Страница 30 из 34
Я наконец-то успешно завершил дело. Да, во всем разобрался. Почувствовал ли я удовлетворение? Черта с два. Меня одолело чувство опустошения. Терзали ли меня сомнения? Не совсем. Я знал, но это меня не утешало. Меня терзала пустота, я ощущал ее физически.
Я снова вернулся к корням, к книгам. Я читал так, как будто от этого зависела моя жизнь. В 1991-м я напал на Дэвида Гейтса, на его первый роман «Джерниган», книгу, не слишком подходящую для наркоманов. Рассказчик всегда под мухой, воинственный, со съехавшей крышей. Распятый своей собственной иронией, он стремится к извращенному анализу. Роман повествует об американском предместье. Я давал книгу нескольким людям, и все они ее возненавидели. Я спрашивал:
— А как насчет юмора?
— Такой же больной, как и Джерниган.
Существенное замечание. Но автор отыгрался, когда его номинировали на Пулитцеровскую премию.
Я принялся за его короткие рассказы. Сборник назывался «Чудеса невидимого мира». В рассказе «Звездный ребенок» гей оставляет большой город и навсегда возвращается в свой родной городок, где его заставляют играть роль отца для сына его сестры, который лечится от наркомании.
«По большей части он избегал водить Деке по ресторанам, и не из-за проблемы педерастии. Просто они вдвоем выглядели так одиноко в мире».
Я подумал, какое это замечательное слово — «педерастия». Несколько затруднительно вставить в обычный разговор, но кто знает, может, и пригодится.
Следующим шел рассказ «Безумная мысль». Женщина потеряла свою настоящую любовь и раздражается по поводу городской жизни с обиженным мужем.
«Все в порядке с Джоном Ле Карре, — сказал Поль. — Я, черт возьми, скорее стану читать его, чем этого долбаного Джона Апдайка. Если уж речь зашла о Джонах».
Зазвонил дверной звонок.
— Черт, — выругался я.
И встал, чтобы открыть дверь. Сначала я его не узнал.
— Старший инспектор Кленси?
Он был в гражданском, костюм-тройка. Такие распродавались в «У Пенни» три года назад. Он спросил:
— Войти можно?
— Ордер есть?
Его лицо помрачнело, и я сказал:
— Шучу. Заходи.
Привел его в кухню и спросил:
— Налить тебе чего-нибудь?
— Чаю, с удовольствием выпью чаю.
Он с трудом уселся на стул, напомнив мне человека, который недавно повредил себе спину. Оглядел помещение и сказал:
— Удобно.
Я посчитал, что это замечание не нуждается в ответе. Я внимательно всмотрелся в Кленси. Когда я с ним познакомился, он был тощим, как зубочистка. Мы были близкими друзьями. Все это было много лет назад. Теперь его живот вываливался из брюк. Глаза утонули в складках жира, лицо имело кирпичный оттенок, дышал он с трудом. Я поставил перед ним кружку и сказал:
— Печенье кончилось.
Он улыбнулся, прямо-таки волчий оскал, и сказал:
— Тебя можно поздравить.
— По поводу отсутствия печенья?
Он покачал головой:
— С этим лебединым делом. Все в городе только о тебе и говорят.
— Повезло, и только.
— А другое дело, касательно тинкеров, ты им еще занимаешься?
— Нет, я ничего не узнал. Пара ребят меня недавно побили, сказали, что по твоему указанию.
— А, Джек, это новички, они иногда слишком сильно стараются.
— Тогда зачем ты пришел?
— Просто навестить. Мы ведь так давно знаем друг друга.
— И не знаем ничего хорошего.
Он встал, не притронувшись к чаю.
— Еще одно.
— Да?
— Насчет Билла Касселла, местного бандюгана. Тебе лучше держаться от него подальше.
— Это предупреждение?
— Джек, ты становишься параноиком. Я только даю тебе дружеский совет.
Как только он вышел из двери, подъехала машина, вылез полицейский и открыл заднюю дверь. Я заметил:
— Впечатляет.
— Звание дает свои привилегии.
Я взглянул на него и сказал:
— Оно и видно: ты теперь человек с большим весом.
