Страница 7 из 87
Глядя на статую, Полома бессознательно начал шептать молитву, обращенную к богине. Эта молитва была знакома ему еще с далекого детства…
Осознав, что делает, префект остановился. В последние несколько лет богиня плохо заботилась о своем городе: она не достойна поклонения. Мысль, без сомнения, богохульная, но, к своему удивлению, Мальвара не почувствовал вины.
Нет, Полома пришел не для того, чтобы помолиться. Он повернулся к выходу, удивляясь собственной непредсказуемости и размышляя над тем, что заставило его отклониться от заранее выбранного маршрута, однако неожиданно остановился и снова посмотрел на статую. Прихожане тихо шептали молитвы; двое или трое пришли с детьми, которые не могли высидеть на месте и минуты. Полома вспомнил, как появился здесь впервые с отцом. Сначала статуя впечатлила его, затем испугала. Но наивная детская вера находила в ней объяснение вопросам по поводу того, как устроен окружающий мир. Ему захотелось вернуть всю простоту детства, вернуть прежнюю жизнь, все то, что было с ним до ссылки.
Часовня наполнялась людьми. Непонятно, что сделало ее столь популярной среди горожан. Очевидно, все мечтали о возвращении к прежней жизни…
Свет из окна сделался насыщенно-желтым. Полома вспомнил, что его ждут. Он вышел из базилики и быстрым шагом продолжил свой путь к Великому Квадранту.
Члены городского совета, все празднично одетые, собирались вокруг префекта. Мальвара заметил, что лица безрадостные, словно они стеснялись присутствовать на собрании.
Последний раз он выступал перед своими коллегами более двух лет назад. День тогда выдался праздничным: члены Ассамблеи избирались на новый срок. Небо было голубым и ясным, а настроение – радостным и бодрым. Собравшиеся зрители восхищенно смотрели на происходящее. Советники светились гордостью за город и свой народ.
Затем ривальдийские солдаты, проникшие в город благодаря предательству плутократа Майры Сигни, заполнили площадь. Они открыли по собравшейся толпе стрельбу из огнестрелов…
Полома напомнил себе, что все это произошло, когда старый мир рухнул.
Он оглядел площадь. На булыжниках до сих пор виднелись пятна крови, оставшиеся с того дня. Однако после недавней битвы за город появились и свежие…
В северо-восточном углу площади расплывалась самая большая из зловещих отметин. Именно отсюда народное ополчение Кидана, сияя на солнце остриями копий, двинулось вперед, чтобы атаковать ривальдийских солдат, разодетых в бело-голубые цвета…
От воспоминаний застучало в висках. Префект помассировал голову кончиками пальцев.
Один человек, который находился среди вражеских солдат, не был одет в бело-голубую форму. Высокий, бледный и темноволосый юноша, сопровождаемый охранниками, а рядом с ним…
Лицо Мальвары скривилось.
Рядом с ним – жертва.
Полома до этого никогда не видел Кевлеренов, не говоря уже о возможности наблюдать, как те пользуются магией. Безусловно, он, как и многие другие, слышал рассказы об этой выдающейся семье. Торговцы, приезжавшие в Кидан издалека, из-за самого Бушующего моря, привозили вместе со своими товарами небылицы и легенды.
Кевлерены являлись могущественным кланом, использовавшим Сефид, мощнейший источник силы, находившийся в другой части мира. Они продвигались от центра своего могущества на запад и восток, постепенно захватывая недавно появившиеся королевства Ривальд и Хамилай. Две ветви этой семьи унаследовали непримиримую вражду завоеванных королевств и стали заклятыми врагами. Они хватались за любую возможность насолить друг другу. Кидан являлся тем лакомым кусочком, в борьбу за который оказался втянут один из Кевлеренов – в тот самый день, когда все и произошло, – здесь, на Великом Квадранте…
В молодости Полома узнал от одного купца, что Кевлерены могут использовать Сефид только в том случае, если пожертвуют чем-то дорогим и любимым. Поэтому каждый из семьи постоянно имел при себе целый зоопарк, обитатели которого гордо звались питомцами. Кроме того, у них были слуги, Акскевлерены. Однако самым близким для каждого Кевлерена являлся Избранный, доверенный помощник и лучший друг, приберегаемый для наиболее мощного Обладания. Большинство Кевлеренов проводили всю жизнь, даже не задумываясь о возможности гибели своих Избранных.
