Страница 38 из 161
Заинтригованный такими высказываниями, автор данной работы предпринял по германским источникам небольшое расследование и установил, что волна антисемитизма покатилась по Германии как раз с рубежа 1870-1880-х годов, а центром ее возникновения был именно Гессен[246]. Основным мотивом раздувания страстей стало заметное проникновение евреев на ключевые роли в германской экономике и культуре. Националистической германской прессой муссировалось сравнение незначительного процента численности евреев со значительным их процентом среди руководителей промышленности и финансов и вообще среди лиц с высшим образованием. Вместо того, чтобы призывать собственных единоверных соотечественников к усилению интереса к образованию и предпринимательству по примеру евреев, юдофобы требовали законодательных ограничений для евреев при приеме в учебные заведения и на службе – как это имело место и в России[247]. Это были еще только цветочки, ставшие ягодками уже при Гитлере.
Разумеется, за антисемитизм в России должны отвечать сами русские, и смешно перекладывать его на плечи немцев ХIХ века, но на индивидуальном уровне антисемитизм Сергея Александровича и его племянника Николая, никак практически не сталкивавшихся с евреями до начала своей политической деятельности, нужно адресовать к их юным женушкам-сестренкам.
Вздохнув от семейных передряг, молодые правители Москвы взялись за дело.
При предшественнике Сергея Александровича на генерал-губернаторском посту, князе Вл.А.Долгорукове, правившим более трети века (1856-1891), администрация славилась либерализмом и отчасти оказалась скуплена евреями, выбирающимися из-за черты оседлости. Сергей Александрович, еще вступая в должность, потребовал, чтобы Москву очистили от евреев.
3 мая 1892 года были приняты новые правила проживания евреев вне черты оседлости, и их применили к московским жителям – вопреки юридическому принципу: закон обратной силы не имеет. Высылка из Москвы в 1892 году тридцати восьми тысяч евреев стала своеобразным «окончательным решением еврейского вопроса» в локальных масштабах.
Это было первым заметным актом нового «правительства Москвы», которое стремилось в последующие годы задавать тон всей России – не правда ли, знакомая ситуация?
Решающий успех, как полагала тогда Елизавета Федоровна, был достигнут ею в 1894 году, когда место первой дамы империи перешло, благодаря ее заботам, к ее младшей сестре.
После вынужденного завершения путешествия цесаревича летом 1891 года родители почему-то и вовсе оставили вопрос о женитьбе сына. Сам же он, не сильно вспоминая в это время о гессенской «Пелли», увлекся модной балериной – Матильдой Кшесинской. Эта романтическая любовь протекала вполне в стиле его прочих жизненных устремлений: «В 12 час. отправился к М.К., у которой оставался до 4 час. Хорошо поболтали, посмеялись и повозились»[248] – одна из типичных записей в дневнике Николая этого периода.
В течение следующих почти трех лет Николай проводил в театре и в ее доме большую часть своего свободного времени, так что эта связь стала общеизвестной и в России, и за границей, что вызвало, наконец, обеспокоенность родителей.
В то же время смертельная болезнь буквально подкосила Александра III, а воцарение Николая внезапно оказалось ближайшей перспективой; наследник же, неженатый в свои двадцать пять лет, вовсе и не помышлял о расставании с любимой балериной.
Легко поддававшийся чужим влияниям в тех вопросах, которых он не понимал и которыми не интересовался, Николай бывал крайне неуступчив в том, что считал своим личным делом. Переупрямить упрямого Николая его родителям удалось только обещанием его женитьбы на той избраннице, которую выберет он сам. Вот тут-то и сработали результаты той осады, которую осуществляла Елизавета Федоровна в течение доброго десятка лет: Николай настаивал только на кандидатуре Аликс, которая и оказалась единственной претенденткой.
Напомним, однако, что последнюю еще нужно было уговорить перейти в православие – это придавало определенный спортивный характер той игре, в которую был вовлечен цесаревич: ведь хорошо известно, что всякий рыцарь стремится совершать подвиги и преодолевать препятствия – юный (а потом и не очень юный) Николай не был исключением в этом отношении! Однако, ввиду полной его неспособности подчинять кого-либо своей воле, эти препятствия должны были ему услужливо поддаваться, что в данном случае и было вполне изящно осуществлено!..
