Страница 4 из 12
— Можно считать, что вы познакомились, — удовлетворенно кивнул он. — Не обращай внимания, она ко всем новеньким так относится.
— Кто это?
— Вика Андриенко. Еще пообщаетесь, она в соседнем кабинете сидит. Соседи, короче, — несолидно хихикнул Яковлев.
— Потому она на меня так «ласково» и смотрит?
— А, ерунда, пройдет. У нее это иногда бывает.
Я пожала плечами, отнюдь не чувствуя себя удовлетворенной таким объяснением, и села так, чтобы не видеть нахалку.
То, что у сотрудниц редакции по отношению ко мне произошли глобальные перемены, я поняла сразу, как только вернулась в редакцию. Теперь за моей спиной перешептывались и хихикали, а когда я оборачивалась, мило улыбались и приветливо кивали. Я не понимала, что за мышиная возня происходит вокруг, и, как человек, теряющий опору под ногами, злилась и пугалась.
Первым в списке «врагов», повинных в моем отчаянном положении, стоял, разумеется, Иван. Остаток рабочего дня я строила планы мести и мысленно репетировала все, что обязательно ему выскажу. Но едва я увидела его радостную физиономию, выглядывающую из окна «Тойоты», как моя злость испарилась.
— Как дела? — спросил он, выскакивая навстречу и открывая мне дверцу автомобиля.
— Никак, — пожала я плечами, усаживаясь на переднее сиденье. — Начинаю жалеть, что поддалась на твои уговоры и перешла сюда.
— Ну, это ты перестань, тебе надо расти. А там что за работа была? Смех один!
— Да, — вздохнула я, — зато мне было спокойно. И меня там любили!
— Поле перейти — не пасьянс «Косынка» сложить, — философски изрек Иван, закатывая глаза.
— Ради бога, только без упражнений в остроумии! — скривилась я.
— Хорошо, — на удивление покладисто согласился он, и я расслабилась, не уловив подвоха.
Но стоило мне закрыть глаза, как Ванька газанул и так рванул с места, что меня вдавило в кресло.
— Мама! — взвизгнула я и вцепилась пальцами в сиденье.
— Ага! — торжествующе вопил он, разгоняя машину. — Врешь, не пройдешь!
Так, взбадривая себя, он и пронесся на бешеной скорости по городу. А выехав на загородную трассу, полетел еще быстрее. Я от страха закрыла глаза и только судорожно молилась, обещая, если выживу, больше никогда не есть на ночь сладкого и не потворствовать другим своим греховным привычкам.
Когда автомобиль наконец снизил скорость, я разлепила глаза и дрожащим голосом спросила:
— И что это было?
— Стрессотерапия, — как ни в чем не бывало сказал Ванька, и мне захотелось треснуть его чем-нибудь тяжелым по макушке.
— Какая еще терапия?! — заорала я. — Я же просила тебя не гонять быстро! Ты же мне обещал!
— А что еще с тобой было делать? — засмеялся Иван, останавливая машину. — Ты же отказалась почтительно внимать моей смехотерапии.
Достойно ответить мне помешал владелец шашлычной Руслан. Он распахнул дверцу автомобиля и радостно застонал, причмокивая и оживленно разводя руками:
— Вах-вах-вах, какие люди! Заходите, гостями будете!
— Привет, Русланчик. Шашлычком не накормишь?
Отличительной чертой Ивана было то, что у него находились друзья везде, и если бы было можно, он бы их завел и на другой планете.
— Конечно, накормлю! Как не накормить, такие люди в гости приехали!
Я на ватных ногах вышла из автомобиля и, пройдя несколько шагов, кулем свалилась на деревянную лавку.
Когда Руслан убежал за шашлыком, я задумчиво спросила:
— А вот скажи-ка, Иван, почему южные люди любят исконно русское имя Руслан?
— О, стихами заговорила! Не иначе как стрессотерапия подействовала, — заржал Ванька.
— А, ну тебя, — вяло отмахнулась я.
Руслан притащил шашлык, и вино полилось рекой. Пока они без умолку трещали, обсуждая какие-то свои мужские дела, я мужественно боролась со сном. А когда мы с Иваном вернулись домой, рухнула в постель и проспала до утра без сновидений.
