Демоны степей

— Инаэро… — Новичок все еще не мог оправиться от удивления. — Значит, девочка…

— Это, надеюсь, не запрещено? — фыркнула Аксум.

— Что именно?

— Быть девочкой…

— Нет, кажется…

Тут уж рассмеялись оба. Инаэро накрыл руку девочки своей ладонью. Тонкие пальцы Аксум были, казалось, навечно измазаны чернилами, черными и красными.

— Ты поможешь мне, Аксум?

— Конечно. Нет ничего проще каллиграфии, надо только чтобы рука не дрожала. Смотри, вот этой палочкой пишут по воску — здесь можно царапать, как курица лапой, однако существуют определенные способы сокращать слова, для быстроты письма, понимаешь? Тебе диктуют, а ты быстро-быстро записываешь. Нельзя только цифры сокращать, запутаешься. Потом составляешь чистовой документ, и здесь уж секретов больше… Гляди.

Она придвинула к себе обрывок пергамента и принялась быстро чертить завитки. Казалось, что ей это не стоило ни малейшего труда. Забавный цветущий лес прорастал из буквиц словно бы сам собою.

— Гляди, вот так можно написать любовное письмо или какое-нибудь шуточное поздравление… А вот строгий шрифт для деловых документов… Вот крупные буквы — это детские прописи, их иногда заказывают, когда хотят обучать ребенка грамоте. На полях можно нарисовать разных зверьков или растения, это поощряется. Я научу тебя.

Инаэро, как зачарованный, смотрел на вырастающие из-под тоненьких девчоночьих пальчиков буквицы и виньетки.

— У тебя настоящий талант, Аксум, — признал он наконец. — Я в жизни так не сумею.

— Ну, не так, так как-нибудь иначе, — снисходительно улыбнулась Аксум. — Хотя у меня, конечно, талант. Боги наградили меня этим даром… Потому-то Ватар и выложил за меня кругленькую сумму. Ему прежний мой хозяин сказал. Инаэро разинул рот.

— Вот так штука! Ты, значит, рабыня?

— Я же тебе уже говорила… Здесь почти все куплены на рынке. Кстати, на этом самом, на Блошином, где самый грошовый товар.

— Вот так дела… — протянул Инаэро и больше не прибавил ни слова.

Аксум как лучшая из мастеров Ватара часто получала заказы в богатых домах. Тогда она меняла свои поношенные шаровары и курточку на более изысканный костюм, заплетала густые, туго вьющиеся черные волосы в короткие, воинственно торчащие в обе стороны косицы, заворачивалась в тонкое белое покрывало — и отправлялась: сумка с письменными принадлежностями на боку, ноги неизменно босые, на мизинце левой ноги тоненькое золотое колечко, а на поясе — несколько певучих серебряных бубенцов, которые, как уверяла Аксум, отгоняли от нее злых духов.

Очередное задание она получила в тот же день, как Инаэро поселился в мастерской. Ей предстояло пройти почти весь город. Заказчик, торговец шелковым товаром, жил на другом конце Хоарезма. Впрочем, Аксум хорошо знала Хоарезм и не боялась заблудиться.

Перед выходом Ватар долго наставлял ее. Девочка слушала, ничему не удивляясь. Она родилась в неволе и привыкла, что у хозяев время от времени возникают различные фантазии. Дело раба — подчиняться, не задавая вопросов. А заодно наблюдать, выискивая лазейки для собственных интересов. Этим искусством притворного смирения Аксум владела в совершенстве.

— Внимательно присматривайся к этому дому, — говорил Ватар тихим, ровным голосом. — Кто в нем живет, кроме самого хозяина. Какие отношения у него с женой, с домочадцами, есть ли наложницы, есть ли любовницы — понимаешь? Постарайся задержаться подольше. Кто к нему приходит, с какими разговорами? Делай глупое лицо, не улыбайся, открыто ни на что не глазей — примечай уголками глаз. И слушай, умоляю тебя, слушай! Запоминай каждое сказанное слово.

Аксум смотрела в лицо своего хозяина не мигая и выглядела совершеннейшей дурочкой, однако Ватар не сомневался в том, что лучшая из его мастериц не упускает ни единого слова.

— Сделаешь копию переписанного документа и доставишь мне, поняла? Не вздумай ничего напутать.

