Страница 3 из 32
Если она и обрадовалась, то ничем это не показала, просто сказала:
— Я оставила конверт у миссис Бейли. Там деньги, расписание поездов и гостиничная бронь.
— Ты была уверена, что я соглашусь.
— Что же, даже у тебя, Джек, есть чувство долга.
Я подумал, что это был нечестный выпад. Черт побери, я ведь был крестным отцом ее ребенка. Я парировал:
— Ты, похоже, зачистила все углы.
Услышал, как она с шумом втянула воздух. Сказала:
— Если бы я зачистила все углы, Джек, я бы покончила с нашей дружбой много лет назад.
И повесила трубку.
Когда я работал полицейским, мне приходилось встречаться с разными людьми, в основном отбросами общества. Когда я работал в Каване, мне довелось арестовать человека, мочившегося в публичном месте. Ну, да, Каван отличается высоким уровнем преступности. Когда я посадил этого человека в машину, я почувствовал себя паршиво. Он сказал:
— Сынок, друзей отличает то, что они никогда, я подчеркиваю — никогда, не позволяют тебе чувствовать себя скверно. И так должно быть везде в мире.
Я тогда был молод, заносчив, поэтому сказал своим командирским голосом:
— Я тебе не друг.
Мужчина устало улыбнулся и заметил:
— Конечно, у полицейских нет друзей.
Я забыл его лицо, но я запомнил его слова. Злился ли я на Кэти? Давайте скажем так: мне трудно будет объяснить миссис Бейли, почему я пробил кулаком дыру в стене ванной комнаты. Едва не раздробил себе костяшки пальцев.
Миссис Бейли протянула мне толстый конверт, говоря:
— Эта молодая девушка, Кэти… Она оставила это для вас.
— Спасибо.
Я взвесил конверт на ладони, решив, что денег там много. Миссис Бейли продолжала смотреть на меня, и я выпалил:
— В чем дело?
Возможно, я был излишне резок. Старая женщина отступила на шаг и сказала:
— Эта девушка, Кэти… она ведь не из наших, я хочу сказать — она не ирландка?
— Нет, она из Лондона.
— Но она говорит с ирландским акцентом.
— Да, она уже совсем стала местной.
Миссис Бейли прищелкнула языком, покачала головой, считая мои слова чушью, и заявила:
— Они думают, что раз купили кольцо дружбы и поминают Господа, так они стали уже одними из наших, как будто такое возможно.
Я с трудом улыбнулся, повернулся, чтобы уйти, и сказал:
— Простите, если я был слишком резок.
Она оценивающе посмотрела на меня:
— Вы были резки, и я не думаю, что вы об этом сожалеете. Я полагаю, что вы огорчены, поскольку гордитесь умением держать себя в руках. Это в вас еще живет полицейский.
Я полагал, что бессмысленно спорить по этому поводу, поэтому сказал:
— Я уезжаю на пару дней в Дублин.
— Что, вы снова работаете?
— Нет, нужно просто кое-кого навестить.
— Этот кто-то болен?
— Как попугай.
У меня есть дорожная сумка, которую можно носить на плече, но я не знал, что в нее положить для визита в тюрьму. Взял две белые рубашки, они сгодятся для любого случая. Пару брюк от Фара с такой стрелкой, что ей можно резать хлеб. Разумеется, две книги, чтобы скрасить себе путь туда и обратно. Я в понедельник был у Чарли Бирна. Он получил тонны новых книг, и я пожалел, что у меня не было времени их просмотреть. Винни был погружен в чтение. Подняв голову, он с улыбкой произнес:
— Джек, мы уж решили, что ты завязал с чтением.
— Такого не может быть.
— Тебе помочь?
Я оглянулся. Поблизости никого не было, поэтому я спросил:
— Я собираюсь навестить одного парня в тюрьме. Подумал, не принести ли ему пару книг. Есть предложения?
Винни поправил очки, что свидетельствовало о серьезных раздумьях, и сказал:
— Я бы не стал брать книги о тюрьме. В смысле, парень сидит. Неужели ему захочется еще и читать об этом?
Он как будто прочел мои мысли. Да простит меня Господь, я подумывал как раз о такой тематике. Винни протянул руку к полке за своей спиной, где, как я знал, он держал свои любимые книги, и вытащил одну:
— Вот.
