Или все, или…

– Я вовсе не воображаю ничего подобного.

– Зато я это делаю. – Его глаза внезапно вспыхнули синим огнем, страстным и чувственным. – Ты не поверишь, чего я только не воображаю… – Внезапно он с силой сжал ее в объятиях. – Ты засела в моей голове, знаешь ты это? Ты там вся с твоими длинными ножками и кремовой кожей. Ты доводишь меня до помешательства…

Он наклонился и с такой жадностью припал к ее губам, что всю ее немедленно охватил огонь. Джоанна не хотела отвечать на поцелуй – это нечестно с его стороны вот так врываться в ее жизнь и уходить из нее, но с тем же успехом она могла бы остановить морской прилив.

– Я думаю о тебе каждый миг, – шептал он, – скромная прекрасная Джоанна… Что в тебе есть такое, отчего я не могу выбросить тебя из головы?

Она открыла было рот, чтобы заявить, что ему не удастся одурманить ее сладкими речами, но в следующий миг он уже пылко целовал ее, прижимая к себе все крепче.

– Скажи, что полетишь со мной, Джоанна! Я хочу показать тебе свой дом, познакомить с друзьями. Скажи «да». Ну же? – Голос его был глухим и хриплым. – Ты скажешь «да»?

– А разве что-то изменится, если я отвечу «нет»? – сказала она дрожащим голосом, инстинктивно уклоняясь от полной капитуляции. – Разве ты обратишь на это внимание?

– Нет, конечно. – Он слегка улыбнулся. – Но твое согласие очень польстило бы моему самолюбию.

– Твое самолюбие нуждается в лести? – недоверчиво спросила она, немного отодвигаясь назад, чтобы внимательнее взглянуть ему в лицо.

– С твоей стороны – да. – Но она ничего не смогла прочесть на его бесстрастном лице; маска, которой он так умело пользовался, снова была водружена на свое место. – Впрочем, я уже большой мальчик и способен перенести многое, – добавил он с шутливой покорностью, повернулся и, не снимая руки с ее талии, повел ее вверх по лестнице. – Я провожу тебя до дверей.

– Не стоит. – Джоанна не могла справиться с дрожью. Здесь, в холле, где могли в любое мгновенье появиться мадам Лемуан или нижние жильцы, у нее оставалась надежда на какую-то защиту, но наверху…

– Джоанна, я ждал тебя больше четырех часов. Я устал, хочу есть и замерз… то есть замерзал, пока не обнял тебя, – поправился он, усмехнувшись. – Я только провожу тебя, а потом оставлю наедине с твоей девичьей кроваткой.

Она только кивнула. Услышав, что могущественный Хок Маллен четыре часа дожидался в прихожей маленького французского коттеджа, чтобы увидеть ее, она лишилась дара речи.

– Спокойной ночи, Олененок. – Джоанна остановилась у своей двери, и он осторожно обхватил ладонями ее лицо и заглянул в глаза. – До чего ты прелестна…

На этот раз поцелуй был неистовым и жгучим. Его руки скользнули под ее расстегнутое пальто, затем под мягкий шерстяной свитер, и она ощутила их обжигающий жар на своей груди. Она чувствовала, что он весь дрожит, его сердце бьется о грудную клетку, как кузнечный молот.

Любовь, подогреваемая желанием, которое он не в силах был скрыть, воспламенила Джоанну. Она поняла, что отвечает на его поцелуи все более страстно и шепчет его имя, голова ее кружилась, она бессознательно прижималась к его сильному телу.

– Черт возьми, Джоанна, еще минута – и я за себя не отвечаю, – проговорил он сдавленно и снял ее руки со своих плеч. Джоанна видела, что онедва владеет собой. – Тогда я запятнаю свою репутацию, – заявил он с мрачным юмором. – Может быть, ты сейчас и не против, но я вижу в твоих глазах сомнение, а это значит, что ты мне все еще не доверяешь.

– А разве это так важно, чтобы я тебе доверяла? – проговорила она дрожащим голосом. Доверять ему? Да она отдала бы жизнь за него!

– Как ни странно – да. Ложись спать, мы увидимся утром. – Его голос внезапно стал холодным и отчужденным, он круто повернулся и, не дождавшись от нее ответа, побежал вниз по лестнице.