Остается все же неясным, дано ли было исходное согласие родителей на этот брак: еще в 1892 году они, на всякий случай, запретили сыну поехать в Дармштадт – на похороны Людвига IV, отца Эллы и Аликс.
Но в апреле 1894 года Николай выехал в Кобург – в сопровождении великих князей Владимира, Сергея и Павла Александровичей и, разумеется, жен Владимира и Сергея. Формально они ехали на свадьбу Эрнста-Людвига – брата гессенских принцесс, но главное, разумеется, было не в этом: «Цесаревич и Аликс оказались в кругу титулованной английской, немецкой и русской родни, усиленно подталкивающих их друг к другу. /.../ королева Виктория умело вела игру, выражая полную незаинтересованность. Это дало повод историку А.Боханову утверждать, что она-де была против брака Николая и Аликс[249]. /.../
Бабушка Виктория /.../ в Кобурге /.../ периодически по-родственному беседовала tete-a-tete то с Аликс, то с Ники. И 8 апреля 1894 г. Николай официально сделал предложение Аликс.
/.../ кайзер Вильгельм II практически не имел отношения к этому решению, он вообще прибыл в Кобург за день до предложения цесаревича.
Тот же Боханов писал, что Николай и Аликс „сразу же пошли к королеве Виктории, которая обняла и поцеловала обоих, пожелала счастья“[250].
Родители жениха были поставлены перед свершившимся фактом. Теперь им оставалось лишь делать хорошую мину при плохой игре»[251], – пишет неоднократно нами цитированный А.Б.Широкорад.
Вот теперь можно вернуться к вопросу о том, почему у Сергея и Эллы не было детей. Разрешить его однозначно мы, разумеется, не можем. Но зато можем сформулировать дополнительный вопрос: если для Эллы, затем Елизаветы Федоровны, потратившей десять лет на интриги, чтобы женить, наконец, наследника российского престола (теперь – практически царя) на своей младшей сестре, было так важно решение этой задачи, то могла ли она, прекрасно зная о возможности рождения и у себя, и у сестры сына-гемофилика, рискнуть обзавестись в течение этих десяти лет собственным ребенком? Ведь неудачный результат этого эксперимента поставил бы крест на надеждах на запланированное замужество сестры!
А ответ на вопрос о том, было ли важнее для Эллы получение в свое распоряжение российского трона (как она тогда предполагала, не подозревая того, что ее неограниченное влияние на туповатых младшую сестру и ее супруга будет не вечным), чем рождение собственного ребенка (к тому же – с риском его безнадежной болезни), будет однозначно вытекать из всего последующего изложения.
Так что Сергею Александровичу, бывшему полноценным мужчиной хотя бы в том, что он желал иметь собственное потомство, оставалось пускаться только в экзотические авантюры, в чем он, в конечном итоге, нашел полнейшую поддержку у собственной жены, взявшейся воспитывать чужих детей: должна же она была как-то компенсировать непримиримость собственной позиции в вопросе деторождения! Жаль только, что другим людям приходилось жестоко платить за страстные порывы этой странной супружеской пары; вот и Дмитрию Павловичу, потерявшему при рождении собственную мать, предстояло получить воспитание, сделавшее его убийцей врага его приемной матери!
246
J.Werner. Gesellschaftkrise und Judenfeindschaft in Deutschland. 1870-1945. Haburg, 1988, S. 20-21, 54-58, 64-65, 86-97.
247
L.Poliakov. Geschichte des Antisimitismus. VI, Worms, 1987, S. 200; VII, Frankfurt a.M., 1989, S. 28-29, 35, 37, 117.
248
А.Н.Боханов. Сумерки монархии, с. 43-44.
249
А.Боханов. Николай II. М., 1997, с. 109.
250
Там же, с. 111.
251
А.Б.Широкорад. Указ. сочин., с. 184-185.