые годы XVIII века — сразу вслед за воцарением Екатерины II, первой из российских монархов (да и вообще из российских мыслителей — это подчеркивает ее фантастическое образовательное и умственное превосходство над всеми ее современниками!) обратившей внимание на данную проблему.
По ее инициативе были организованы анкетные обследования состояния сельского хозяйства во всех местностях России. Они принесли сенсационнейшие результаты.
Вот, например, что сообщалось из Переславльского уезда Рязанской губернии: «Здешние места многолюдны, и по многолюдству уповательно: что больше земледельцов в работу годных, нежели земли удобной к деланию». О том же и столь же категорически писалось тогда из Рузы, Вереи, Коломны, Владимира, Гороховца, Юрьева-Подольского, Суздаля, Шуи, Костромы, Любима, Кинешмы, Ростова-Ярославского и Романова-на-Волге.
В середине 1770-х годов князь М.М. Щербатов писал: «По причине великого числа народа, населяющего сию губернию[3], многие деревни так безземельны остаются, что ни с каким прилежанием не могут себе на пропитание хлеба достать и для того принуждены другими работами оный сыскивать» — последнее тогда выглядело и почиталось просто неприличным!
Поразительно, но эта ситуация, абсолютно выясненная еще в первое десятилетие правления Екатерины II, оставалась затем много позднее — вплоть до начала ХХ века и даже во время практического осуществления коллективизации в первой половине 1930-х годов — абсолютно неизвестной и непонятной почти для всех российских мыслителей!
Что же касается российских крестьян, то они восстали — почти сразу, как только поняли смысл происшедших перемен: мелкие вспышки возмущений возникали по всей России с самого 1762 года. Осознная несправедливость стала и мотивом, и движущей силой Пугачевщины, разразившейся в 1773–1775 годы.
Пугачевщину, как и всякое массовое крестьянское движение, удалось подавить. В тогдашней гражданской войне правительство победило. Но и впредь готовность мужиков силой постоять за себя и своих близких стала естественным ограничением произволу, официально установленному в России, — ниже мы к этому вернемся.
Поражение освободило Е.И. Пугачева от необходимости выполнять свою удивительную социальную программу: он обещал отменить налоги и в то же время взять чиновников на полное государственное обеспечение. Впрочем, возможно, попытки ее воплощения и, как следствие, полный развал экономики в тылу восставших ускорили гибель Пугачева. Последнего подстерегла иная судьба, нежели позже большевиков, хотя и он, и большинство вождей Октября 1917 года в конечном итоге завершили жизненный путь одним и тем же — стали жертвами пыток и казней! Случайно ли это?
Отметим также, что в разных исходах двух гражданских войн сыграл важнейшую роль чисто географический фактор: большевики, развалив российскую экономику не менее решительно, чем Пугачев, сохранили, однако, контроль над наиболее развитым центром России. Пугачев же действовал на практически тех же самых окраинах, которые в 1918 году достались белым, где создать эффективный тыл действующей армии было, естественно, значительно труднее.
Дворяне были главными действующими лицами одной из сторон в обеих гражданских войнах, но в XVIII и ХХ веках им достались противоположные половины все той же шахматной доски!..
Пугачевщина сплотила дворян вокруг верховной власти, к которой до этого, ввиду либеральных поползновений Екатерины, не было должного доверия.
Прямо накануне Пугачевщины был предан одним из участников, П.В. Бакуниным, заговор, в котором состояли виднейшие вельможи братья графья Н.И. и П.И. Панины, фельдмаршал князь Н.В. Репнин и даже знаменитая президент Российской Академии княгиня Е.Р. Дашкова. Душой заговора был Д.И. Фонвизин — известнейший идеолог и писатель, дядя одного из будущих руководителей декабристов. Состоял в заговоре, как и положено было, наследник престола — великий князь Павел Петрович.
Учитывая напряженнейшую политическую ситуацию, Екатерина простила заговорщиков, тут же включившихся в борьбу против восставшего крестьянства. Разумеется, это нужно поставить Екатерине в заслугу: понятно, как на ее месте действовали бы Иван Грозный, Петр Великий или Сталин — именно с учетом напряженной политической обстановки. Не простила Екатерина только своей невестке — первой жене Павла Наталии Алексеевне (ох уж эти женские страсти!): по слухам, последнюю отравили или каким-то другим способом лишили жизни.
Впоследствии поневоле создавшийся союз был закреплен реформами 1775 и 1785 годов, разделившими власть в уездах и губерниях между назначаемыми правительством главами администрации и выборными представителями дворян.
Екатерина впредь на крепостное право не замахивалась и даже шла крепостникам навстречу, распространив его в 1783 году и на Украину — вот когда, наверное, украинские мужики пожалели, что вовремя не поддержали Пугачева!..
Верховная же власть целиком оставалась в царских руках, что совсем нетрудно понять после неудачного эксперимента 1767 года.
Бедный и богатый крестьянин — такие же традиционные персонажи русских народных сказок, как царь, поп и купец. Общинное землепользование препятствовало неравенству в земледелии лишь отчасти, тем более не ограничивая его прогресс в иных сферах деревенской самодеятельности.
3
«Московскую петровского деления, — которая включала в себя будущие екатерининские губернии: калужскую, тульскую, владимирскую, ярославскую и костромскую, кроме московской — т. е. охватывала собою почти всю Центральную Россию» — примечание М.Н. Покровского.