"Д,Арманьяки-2"

— Мы в нетерпенье, брат мой. Удалось узнать, жив ли последний из трёх?

«Последний из трёх? Кого они имеют в виду?» — подумал, было, Таньги, и тут же услышал ответ, который заставил его оцепенеть.

— Отпрыск Д,Арманьков был передан монахине по имени Мария. Нам удалось проследить её путь. Мы точно знаем, что монахиня с мальчиком на руках села на французский корабль, следовавший в Константинополь. Нам удалось выяснить, что корабль прибыл в Византию. По пути он останавливался лишь в одном порту у входа в Дарданеллы. Это город Чанаккале. Даже скорее не город, а крепость. Мы несколько месяцев пытались выяснить, где именно сошла монахиня, но так ничего и не узнали. Лишь один слепой старик сказал, что хорошо помнит монахиню с ребёнком на руках. Она заплатила ему за ночлег, а на следующее утро ушла. Куда, он не знает. Но произошло это в Константинополе. Мы обыскали весь Константинополь, но ни одного следа больше не нашли. Вот и всё, что нам удалось выяснить за эти годы. Скорее всего, и монахиня, и мальчик…погибли, оказавшись в чужих краях. По этой причине мы прекратили поиски и вернулись во Францию.

— Отец Вальдес решит, как именно следует поступить. Встречаемся ровно через месяц в этом месте и в этот час. В особенных случаях, вы вскоре сможете меня найти во дворце Сен- Поль. Я состою при особе герцога Бургундского.

Чуть позже послышались шаги. Постепенно они начали стихать. Вокруг снова наступила тишина. Таньги откинулся спиной к стене. Лицо его выглядело совершенно мрачным. И оно оставалось таким до возвращения брата Калистора. Монах сумел вывести Таньги обратно незамеченным. За что и получил два пистоля вместо обещанного одного.

— Король будет доволен мною? — на прощание спросил у Таньги брат Калистор.

— Вне всякого сомнения! Ты сослужил огромную службу для короля, — ответил Таньги. И на сей раз он говорил совершенно искренно. — Жди от меня весточки, брат Калиостро. У меня такое чувство, будто мы с тобой ещё не раз увидимся.

Попрощавшись с монахом, Таньги направился к берегу, где его ждал паромщик. Монах же некоторое время с досадой смотрел ему вслед, затем раскрыл ладонь и стал рассматривать полученные деньги. Вне всякого сомнения, они привнесли ему в душу радость. Он заулыбался. Запрятав деньги глубоко под рясу, он чуть ли не бегом отправился обратно в аббатство.

Таньги же благополучно вернулся обратно во дворец. Не говоря ни одной живой душе ни единого слова, он взял коня из королевской конюшни. Так и не сумев выспаться, он отправился в далёкий путь. Дорога лежала в графство Фацензак. В Гасконь. Уже выезжая из Парижа, Таньги пробормотал под нос:

— Похоже, этот мерзавец подался в услужение ордену. Следует выяснить какова его роль…а заодно и узнать что за загадочный «отец Вальдес»…узнать кто скрывается под этим именем… Будь всё проклято…как я мог так сильно ошибаться? Они не только существуют, но и стали гораздо опасней. Единственное чему я рад, так это тому, что эти чудовища…судя по всему не нашли мальчика. И где он может находиться? Если конечно всё ещё жив…

Глава 12

Долина Ашу. Османская Империя

Ночное небо усыпали тысячи и тысячи звёзд. Они ниспускали мягкий свет на берег маленькой речушки, чьи воды с озорством и игривостью прокатывались по долине Ашу, даря прохладу, одновременно утоляя как жажду души и тела, так и наполняя печальный взор тихой радостью. Именно эти чувства испытывала пожилая женщина в монашеском облачение, что сидела в эту ночь на берегу. Печальный взгляд был устремлён в сторону реки, а на губах то и дело появлялась мягкая улыбка. Позади монахини раздался звонкий смех. Она улыбнулась ещё шире. Она безошибочно узнала этот голос. Так же, как она сумела узнать за долгие годы и язык цыган, и их обычаи. Позади неё горели десятки костров. За кострами шли оживлённые беседы. В общем, всё как обычно. Временами она сама чувствовала себя как цыганка. Табор стал ей родным. Он стал родным и для её… сына.