Глава 2
Вставать рано утром на работу всегда было для меня проблемой. Наверное, поэтому я выбрала профессию, в которой опоздание не считается катастрофой, да и сам факт прогула сложно доказать. Впрочем, один раз я все-таки пришла часам к восьми (так уж случилось, что мне не спалось) и обнаружила, кроме охраны на входе, еще трех человек — главного редактора, седого импозантного мужчину лет сорока пяти, которого все фамильярно звали по отчеству — Соломонович; замдиректора по хозяйственной части, энергичного и поджарого дядьку с занятной фамилией Скворец, и секретаря Веру Павловну.
На юбилее редакции, который успел случиться за то короткое время, что я там работала, секретарь выпила лишнего и во всеуслышание заявила, что меня взяли в редакцию только потому, что я — любовница Скворца.
— Не расстраивайся, — успокаивала меня Галя, — ее характер тут все знают, даже между собой из Веры Павловны в Стерву Падловну переименовали. На самом деле именно она была любовницей Скворца, но что-то у них там не заладилось, и они расстались.
— И тетка не нашла ничего лучше, чем обвинить в этом меня!
— Согласись, обидно было бы не найти виноватых, себя-то уж она точно ни в чем не винит.
Через два дня после юбилейного торжества Вера Павловна уволилась, и ее место заняла добродушная хохотушка Таня. Она любила яркие платья и обильно украшала себя бижутерией, отчего иногда походила на новогоднюю елку.
Я шла по коридору, прислушиваясь к странным шорохам по сторонам. Пол был чисто вымыт, кое-где поблескивал влагой, и пахло весенними цветами. Неожиданно сзади скрипнула дверь, послышались шепот и сдавленный смешок.
Обернулась — никого. И вдруг следующая же дверь, мимо которой я проходила, резко распахнулась, пребольно ударив меня, и из нее буквально вывалилась в коридор Вика. Огромная стопка газет, которую она держала в руках, с громким шлепком упала на пол и рассыпалась.
Я ойкнула и отскочила, потирая ушибленную руку.
— Извини, я думала, здесь никого нет… — Вика присела и начала собирать газеты. — Мы, кажется, до сих пор не знакомы?
— Я тебя знаю, ты — Вика.
— Угу. Яковлев сказал?
— Да. — Я тоже присела и стала ей помогать.
— Впрочем, я знаю, что тебя зовут Диана. Можно считать, что познакомились. — Вика с сомнением оглядела увесистую кипу газет и спросила: — Боюсь опять их рассыпать… Не поможешь донести?
— Конечно.
Мы разделили стопку пополам и понесли в подвал, в архив.
— Послушай, я тебя не сильно ударила?
— Пустяки, до свадьбы заживет.
— Нехорошо получилось, — вздохнула Вика. — Честное слово, я не специально! Не обижайся, ладно?
— Я не обижаюсь, — пожала я плечами. — Откуда тебе было знать, что мимо двери кто-то идет?
— Но я все-таки чувствую себя виновной. Пойдем в «Трояк», я угощаю.
— Спасибо, но у меня работы много, — попыталась отказаться я, чувствуя себя страшно неловко: провести обеденный перерыв в «Тройке» я собиралась, как и все последние дни, с Яковлевым.
— Ну вот, — надула губы Вика, — а говоришь, не обиделась.
— Я действительно… — начала я. Но Андриенко бесцеремонно перебила:
— Или ты идешь со мной, или я считаю, что ты не захотела принять мои извинения!
Я вздохнула:
— Ладно, идем.
— Хотя нет, — встрепенулась вдруг Вика. — Знаешь, давай лучше у меня в кабинете посидим. До обеденного перерыва еще дожить надо, а сейчас никак нельзя сорваться, на меня и так уже Соломоныч зуб точит.
Мы прошли к ней в кабинет, где она, весело болтая, залила кофе кипятком, достала пачку сигарет и уселась напротив меня.
Надо сказать, что я раньше почти не курила, но за неделю работы в редакции привыкла дымить, как паровоз.
— А ты Яковлева давно знаешь? — без церемоний приступила к допросу Вика.
— В редакции познакомились.
— И как?
— Что — «как»? — не поняла я.
— Он у нас записной сердцеед. Небось, уже напел про несчастную холостую жизнь, про тоску и одиночество, отсутствие женской ласки и свидание назначил?