Тайна заброшенной часовни

Ика тем не менее обрадовалась совершенно искренне.

— Ах, папусик! — воскликнула она. — Значит, ты завтра возвращаешься к жизни?

— Так точно! — произнес отец, ударив кулаком в выпяченную колесом грудь. — А если будете хорошо себя вести, я в самые ближайшие дни прочитаю вам свою диссертацию. Уверен, что она вас заинтересует, — добавил он с жестокой улыбкой.

— Мы в этом не сомневаемся, дорогой, — сказала мама. — Напомни только название, чтобы мы могли заранее подготовиться к твоему авторскому вечеру.

Тогда отец торжественно провозгласил:

— Название звучит так: «Фармакодинамика метилксантинов, в частности теобромина и теофиллина».

Воцарилась напряженная тишина.

— Теобромина и теофиллина? — слабым голосом переспросила мама.

— Да! — воскликнул отец.

И тут великий Альберт предала друзей. Ее единственную заинтересовало предстоящее чтение. Она даже захлопала в ладоши.

— Здорово! Правда, здорово! Только почему вы не включили в этот ряд кофеин?

Хотя отец был отлично осведомлен о разносторонних интересах великого Альберта, даже он опешил и, поморгав, вздохнул:

— Я тебе объясню в другой раз. — А уходя, сказал сам себе: — Нет, в мое время молодежь была не такая.

— Спасибо, — сказала Икина мать, поднимаясь из-за стола. — А теперь мне бы хотелось обменяться парой слов с Икой и Брошеком.

Вся пятерка встревоженно переглянулась. Расколоться или пока еще не раскалываться? Все взоры, естественно, обратились на Пацулку. Тот, немного подумав, решил вопрос однозначно: приложил палец к губам.

— Сколько можно молчать! — вздохнула Ика.

На этот раз Пацулка без колебаний показал три пальца.

— Три дня? Ну что ж, попробуем… — прошептал Брошек.

И они с Икой нехотя поплелись на веранду, где их уже ждала Икина мама, созерцая окружающий мир и покуривая первую в тот день сигарету.

А мир был по-прежнему сер и уныл. Погоду, пожалуй, можно было назвать ничем не примечательным субботним ненастьем. Дождик не то моросил, как в понедельник, не то висел в воздухе, как во вторник. В долине еще плавали клочья тумана среды, которые река, словно тени плотов, уносила вниз по течению. И вообще в атмосфере чувствовалась какая-то вялость и нерешительность. Это могло вселять некоторую надежду, пока смутную, но все же…

Тут следует сказать, что Ике с Брошеком было не до погоды. Физиономии у них были довольно кислые. Бояться они не боялись, в этом доме в отношениях между родителями и детьми понятия страха не существовало: они были друзьями. Ребят волновало нечто совсем другое.

В доме появилась тайна. Секреты. Взрослые не были допущены в ребячьи дела. Они не обижались, понимая: у каждого могут и даже должны быть свои секреты. Но хорошо ли так долго скрывать что бы то ни было от друзей? Вот в этом и заключалась главная сложность.

— Поверьте, мне ничуть не хочется совать нос в ваши дела, — мягко сказала мама. — Просто я… как бы это сказать… ну, просто я начала беспокоиться. Всякий имеет право на собственные секреты. И я не собираюсь заставлять вам ими со мной делиться. Однако, если не ошибаюсь, игра, которой вы увлеклись в последние дни, перестала быть игрой и… перестала быть безопасной. Я ведь вижу: тут что-то связанное с часовней, с магистром Потомком и капралом Стасюреком. Словом, сдается мне, вы впутались в уголовную историю. Да или нет?

— Да, — шепнула Ика.

— А нельзя ли узнать поподробнее, — спросила мама, — что это за история?

После нескольких минут тягостного молчания первым заговорил Брошек.

— Потерпите еще немножко, — попросил он. — Самое позднее через три дня мы вам все расскажем.

Икина мама покачала головой.

— Ладно, что поделаешь, — вздохнула она. — Вижу, члены Клуба имени Шерлока Холмса намерены молчать даже под пытками. Так уж и быть, молчите. Но у меня есть одна просьба, очень серьезная.

— Какая? — немного веселее спросила Ика.

— Вы должны дать мне честное слово, что в случае опасности мы с отцом будем немедленно вызваны в качестве резервного батальона.