«Пакун» Спайка Миллигана. Я заметил:
— Это же твой собственный экземпляр. Выглядит много раз читанным, но в прекрасном состоянии.
— Джек, самое худшее, что может случиться, это что они книгу сопрут. Но они ведь и так уже сидят.
— Сколько я тебе должен?
— Я запишу на твой счет.
— Спасибо, Винни, тебе это зачтется.
— Из твоих бы уст да в уши Господа.
Поезд отправлялся в одиннадцать утра. У меня оставалась масса времени, поэтому я пошел к собору и с облегчением увидел, что браконьера на месте нет. Пошел дальше, к больнице, по направлению к «Кукс Корнер». Начался дождь, и я поднял воротник. Свернув на Милл-стрит, я решил купить сигарет. Сколько себя помню, там был семейный продуктовый магазин. Я отметил, что теперь он превратился в мини-маркет, и задумался, сколько же прошло времени после моего последнего туда визита. Вошел, и снова сюрприз: теперь это была мини-Африка. В проходах болтали семейства черных, всюду бегали черные дети. Из каждого угла доносилась громкая музыка. Жизнерадостный великан хлопнул меня по плечу:
— Добро пожаловать, приятель.
Я подошел к кассе, и женщина лет тридцати с хвостиком, потрясающая красотка, сказала:
— Приходите еще, и поскорее.
— Обязательно.
Дождь прекратился. Я прошел мимо полицейского участка… раньше это место называли бараками. Там кипела бурная деятельность. Я замедлил шаг, испытывая калейдоскоп чувств. Жалел ли я, что меня поперли из полиции? Господи, конечно. Тосковал ли я по всему этому дерьму? Никогда. Задумался, как бы это выглядело, если бы я заглянул навестить своего старого врага. Кленси. Я что, с ума соскочил? Я точно знал, как все будет.
Плохо.
Человек лет пятидесяти, обладатель мясистых щек и багрового носа, в твидовом пиджаке и форменной синей рубашке задержался и спросил:
— Джек?
— Привет, Брайан.
Если не изменяет память, иногда случалось, что мы с ним вместе разгоняли толпу во время волнений среди скотоводов. При форменном галстуке и золотом fai
— Бог ты мой, а я слышал, что ты умер.
— Почти.
Он оглянулся, и я знал, что его карьере разговор со мной не посодействует. Брайан предложил:
— Может, быстренько выпьем по одной?
— Я опаздываю на поезд.
Вы заключенные.
Ваше дело здесь врать,
обманывать, воровать, вымогать,
делать себе татуировку,
употреблять наркотики,
торговать дурью,
драться друг с другом.
Но не допускайте, чтобы мы вас
поймали, — это уже наше дело.
Мы вас ловим, и вас уже ничего
не ждет.
Джимми Лернер.
«Вас уже ничего не ждет.
Записки тюремной рыбки»
Я не мог вспомнить, когда в последний раз я садился в поезд, — и что, черт побери, случилось с вокзалом? Разумеется, я слышал, что забастовки на железной дороге и сидячие протесты на рельсах внесли хаос в работу этой службы, но вокзал изменился полностью. Раньше это был деревенский вокзал, обслуживающий, по сути, деревенский люд. Начальник вокзала знал каждого жителя Голуэя, а также не только то, куда ты направляешься, но и зачем. Неважно, сколько лет вы отсутствовали, вы могли рассчитывать, что он встретит вас на станции, назовет по имени, и ему будет известно, где вы пропадали.
Диктор объявил отправление поезда на четырех языках. Я встал в очередь за билетом за людьми с рюкзаками. Нигде ни слова по-английски. Наконец я заказал обратный билет, чтобы вернуться через два дня. От названной стоимости у меня отвисла челюсть.
— Это что, первый класс?
— Не говорите глупостей.
Бормоча что-то себе под нос, я прошел мимо модернового ресторана, с трудом припомнив, какое раньше здесь было простенькое кафе. Там на стене висела фотография Алкока и Брауна рядом с плакатом, изображавшим веселого мужика, с удивлением глазевшего на стаю фламинго с пинтами темного пива в клювах. На плакате была надпись: