Лексикон демона

Ник вспомнил дни, когда Ма кричала, не переставая, глядя на что-то потустороннее, чего никто не мог видеть. Ему была знакома каждая черточка боли на ее лице. Теперь он знал, что их породило.

— Поначалу Ливия не понимала, что происходит, а когда поняла, ее это… немного расстроило. Но меня было не удержать — слишком много было поставлено на кон. Поэтому я продолжал работу, и Ливия выжила. А одним очень долгим днем, безумным и кровавым, ты пришел в этот мир. Чудный был малыш, — добавил Артур, и снова вспыхнул улыбкой, как будто не мог удержать веселья. — У тебя были черные демонские глаза, и ты ни секунды не плакал. От тебя вообще не было ни единого звука.

Ник уцепился за соломинку, как утопающий, — в бессилии и отчаянии, наперед зная, что это не спасет.

— Верно, — сказал он. — Демоны не могут говорить. Но я-то говорю!

— Знаю, — выдохнул Черный Артур. — Я сам не поверил, когда Джеральд рассказал мне. По-моему, это просто потрясающе.

— Ничего потрясающего! — выплюнул Ник. — Это все ложь. Раз я говорю, значит, ты соврал.

— Тебе ведь тяжело говорить? — спросил Артур. — Не представляю, чтобы ты хорошо читал или писал, а что до лжи… твоему, роду речь совершенно чужда. Вряд ли тебе легко подбирать слова.

Ник вспомнил ночь, когда вернулся из дома Уолшей, чтобы разобраться с Аланом, а вместо этого увидел Мэй. Тогда он пытался ей что-то сказать, а вместо слов вырвалось только хриплое карканье — нечеловеческий, не имеющий ничего общего с речью звук.

— Знаешь, кого ты мне сейчас напомнил? Случается, звери воспитывают человеческих детенышей. Однажды нашли двух таких девочек, которых вырастили волки. Они сами считали себя волчатами: выли и бегали на четвереньках, а когда люди их поймали, долгое время не могли говорить. Младенческий ум совсем мал, пуст и весьма восприимчив. Ты не можешь вспомнить, чем был: разум был слишком ограничен, но со временем оказался достаточно гибок, чтобы воспринять человеческую речь. Девочки из джунглей умели выть, но это не делало их волками. Так и ты не становишься человеком оттого, что умеешь говорить. — Голос Артура звучал почти нежно. — Ничто не сделает тебя человеком.

Ник подумал о животных. Они никогда его не любили, даже котенок Алана. Чуяли правду. Потом он вспомнил паром и свое первое ощущение на борту: словно тело вдруг стало чужим. А ведь знал, что проточная вода оберегает от демонов. Мог бы догадаться обо всем еще тогда.

— Я понимаю, это трудно воспринять сразу. Я подозревал, что ты все забудешь, оказавшись в младенческом состоянии. Я должен был тебя вырастить и обо всем рассказать. Должен был проследить, чтобы ты узнал о своей силе. Хотел, чтобы мы сообща правили миром, но… — Артур пожал плечами. — Ливия стала сама не своя после родов. Она была такой тихой, и я… мы все сочли, что она повредилась в уме. Решили, что она безопасна. Оставили ее с тобой, и однажды она исчезла. Сначала Ливия украла тебя у меня, а потом тот человек и его сын пытались украсть самую твою суть.

Ник раскрыл рот и захлопнул его. Он вдруг испугался, не зная, какой издаст звук. Артур улыбался.

— Им это не удалось. Ты со мной. Ты мой. Я тебя создал. Не пора ли выразить благодарность? Как по-твоему, сколько с тебя причитается?

Ник нервно сглотнул. В горле словно застряла колючая проволока. Он подумал, что слова выйдут рваные, изувеченные. Но если смолчать, выйдет, что победил Черный Артур, а он, Ник, так и останется его демоном, запертым в круге и молча ждущим распоряжения. Надо было что-то сказать.

— Нисколько, — отозвался Ник и удивился собственному голосу — холодному и ровному, как ледяной пласт. — Нисколько не причитается. — Он всерьез прислушался к себе. Нет, люди так не говорят, — Потому что я тебе не верю.

Где-то снаружи одиноко загудел автомобиль. Его крик о помощи остался без ответа.

— Да, кстати, — произнес Артур. — Про тех девочек, которые считали себя волками. У них была мать. Людям, которые нашли логово, пришлось застрелить волчицу, чтобы добраться до них. Зверю простительно перепутать детенышей, но человек всегда отличит человека! — Он повысил голос. — Не так ли, Алан?