— Слово-то зачем давать? — удивилась Ика.

На мамином лице появилась очаровательная хитрая улыбка.

— Если мне не изменяет память, — сказала она, — за последние три года никто из вас слова не нарушал. Надеюсь, так будет и впредь. Поэтому я его от вас и требую. А в противном случае, под предлогом опасности наводнения, немедленно увожу отсюда всех пятерых. И тут уж я вам даю честное слово!

— Это шантаж! — возмутилась Ика.

Однако при этом они с мамой весело переглянулись. Условие было не таким уж и неприемлемым.

— Считаю до трех, — сказала мама. — Раз… два… три!

— Честное слово! — одновременно выкрикнули Ика и Брошек.

Мама смешно наморщила нос.

— Двенадцать букв. Цветок на букву «к». Задумайте желание. Быстро! Раз, два, три…

— Колокольчик! — крикнула Ика.

— Колокольчик, — сказал Брошек.

— Опыт подсказывает мне, — произнесла мама, вставая со скамейки (а это означало конец разговора), — что вы задумали в течение ближайших двадцати четырех часов завершить некую операцию и разоблачить преступника или даже шайку преступников. Верно?

— Ох! — с негодованием фыркнула Ика. — Ужасно сложно было догадаться! Тебе и трудиться не пришлось.

— Да уж, дело нехитрое, — пробормотал Брошек.

— Ладно, ладно, — рассмеялась мама. — Вы правы. Однако напоминаю: ловить преступников — это вам не цветочки собирать. Жизнь не всегда усеяна розами. И даже колокольчиками.

— Это еще надо обдумать, — вежливо сказал Брошек.

И тут Икина мама доказала, что она вполне достойна своей дочурки. Высунув язык, она показала Брошеку нос и произнесла его голосом:

— А мне надо обдумать, есть ли хоть немного мозгов в ваших пустых головенках.

В заключение она ущипнула Ику, больно щелкнула Брошека по носу и, прежде чем они успели опомниться, исчезла.

— Моя мать иногда ведет себя крайне несерьезно, — неодобрительно заметила Ика.

— Она просто очаровательна, — убежденно заявил Брошек и якобы задумчиво произнес: — Интересно, такое передается по наследству?

— А вы, сударь, еще в этом не убедились? — якобы грозно спросила Ика.

— Как сказать, — якобы неуверенно ответил Брошек. — Возможно…

Тогда Ика продемонстрировала, что она прежде всего дочь своей мамы. А именно: высунула язык, показала Брошеку нос и произнесла его голосом:

— Предлагаю вам в течение ближайших пятидесяти лет это обдумать. — Потом щелкнула его по носу и исчезла.

Так начался шестой день долгой дождливой недели.

Вначале ничто не предвещало, что день этот будет иметь решающее значение в истории, впоследствии получившей известность как «Дело Черного Камня».

Ика с Брошеком коротко отчитались о разговоре с матерью. Все согласились, что создание резерва из родителей (на случай опасности) не лишено смысла. Сам Пацулка, мывший посуду и одновременно варивший бобы в двухлитровой кастрюле (естественно, на всякий случай), одобрил предложение Икиной мамы энергичным покашливанием.

— Пацулка, — спросила Альберт, — неужели ты думаешь, и вправду может произойти что-то непредвиденное и опасное?

Пацулка уклончиво почесал нос; остальные на минуту озабоченно задумались.

— Don’t be silly[13], — первым пришел в себя Влодек. — Мы тоже представляем собой некоторую опасность для опасных преступников.

И одной рукой высоко поднял тяжелую дубовую табуретку, а когда Брошек и Пацулка без особых усилий проделали то же самое, удовлетворенно кивнул.

В тот день дежурным по прессе была Катажина. Влодек заявил, что у него есть кое-какие дела на почте (тут Ика подмигнула Брошеку, Брошек — Пацулке, а Катажина расплылась в блаженной, то есть телячьей, улыбке). В результате они отправились за газетами вдвоем.

Пацулка дал понять, что должен следить за бобами, и остался на кухне. Ика с Брошеком пошли навестить магистра Потомка, который уже с семи утра торчал в часовне, изучая старинную картину и готовясь к визиту представителей местных властей и работников печати.

13

Не валяйте дурака (англ.).