Я снова перечитывал Дерека Раймонда и отметил такой абзац:
Мне думается, что неважно, женаты вы или нет, устроены в жизни и живете вы с пташкой или нет, некоторые из них просто имеют ваш номер, как бомбы во время войны; и даже если они вам не слишком нравятся, вы все равно не можете ничего поделать — разве что вы согласны провести всю жизнь, споря с судьбой, и, возможно, одержать верх, если будете настойчивы, но я человек не того типа.
Несколько следующих дней я не высовывался. Случилась удивительная вещь. Я стал меньше пить. Необузданная тяга к наркотикам ослабела. Теперь я ощущал лишь смутную потребность, с которой мог бороться. Боялся: если выйду, нервы сдадут. Почитал Мертона в тщетной надежде на духовное насыщение. Ничего не получил.
По правде, он чертовски меня раздражал. Обычно это предшествовало резкому срыву. Когда позвонила Лаура, я сказал:
— Лапочка, у меня грипп.
— Я приду и полечу тебя.
— Нет-нет, я тут напичкан лекарствами.
— Я хочу тебя видеть, Джек.
— Но не такого больного.
— Мне без разницы.
— Господи, сколько раз надо повторять, не надо тебе видеть меня больным.
— Мне все равно.
— А мне нет. Самое большее три дня, и я буду в порядке.
И она раздражала меня. Мне трудно было бы назвать что-то или кого-то, кто бы меня не раздражал. На второй день затворничества раздался звонок в дверь. Открыл и увидел одного из тинкеров. Я как-то видел его вместе с Трубочистом. Я рявкнул:
— Что надо?
— Трубочист велел проверить, все ли с вами в порядке.
— Проверил — и иди.
Я попытался закрыть дверь. Он протянул руку и сказал:
— Меня зовут Мики, могу я на минуту зайти?
— Минуту, не больше. Часы тикают.
Он вошел и огляделся. Я спросил:
— Что ты ищешь?
— Ничего. Здесь у вас мило.
Он говорил размеренно, как будто пробовал каждое слово на вкус. Спросил:
— Стакан воды не дадите?
Я дал ему воды, он выпил и сказал:
— У меня постоянная жажда. Наверное, это из-за ломтиков, которые я ел на завтрак.
— Мики, почему у меня ощущение, что ты что-то затеваешь?
— Я когда-то здесь жил.
— Трубочист говорил, здесь жила семья.
— Нет, только я.
— Почему ты уехал?
— Трубочист выставил меня из-за вас.
Я зажег сигарету, выдохнул дым ему в лицо и сказал:
— А, ты, выходит, обижен.
Он сжал стакан и заметил:
— Я бы не возражал, если бы вы это заслужили.
— Я нашел наиболее вероятного подозреваемого.
— И где же он?
С меня хватило. Я так и сказал:
— Хватит с меня. Что-нибудь еще?
— Нет. Я не могу одолжить у вас какую-нибудь книгу?
— Ты читаешь?
— Вы считаете, что тинкеры не читают?
— Помилосердствуй. Я не в настроении для такой беседы.
Он не шевельнулся и сказал:
— Так как насчет книги?
Я пошел к двери:
— Запишись в библиотеку.
Стоя на ступеньке, он сказал:
— Вы не разрешите мне взять книгу?
— Купи себе сам.
И я захлопнул дверь перед его лицом.
Снова зазвенел звонок. Я распахнул дверь, готовясь к драке. Но это оказался сосед. Я сказал:
— О…
Он выглядел неопрятным даже в свои лучшие дни. Сейчас у него был такой вид, будто его вывернули наизнанку и вытерли об него ноги. В руке он держал бутылку. Сказал:
— Poitin.
— Гм… спасибо… право, не знаю.
— Я купил карточку лотереи и выиграл.
— Много?
— Вот уже неделю пью.
— Так много?
— Вчера я был в человечном пабе.
— Что?
— Ты открываешь дверь, и все поют «Я всего лишь человек».
Я посмотрел бутылку на свет. Жидкость чистая как слеза.
— Настоящее зелье.
Он содрогнулся и сказал:
— Могу поручиться.
— Я думал, полиция запрещает это продавать.
— Я у полицейского и купил.
— Само по себе гарантия.
— Лучше не бывает.