Лос-Анджелес превзошел все ожидания Джоанны, и даже более того. Но потрясение, вызванное внезапным появлением Хока, долгий перелет и не отпускавшее ее нервное напряжение сделали ее глухой и слепой, когда они прибыли на западное побережье. Ее органы чувств отметили, что здесь приятная погода – после ледяной измороси, которую они оставили в Париже, теплый мягкий воздух напомнил ей погожую английскую весну. Но переезд из аэропорта до дома Хока на Беверли-Хиллз она помнила смутно – давала знать о себе физическая и умственная усталость, накопившаяся за последние недели.

Хок заботился о ней в своей обычной манере – спокойно, твердо и властно, так что Джоанне оставалось только покорно следовать за ним.

Когда они подъезжали к особняку Хока, Джоанне бросились в глаза окружавшие его высокие стены. Затем они вышли из машины и направились к распахнутой двери, у которой поджидала хорошенькая горничная, и следующим впечатлением Джоанны было обилие огней, красок и жизни.

В необъятном холле царила самая огромная елка из всех, которые ей доводилось видеть, вся красно-золотая, украшенная большими золотыми шарами, звездами и ленточками, на крошечных красных свечах трепетали язычки пламени, на ветках плюща блестели золотые ягодки. Все это чудесно гармонировало с темно-красными диванчиками, стоявшими по периметру огромного ковра, устилавшего пол. Под елкой стопочками были сложены подарки, завернутые в блестящую золотую фольгу и перевязанные зелеными и фисташковыми лентами.

– Как красиво, – еле слышно выдохнула Джоанна, но Хок услышал и различил отрешенную нотку, свидетельствовавшую о близости обморока.

– Завтра она тоже будет здесь, – сказал он спокойно, – как и все прочее. А теперь тебе пора в постель.

Даже изнемогая от усталости, она услышала слово «постель», произнесенное Хоком Малленом. Она еще не успела собраться с духом, чтобы спросить, как разместят ее на ночь. Но это не имело значения – он, как всегда, прочитал ее мысли.

– Мне жаль, Джоанна, но сегодня ночью тебе до меня не удастся добраться, – сказал он иронически, не обращая внимания на стоявшую рядом горничную, отчего краска стыда залила все бледное лицо Джоанны. – Пока ты у меня в гостях, у тебя будет отдельная комната, и прошу тебя не бегать ночью ко мне по коридору…

– Хок, это не смешно!

– Ты страдаешь от резкой смены часовых поясов и хронического переутомления, – продолжал он, словно не услышав ее слов. – Завтра не спеши вставать, хорошо? А сегодня после того, как ты примешь ванну и ляжешь, Кончита принесет тебе ужин.

– Я не ребенок, – быстро возразила Джоанна.

– Можешь мне об этом не напоминать. – Он с наигранной плотоядностью посмотрел на нее, но его глаза смеялись, и Джоанна, сама того не желая, улыбнулась. Он просто невозможен, а она любила его так сильно, что ей делалось страшно.

Апартаменты, отведенные ей, Джоанна видела только в голливудских фильмах.

– Кончита приготовит тебе ванну. – Хок сделал знак горничной, которая немедленно скрылась в отделанной голубым мрамором ванной комнате; помещавшаяся в ней ванна запросто вместила бы команду регбистов. – А пока ты будешь там нежиться, она распакует твои вещи. Когда будешь готова ужинать, подергай за шнурок – он висит над кроватью.

– Хорошо… спасибо. – Она была слишком измучена, чтобы маскировать свою растерянность, и сейчас, стоя посередине роскошной голубой гостиной, очень напоминала утомленного ребенка.

– Иди сюда, – позвал Хок тихо и поманил ее к себе. – Утро вечера мудренее, Джоанна. Хотя бы в этом поверь мне. – Он обнял ее почти по-братски, и ей стало хорошо и спокойно. А когда он поцеловал ее – очень сдержанно, словно младшую сестру или незамужнюю тетушку, – и вышел, она замерла как вкопанная посреди комнаты, не решаясь сделать хотя бы шаг – боялась, что подведут ноги.

Оставшись одна в ванной, она расплакалась.

Разве могла она состязаться с красивыми и искушенными женщинами, к которым он так привык? – спрашивала себя Джоанна жалобно, лежа в теплой ароматной воде с закрытыми глазами, и горячие слезы катились по ее щекам. Даже самые тяжелые времена в детском доме не могли сравниться с отчаянием, захлестнувшим ее.