Алан поднял голову. В лице его не было ни кровинки. Оно стало жутко-белым, как мел, а глаза, наоборот, потемнели от гнева, почти до черноты.

— Тащите его сюда, — приказал Черный Артур и снова повернулся к Нику. — Ему ты, надеюсь, поверишь?

Колдун с ножом схватил Алана за связанные руки и практически швырнул вперед, так, что Алан споткнулся и, чтобы не упасть, перенес вес на больную ногу. Ник заметил, как он прикусил губу, но не издал ни звука.

— Алан, — обратился к нему Черный Артур тоном радушного хозяина. — По-моему, я примерно обрисовал все, что случилось после побега Ливии, но было бы весьма интересно услышать очевидца событий. Давай, не стесняйся.

Алан вздернул подбородок, чтобы увидеть его глаза.

— Иди к черту, — ответил он и плюнул Артуру в лицо.

Тут же поднялась суматоха. Каждый колдун, кроме Джеральда, ринулся вперед или гневно заорал. Мэй выкрикнула: «Алан!» — и маг, который держал ее, снова приставил ей к горлу нож. Черный Артур занес над Аланом кулак с колдовским огнем, но Ма подбежала к нему и поймала за руку.

— Артур, не надо! Он просто глупый мальчишка, отчаявшийся и одинокий. К тому же он к этому привязался. У него больше никого нет. Не бей его.

Артур опустил кулак. Ник медленно разжал свой. Артур слегка повел рукой, и его лицо прояснилось, расплылось в улыбке, как прежде. Он шагнул вплотную к Алану. Ник посмотрел ему в спину. В плечах Артур был еще шире его и мог переломить Алана пополам.

Впрочем, он мог сделать еще хуже. С помощью магии.

— Алан, — окликнул Ник, и, как назло, из всех имен во всех мирах именно на этом его голос сорвался в утробный нечеловеческий клекот. Он сглотнул и выдавил: — Я хочу знать. Прошу тебя.

Губы Алана скривились.

— Это правда, — прошептал он. — Прости.

Его голос прервался, но не потому, что он тоже был демоном. Его душили слезы. Небо за окном до того потемнело, что Ник понял: идет гроза, и никакому свету не пробиться через эти тучи. Тусклый луч настенной лампы поймал слезинку у Алана на реснице, раскрасил желтым мокрый след на щеке. Ник протянул руку, но та уткнулась в барьер. Тогда он уронил ее — все равно не знал, что делать.

Черный Артур небрежно поднял ладонь с филигранным серебряным перстнем и провел большим пальцем по лицу Алана, смахивая слезы. Вот что еще не давалось Нику, что еще разделяла его с людьми: он не знал, как до них дотрагиваться. Алан отвернулся.

— Не трогай меня, — глухо произнес он.

— Ты ведь был еще ребенком, когда его принесли. Расскажешь, как было дальше? — спросил Артур, словно у него было право спрашивать словно он был благодетелем, который пришел избавить Алана от всего этого. — Как он научился говорить?

Алан посмотрел на Ника.

— Хочешь, чтобы я рассказал?

Ник кивнул, а Черный Артур рассмеялся.

— Еще бы он не хотел. Милосердие для него — пустой звук. Он будет тянуть из тебя жилы, пока не вытянет. Демоны все такие. От них иного не надо.

Алан опять отвернулся от Черного Артура к Нику, но, видимо, не нашел в себе сил поднять на него глаза. Он заговорил, глядя в пол.

— Оливия пришла к нам в надежде, что мы сумеем чем-нибудь помочь ребенку, но мы, конечно, были бессильны. Потом она тоже это поняла, и — Алан тряхнул головой. Вытереть слезы связанными руками он не мог. — Когда мы с отцом в первый раз пошли на Ярмарку Гоблинов… Мне так понравилось, помню, пришел домой веселый, а она…

— Что она сделала, Алан?

Голос Алана стал еле слышным.

— Оливия была в ванной вместе с… с ребенком. Она пыталась его утопить. Только он не тонул. Вода вскипела, у нее все руки обварились, и отцу пришлось драться с ней, чтобы отобрать малыша. Они оба кричали, потом отец отнял у нее Ника — он совсем не обжегся и ни разу не заплакал. У Оливии началась истерика, и отцу пришлось с ней остаться, чтобы успокоить. Ребенка надо было унести, вот он и отдал его мне. Сказал, что теперь мне придется о нем заботиться.