Страница 24 из 70
Соседняя возвышенность, именуемая Биндон-Хилл, вымотала меня окончательно. Мало того, что вершина ее уходит в тропосферу, так еще добираться по ней приходится по ныряющему вверх-вниз гребню, протянувшемуся более или менее в бесконечность. Когда показались разбросанные домики деревушки Вест-Лалворт и я, спотыкаясь, начал долгий путь вниз, ноги у меня приобрели способность сгибаться в нескольких доселе невозможных направлениях, а на ступнях под пальцами набухали пузыри мозолей. Я вошел в Лалворт, как странник, скитавшийся по пустыне в приключенческом фильме. Я шатался, невнятно бормотал, и меня покрывали потеки пота, а на губах пенились пузырьки панда-колы.
Зато так или иначе я одолел самую трудную часть маршрута и вновь вернулся к цивилизации в одном из самых очаровательных курортных местечек Англии. Хуже уже не будет.
Глава девятая
Когда-то, много лет назад, в заботе о детях, которые рано или поздно должны были появиться, родственники моей жены подарили ей коробку книг издания «Лэдиберд» пятидесятых и шестидесятых годов. Все они назывались как-нибудь вроде «На солнцепеке, или Солнечные дни на взморье» и скрывали под обложками подробные, ярко раскрашенные иллюстрации процветающей, благополучной, чистенькой Британии, в которой вечно светило солнце, лавочники улыбались покупателям, а детишки в свежевыглаженных костюмчиках черпали радости и удовольствия в невинных развлечениях: ездили в магазин на автобусе, запускали игрушечные кораблики в парковом пруду и болтали с добродушными полисменами.
Моя любимая книжка называлась «Приключения на острове». По правде сказать, приключений в книжке было на редкость мало — помнится, кульминацией событий оказалась морская звезда, найденная на камнях, — но я полюбил ее за иллюстрации (одаренного и, увы, покойного Дж. Г. Уингфилда), изображавшие островок со скалистыми бухточками и видами на берега, несомненно британские, однако словно перенесенные в средиземноморский климат и аккуратно вычищенные от автостоянок, бинго-клубов и самых нахальных парков аттракционов. Коммерческая активность на картинках ограничивалась старомодной булочной и чайной
Та книга оказала на меня столь сильное влияние, что я несколько лет соглашался провести отпуск с семьей на британском взморье в надежде отыскать волшебные места, где летом всегда светит солнце, море теплое, как сидячая ванна, а о коммерческой рекламе и слыхом не слыхивали.
Когда у нас наконец стали накапливаться дети, выяснилось, что их эти книжки не интересуют, поскольку самыми увлекательными поступками, какие совершали герои, были посещение зоомагазина и наблюдение за рыбаком, красящим лодку. Я пытался объяснить, что это — самая правильная подготовка к жизни в Британии, однако они настояли на своем, и отдали сердца паре отвратительных оболтусов — Топси и Тиму[19].
Я упоминаю об этом здесь потому, что из всех курортных местечек, которые мы посетили за эти годы, Лалворт оказался ближе всего к идеализированному образу, возникшему у меня в голове. Он маленький, веселый и приятно старомодный. В его магазинчиках торговали товарами для отдыха на море, дошедшими от более невинных времен: деревянными парусными лодочками, сачками, яркими надувными мячами в длинных сетках, — а немногочисленные ресторанчики всегда были полны веселых туристов, наслаждающихся чаем со сливками. В сказочно красивой, почти круглой бухте у подножия деревни полно скал и валунов, по которым лазали детишки, и мелких лужиц, где жили крошечные крабы. Совершенно восхитительное место.
Каково же было мое изумление, когда я, свежевыскобленный, вышел из отеля в поисках выпивки и доброго, честно заслуженного ужина, и обнаружил Лалворт, изменившийся до неузнаваемости. Главной его особенностью стала большая унылая автостоянка, о которой я совершенно забыл, а лавки, пабы и гостинички на ведущей к бухте улице оказались пыльными и, судя по их виду, находились на грани разорения. Я зашел в большой паб, и тут же пожалел об этом.