— Жан, — тихо прошептала сестра Мария. Она пересела на валун стоявший у самой кромки воды, затем подобрала полы рясы и опустила ноги в воду, ощущая живительную прохладу. Её мысли унеслись далеко. Во Францию. Она всей душой стремилась попасть обратно на родину. И время отъезда подходило всё ближе и ближе. Ей оставалось лишь подготовить Жана. Однако она и не знала с чего начать разговор. Ведь истина в одно мгновенье перевернёт весь привычный для него мир. И стоило ли вообще сообщать ему об истинном положение вещей? Не лучше ли оставить, как есть? Но как тогда уговорить его уехать домой? И имеет ли она право впредь утаивать от него истину?

Эти вопросы она задавала себе каждый день и не находила ответа. Временами ей казалось, что решение найдено, однако следом накатывали сомнения, и всё начиналось снова. Она оттягивала разговор с Жаном. Сестра Мария относилась к нему, как к собственному сыну, и всё что входило в противоречие с этим чувством, вызывало у неё протест. Она не могла не понимать простой истины. Сообщив ему о том, кем он является, она потеряет его навсегда. Сестра Мария несколько раз тяжело вздохнула и тихо прошептала:

— Уповаю на Господа! Он покажет истинный путь!

Словно в ответ на эти слова, табор разразился радостными криками:

— Азар! Азар!

Сестра Мария вскочила с места в то мгновенье, когда рядом с одним из костров возник силуэт всадника. Это был светловолосый, но смуглый юноша с удивительно красивыми и мужественными чертами лица. Он был облачён в холщёвую одежду: рубашку и штаны. Ворот рубашки был откинут, а у пояса перетянут кожаным ремнём, за которым торчала рукоятка изогнутой сабли. Юноша обладал необычайной ловкостью и проворством. Эти качества отчётливо проявились в тот миг, когда он в буквальном смысле слова…соскользнул с седла и бесшумно коснулся ногами земли. Ещё мгновение и он, достигнув сестры Марии, склонился, прижимаясь губами к её руке.

— Жан! Мой мальчик, — глядя его рукой по голове, с непередаваемой нежностью прошептала сестра Мария.

— Матушка! — Жан выпрямился. Во взгляде направленном на сестру Марию светилась подлинная радость. Эта встреча была похожа на множество других прошедших за эти годы. И также была полна радости для обоих. Двигаясь бок о бок, они пошли вдоль берега, с каждым шагом отдаляясь от табора. Сестра Мария неспроста решила увести Жана подальше от посторонних глаз. Настало время открыть глаза Жану. Однако она не собиралась рассказать всё. Она приняла решение приоткрыть завесу и посмотреть, как поведёт себя Жан. Лишь после этого она решит, стоит ли рассказывать всё. Ход мыслей сестры Марии был нарушен мягким голосом Жана:

— Как ваше здоровье, матушка?

Заслышав характерную восточную интонацию во французской речи, она широко улыбнулась. Жан никак не мог избавиться от этой привычки, хотя она не раз указывала ему на ошибку. На сей раз, она решила промолчать по поводу его выговора, но спросила о другом:

— Если меня что и беспокоит так только твоя жизнь. До нас донеслись слухи о многочисленных сражениях. Это правда?

— Мы воюем с Византией! — коротко ответил на эти слова Жан. Он мало говорил. И это качество являлось одной из отличительных черт его характера. Он с детства скрывал свои чувства от всех, и сестре Марии эта особенность была известна лучше, чем кому-либо другому.

— И как обстоят дела? — осторожно осведомилась она.

— Византия скоро падёт!

— Жан, они ведь…наши братья! Ты убиваешь христиан.

— Я слуга султана, матушка! — последовал невыразительный ответ. Жан произнёс эти слова как нечто само собой разумеющееся. Его покорность и холодное равнодушие подтолкнуло сестру Марию к действиям. Она решила начать издалека.

— Скажи мне, — медленно заговорила сестра Мария, — что ты помнишь о детстве?

— О детстве? — Жан остановился у кромки воды и, устремив задумчивый взгляд в сторону далёких звёзд, негромко ответил: — А что я должен помнить? Я всегда был рядом с Джавед-агой.