Страница 19 из 34
— Не паб?
— Нам надо поработать.
— Тогда пошли в пивную.
И он повесил трубку.
Я подумал, не взять ли с собой пистолет, но разве сам Киган — не достаточно мощное оружие для любого человека?
Он опоздал. Я заказал чай. Официантка сказала:
— У нас замечательные плюшки.
— Так говорит моя мать.
Она заинтересовалась, навострила ушки и спросила:
— Я ее знаю?
Пора было ее заткнуть, поэтому я сказал:
— Вряд ли, она умерла.
Больше никаких любезностей. Когда появился Киган и быстренько принял на грудь, он заметил, глядя на официантку:
— Первый неприятный человек, встреченный мною в Ирландии.
— Ты так считаешь? Она предложила мне плюшки.
— Да пошла она.
Несмотря на дурное расположение духа, он держался отлично. Я так и сказал. Он вытащил из кармана плоскую серебряную флягу с эмблемой Голуэя. Объяснил:
— Моя малышка мне подарила. Там потин.
— Poitin.
— Разве я не так сказал?
— Ну, разумеется.
Он отпил добрый глоток и сказал:
— Ну вот, официантка уже кажется симпатичнее. Хочешь принять?
— Нет, спасибо. Брайсон побывал у меня дома.
Я поведал ему о событиях последних дней, включая дочку Джеффа. Он заметил:
— Синдром Дауна. У меня на участке был парнишка, у него дочка была такая.
— Ну и как?
Он вдруг повеселел:
— Челсия. Вспомнил, ее звали Челсия. Знаешь, она была просто прелесть. Увы, мне пришлось ею воспользоваться, чтобы добраться до ее папаши.
— Что?
— Не строй из себя святую невинность. Я полицейский, не слишком симпатичный парень, по какой причине здесь и нахожусь, и мне портит настроение какая-то уродливая сука-официантка.
Он снова взглянул на нее. Она собиралась принести меню, но, заметив выражение его лица, передумала. Он сказал:
— Если бы кусок такого дерьма, как Брайсон, посмел появиться в моем доме и напутать мою женщину, я бы его закопал.
Он выглядел безумным. В уголках рта скопилась пена. Он продолжил:
— В прошлом году у нас в Клэпхэме появился серийный убийца. Начальство решило использовать одну из моих вольнонаемных в качестве подсадной утки. И не обеспечили ей надежной охраны. Те, кто ее подстраховывал, опоздали. Я успел.
— Что случилось?
— Он повалил ее на землю, сорвал с нее колготки, держал нож у ее горла и матерился. Я оторвал его от нее, и знаешь, что он сделал?
— Нет.
— Он рассмеялся мне в лицо и заявил, что через полгода выйдет и уж тогда ее уроет.
— И он бы вышел?
— Возможно, через еще более короткий срок.
— И что сделал ты?
— Помог ему упасть на собственный нож.
— Что?
— Что слышал. Не лучше ли нам пошевеливаться?
Я сказал:
— Глянь на угловой столик около двери.
Он посмотрел.
Хорошо одетый мужчина, явно в растрепанных чувствах, рассказывал о своих несчастьях пожилой паре. Они внимательно слушали, ловили каждое слово. Киган спросил:
— Что там происходит, он им вешает лапшу на уши?
— Добивается сочувствия. Особый тип мошенничества. Он рассказывает им на ломаном или корявом английском, что оставил маленький саквояж в углу кафе. Но он расстроен: кафе так много, все одинаковые. Все его ценности были в этом саквояже: билеты, паспорт, кредитные карточки.
— Хитрый засранец. Он что-то получит?
— Ему ничего не надо, меньше всего чего-то материального. Он наслаждается их сочувствием, их огорчением по поводу его несчастий.
— Ты его знаешь?
— Конечно, когда-то он был полицейским.
— Кто-нибудь должен дать ему в ухо.
— Почему? Это же типичное преступление без жертвы. Все, что он у них забирает, это время и капелька соболезнования.
Мы вышли, и я сказал:
— У Брайсона студия недалеко от пристани.
Но Киган еще не закончил с парнем, который плакался в жилетку пожилой паре.
— Странная у вас страна, а ты, Джек, здесь самый странный.
— Да будет тебе, Киган, только не говори мне, что не встречал таких типов во время дежурства у себя в городе.
— Десятки. Только в Лондоне такие берут адрес, затем заявляются в один прекрасный вторник, грабят, ее насилуют, ему отрубают голову.
— Такое случается?
— Как-то была у меня собака. Мейер-Мейер, по имени героя одного из романов Макбейна, дворняжка. Я слышал, они притягивают детей.
— Эта тоже?
— Щенки у него были, это точно. До сих пор тявкают в округе.
Я засмеялся.
— Тогда бродил по улицам один психопат. Газеты звали его «Факел». Он облил Мейера бензином и щелкнул спичкой.
— Бог мой.
— Я любил старину Мейера, с ним не было скучно.
— Что ты сделал с Факелом?
— Ничего.
— Да ладно тебе, Киган.
— Мы так и не смогли его поймать.
— Вот как.
* * *
В каждой урезанной правде, которую я продавал, всегда оставалась часть лжи.
Кристофер Маккуарри, сценарист «Обычных подозреваемых», ставший потом продюсером «Пути оружия», говорил: «Я боюсь нанимать Джеймса Каана: я всякое про него слышал. К тому же первое, что он мне сказал, было: „Ты больной ублюдок“. Вероятно, он и обо мне много чего слышал».
Я рассказывал это Кигану, когда мы подходили к Мерчантс-роуд, но от причала нас еще отделял траулер.
— Как будем себе вести?
Он мрачно улыбнулся и заявил:
— Пойдем напрямик.
Киган достал ключи и открыл входную дверь дома. Мы поднялись на один этаж к квартире номер 107. Он опять побренчал ключами, и мы вошли. Первым впечатлением был запах: воняло ладаном. Киган заметил:
— Наш мальчик любит покурить травку.
— Он курит ладан?
— Пойдем поглядим.
Я пошел за ним.
Большая гостиная напоминала гигантскую помойку. Грязные коврики на полу, крутом разбросана одежда. Киган заметил:
— Аккуратным его не назовешь.
В кухне царил хаос. Везде разбросаны коробки из-под фастфуда. Мойка забита грязной посудой. Киган приказал:
— Ты смотри в гостиной, я займусь спальней.
Я нашел справочник, в котором страницы, посвященные геям, были особо замусолены. На столе лежала книга Фреда Каплана «Гор Видал». Я сообщил Кигану об этом и добавил:
— Надо же, она подписана.
— Кем? Фредом или Гором?
Его вопрос произвел на меня впечатление. Он вышел из спальни со стопкой журналов и сказал:
— Жесткий садо-мазо, гомосексуализм, фетишизм и боль как вечная подруга.
— Но это ничего не доказывает, так?
— Так уж ничего, здесь доказательств навалом.
— Но не для суда.
— Это ты так думаешь. Ты когда-нибудь смотришь «Практику»?
Мы порылись еще, но больше ничего не нашли. Уходя, я сунул книгу про Видала в карман. Киган заметил:
— Ему будет ее не хватать.
— Знаю.
— И травки в половину веса этой книги.
— Ты взял травку?
— Или наоборот.