В нем стоял липкий застойный запах пролитого пива и полно было сверкающих фруктово-игорных автоматов. Я оказался чуть ли ни единственным посетителем, но все столики были заставлены пивными кружками и пепельницами, переполненными окурками, пакетиками от чипсов и прочим неприглядным мусором. Поданный мне стакан был липким, а лагер — теплым. Я выпил и решил попытать счастья в соседнем пабе. Там было чуть менее грязно, зато обстановка оказалась ничуть не более подлинной: потрепанные украшения и музыка школы Кайли Миноуг, девиз которой «Кричи погромче и поболтай-ка грудками». Неудивительно (я рассуждаю с точки зрения энтузиаста), что многие пабы теряют клиентуру. Приуныв, я зашел в ресторанчик, где, бывало, мы с женой заказывали салат с крабами и воображали себя аристократами на отдыхе. Здесь тоже все переменилось. Содержание меню опустилось до уровня скампи, чипсов и горошка, а кухня оказалась весьма посредственной. Но что запомнилось более всего — сервис. Никогда еще я не встречал в ресторане столь бестолкового обслуживания. Зал оказался переполнен, и очень скоро мне сделалось очевидно, что ни одна сторона этому не радуется. Чуть ли ни все заказы, появлявшиеся из кухни, включали что-либо сверх заказанного или же были лишены чего-то нужного. Одни посетители умирали с голоду, дожидаясь обеда, тогда как другим на стол плюхали все заказанные блюда сразу. Я заказал ассорти с креветками, прождал его больше получаса, а получив, обнаружил, что некоторые креветки не успели оттаять. Я отослал заказ обратно на кухню и больше его не видел. Сорок минут спустя официантка принесла тарелку камбалы с жареной картошкой и горошком. Никто, кажется, ее не заказывал, так что я взял тарелку себе, хотя вообще-то заказал треску. Закончив есть, я по меню высчитал, сколько должен, оставил деньги с небольшим вычетом за ледяные креветки и удалился.
Затем я вернулся в свой отель, исполненный глубокое беспросветного уныния, нейлоновых простыней и холодных батарей отопления, улегся в постель, читал при свете 7-ваттной лампочки и от всей души клялся никогда, покуда жив, не возвращаться в Лалворт.
Проснувшись наутро, я увидел холмы, занавешенные густой пеленой косого дождя. Позавтракав и заплатив за номер, я долго натягивал в прихожей непромокаемую одежду. Забавно, право: как правило, я одеваюсь самостоятельно без особых сложностей, но предложите мне надеть пару непромокаемых брюк, и вы подумаете, что я не способен устоять на собственных ногах. Двадцать минут я провел, сокрушая стены и мебель, падая в цветочные горшки и — особо выдающееся достижение — пропрыгав пятнадцать футов на одной ножке, пока не обвился шеей вокруг столбика перил.
Наконец снарядившись, я мельком увидел себя в большом настенном зеркале и осознал, что нехорошо напоминаю большой голубой презерватив. Наряд сопровождал каждый мой шаг отвратительным шелестом нейлона. Я надел рюкзак, вооружился тростью и вышел в путь. Я прошествовал по Хамбери-Ту, мимо Дердл-Дор и вверх по крутому ущелью с завлекательным названием Скретчи-Боттом (Драный Зад) и дальше вверх по крутой, грязной тропинке, зигзагом поднимавшейся на одинокую, затянутую туманом возвышенность под названием Свайр-Хед. Погода была мерзкая, и дождь сводил с ума.
Прошу вас, снизойдите на минуту к моей просьбе. Побарабаньте себя по макушке пальцами обеих рук и посмотрите, через какое время это начнет действовать вам на нервы, а все окружающие уставятся на вас с изумлением. По обеим причинам вы будете рады прервать это занятие. Теперь мысленно замените барабанящие пальцы струями дождя, бесконечно стучащими по вашему капюшону. Прекратить это не в ваших силах, и, хуже того, ваши очки — два запотевших до бесполезности кружка, а ноги скользят по размокшей от дождя тропе, один неверный шаг по которой приведет к долгому падению кубарем на далекий берег — к падению, после которого от вас останется одна клякса на камнях, вроде джема на куске хлеба. Я составлял в уме заголовки: «Американский писатель разбился насмерть: так или иначе, он собирался покинуть страну» — и брел дальше, мрачно поглядывая из-под капюшона.
19
Топси и Тим — персонажи серии книг английских авторов Гарета и Джин Адамсон; эти книги знакомят детей с реальной жизнью(«Топси и Тим на ферме», «Топси и Тим строят корабль» и т. д.