— А если он потребует, чтобы я делала копию прямо у него в доме? Если не позволит выносить черновики?

— Значит, запомнишь все, о чем писала. Все, ступай. У меня больше нет на тебя времени.

Аксум проводила Ватара глазами, еле заметно пожала плечами и вышла из дома, придерживая на боку сумку.

Дом, где ей предстояло работать, сразу понравился девочке. У входа ее встретила служанка, пухлая вертлявая особа лет сорока.

— Кто ты, милая? — осведомилась служанка. — Уж не попала ли ты в беду? Вон как одежда запылилась… издалека идешь, должно быть?

Аксум приняла высокомерный вид.

— Я каллиграф, которого вызывал ваш хозяин, — холодно сказала она. — Будь добра, любезная женщина, проводи меня к нему, ибо, как я слыхала, хозяин твой человек занятой, и время его дорого. Да и мое, признаться, тоже.

— Каллиграф? — Служанка всплеснула руками. — Надо же! Вот бы никогда не подумала! Такая молоденькая! Да разве женщины бывают каллиграфами?

— Понятия не имею, — сказала Аксум. — Проводи меня к хозяину и предоставь ему задавать все эти вопросы, хорошо?

Служанка ввела девочку в полутемное помещение, где под ногами сразу угадался мягкий ковер, а затем проводила во внутренний дворик и показала место возле фонтана.

— Подожди здесь, — сказала она. — Я позову господина Эйке.

Аксум с любопытством огляделась по сторонам.

Да, ей понравился этот дом, где тебя встречает глуповатая хлопотливая служанка, где в фонтане журчит сладкая вода, а хозяин не заставляет ждать по часу и более, ссылаясь на неотложные дела.

Эйке появился почти сразу, посмеиваясь на ходу.

— Ну, где эта чудо-девица-каллиграф? Аксум встала, поклонилась.

— Я здесь, господин, Эйке смерил ее взглядом.

— Ну, здравствуй, прекрасная. Если почерк у тебя так же хорош, как лицо… — Он обернулся к служанке. — Принеси подслащенной воды, цукатов… — И снова к Аксум: — Ты ведь любишь сладкое, верно?

Аксум почувствовала, что теряется. Она не ожидала такого приема.

— Люблю, — проворчала она. — Однако предпочла бы начать с дела.

— Ты далеко пойдешь, — сказал Эйке, — если предпочитаешь дело цукатам.

Служанка ушла, чтобы вскоре появиться с блюдом. Аксум машинально съела несколько цукатов, выпила воды, потом взялась за яблоко. Эйке тем временем раскладывал свои записи.

— Ты освежилась? Прекрасно. В таком случае, начнем…

Как и предсказывала Аксум, заказчик желал, чтобы беловая рукопись была изготовлена прямо у него в доме. Для переписывания с дощечек на пергамент он предоставил мастерице комнату, где имелся широкий ровный стол.

— Раньше здесь мы меняли пеленки нашей дочке, — добавил он, посмеиваясь, — а теперь вот он служит для более скучных дел.

Аксум никак не отреагировала на это замечание. Быстро, деловито разложила письменные принадлежности, записки, принялась выводить первые буквы. Показала заказчику шрифт:

— Так хорошо?

— Великолепно! — воскликнул Эйке. — А теперь, с твоего позволения, я тебя оставлю наедине с работой.

Аксум не ответила, погруженная в выписывание букв.

Она действительно любила каллиграфию. То, что это занятие приходилось совмещать со шпионажем, совершенно не трогало девочку: мало ли что! Хозяин относился к ней неплохо, даже, можно сказать, уважительно; среди мастеров школы она считалась первой. Что до заказчиков, то они бывали порой настолько довольны плодами ее трудов, что щедро платили сверх условленного. Эти денежки Аксум собирала и бережно хранила, рассчитывая со временем выкупиться на волю. Впрочем, с тоской думала она иногда, Ватар может и отказать. А то запросит такую сумму, что вовек не соберешь. Все-таки она приносила хозяину существенный доход.

Но сейчас все эти мысли были изгнаны из головы, и девочка сосредоточилась на работе. Кроме того, надлежало запомнить… Впрочем, можно было и не запоминать: беспечный Эйке ушел, никто не помешает сделать выписки на дощечку, которую потом спрятать в складках одежды.