Полома впервые испробовал на себе действие Сефида, причем вызванного именно принесением в жертву Избранного…
Позади строя солдат он заметил Кевлерена, схватившего за шею женщину, которая шла рядом с ним. Поначалу префект не понял, что происходит, но внезапно глаза женщины закатились, а сквозь пальцы Кевлерена просочилась кровь. Тело Мальвары ощутило волну сильного холода; вокруг разлилась невидимая, но явственная сила. Все металлические предметы заполыхали голубым огнем. Стена воздуха между солдатами противника и приближавшимися ополченцами заметно задрожала. Холод сменила волна сильнейшего жара. У префекта захватило дух: на том месте, где минуту назад двигались ополченцы, колыхалось голубоватое пламя.
Полома почувствовал легкое головокружение. Он прикрыл глаза, и воспоминания потихоньку отпустили.
Кидан всегда был насыщен радостью и счастьем: теперь же его переполняли горе и боль событий недавнего прошлого.
Началось деление на своих и чужих.
Мальвара надеялся, что избавление от плутократов и их сподвижников поможет залечить раны Кидана. Но уже сейчас намечалось четкое разделение горожан на исконно проживавших на этой территории и колонистов, недавно пришедших из Хамилая. Префект подумал о смерти принца Мэддина Кевлерена, ставшей искренним горем для него самого. Однако несчастье должно разрядить сложившуюся обстановку, потому что хамилайцы остались без очевидного и абсолютного лидера, которому были беззаветно преданы.
Закончив восстановление стены после битвы, большинство хамилайцев поселились на острове Кархей. Примерно в это же время почти все коренные киданцы перебрались на Херрис, пытаясь приспособиться к новой жизни. Обитатели двух островов общались друг с другом лишь в случае крайней необходимости. Четкое деление на группы усиливалось природной недоверчивостью и стремлением находиться рядом с себе подобными. Среди советников уже ходили слухи о том, что некоторые киданцы, возмущенные количеством пролитой крови при изгнании плутократов и их союзников из Ривальда, считали, что попали в новую зависимость от иноземцев. Только на сей раз иноземцы были гораздо лучше вооружены и обучены.
Следовало заметить, что только хамилайцы имели по-настоящему профессиональную армию, и именно их солдаты занимали Цитадель, охраняя ее стены. Это служило киданцам постоянным напоминанием о собственном приниженном положении.
Полома тяжело вздохнул. Он знал, что подобного разделения следовало ожидать. Ни одна из групп не имела выбора в сложившейся ситуации: колонисты бежали из хамилайских тюрем и работных домов, а коренные обитатели этих мест подвергались нападениям, изгонялись из домов и запугивались иностранными наемниками и обезумевшими от власти плутократами.
Мальвара услышал звук шагов и поднял глаза, чтобы увидеть Гэлис Валеру и Гоша Линседда, двух новых друзей, прибывших из-за моря. Их дружба выдержала самые тяжкие испытания и являлась одним из немногих хороших событий, случившихся с Поломой за последние два года.
– Спасибо, что пришли, – тихо сказал префект.
– Это особый случай, – просто ответила Гэлис.
– Первый созыв настоящего городского Великого совета со времени переворота плутократов, – пояснил Гош. – Важное событие для обоих наших народов.
В груди у Поломы защемило, стало тяжело дышать. Он знал, что Гош не имел в виду ничего дурного. Боже, солдаты всегда хотят как лучше, но получается-то все наоборот…
Префект обернулся, чтобы посмотреть, услышали его соратники предыдущую фразу или нет. К облегчению Мальвары, все они усердно игнорировали присутствие колонистов – как и его самого.
– Для всего нашего народа, – мягко поправила Линседда Гэлис.
Полковник растерянно посмотрел на девушку.