Страница 2 из 14
— Брось, Кит, — сказал второй мужчина. — Ты же не помнишь никакой другой войны.
Она проигнорировала его слова.
— Люди из разных стран становятся все более неотличимы друг от друга. У них нет ни своего характера, ни красоты, ни идеалов, ни культуры — ровным счетом ничего.
Ее муж потянулся и через стол погладил ее руку.
— Ты права, права, — сказал он с улыбкой. — Все становится серым, и будет еще серее. Но некоторые места будут сопротивляться болезни дольше, чем ты думаешь. Вот увидишь, в Сахаре…
С противоположной стороны улицы радио обрушило на них истерические колоратуры сопрано. Кит вздрогнула.
— Так давайте поскорее отправимся туда, — сказала она. — Возможно, там нам удастся избежать этого.
Как завороженные они слушали, как ария, приближаясь к развязке, совершала традиционные приготовления для неотвратимой высокой финальной ноты.
Немного погодя Кит сказала:
— Наконец-то. Теперь я бы не отказалась от бутылки «Ольмейской».
— Бог мой, еще одну порцию этой шипучки? Ты же опять выпьешь залпом.
— Знаю, Таннер, — сказала она, — но я не могу не думать о воде. На что бы я ни посмотрела, меня начинает мучить жажда. Однажды мне показалось, что я могу выпить цистерну. Алкоголь в такую жару не для меня.
— Еще одну бутылку «Перно»? — Таннер вопросительно посмотрел на Порта.
Кит поморщилась:
— Если бы это было настоящее «Перно»…
— Оно не так уж плохо, — сказал Таннер, когда официант поставил на стол бутылку минеральной воды.
— Ce п'est pas du vrai Pernod?
— Si, si, с'est du Pernod, — сказал официант.
— Давайте изменим план, — сказал Порт. Он тупо разглядывал свой бокал. Все молчали, пока официант не ушел. Сопрано взялось за новую партию.
— В один присест! — вскричал Таннер. Грохот трамвая и его трезвон, прорезавший террасу, на какое-то мгновение заглушили музыку. В солнечном свете, бившем из-под тента, они успели заметить пронесшийся мимо открытый вагон, битком набитый людьми в лохмотьях.
Порт сказал:
— Вчера мне приснился странный сон. Я все пытался вспомнить его и в эту самую минуту вспомнил.
— Нет! — взмолилась Кит. — Сны такая скучища! Ну пожалуйста!
— Ты не хочешь услышать мой сон? — Он расхохотался. — Но я все равно его тебе расскажу. — Последнее было сказано с известной жестокостью, которая на первый взгляд могла показаться наигранной, однако, взглянув на него, Кит поняла, что на самом деле он сдерживает захлестывавшую его ярость. Она уже готова была отпустить что-нибудь язвительное, но прикусила язык.
— Это не займет много времени, — улыбнулся он. — Я знаю, вы делаете мне одолжение, выслушивая мой сон, но иначе мне не вспомнить его до конца. Был день, я ехал на поезде, который все увеличивал и увеличивал скорость. И я подумал про себя: «Сейчас мы врежемся в гигантскую кровать с горою белья».
— Загляни в «Цыганский сонник» мадам Ля Иф, — насмешливо сказал Таннер.
— Заткнись. И мне пришло в голову, что если я захочу, то смогу пережить все заново: начать сначала и дойти ровно до настоящей минуты, прожив точь-в-точь ту же самую жизнь, вплоть до мельчайших деталей.
Кит печально закрыла глаза.
— В чем дело? — осведомился он.
— Думаю, с твоей стороны в высшей степени бездумно и эгоистично настаивать на том, что, как тебе прекрасно известно, нагоняет на нас только тоску.
— Зато мне это доставляет массу удовольствия, — он расплылся в лучезарной улыбке. — К тому же готов поклясться, что Таннеру не терпится дослушать мой сон до конца. Не так ли?
Таннер улыбнулся:
— Сны — мой конек. Я знаю свою Ля Иф наизусть. Кит открыла один глаз и посмотрела на него. Принесли вино.
— И я сказал себе: «Нет! Нет!» От одной мысли обо всех этих жутких страхах и боли, которые придется пережить заново, во всех деталях, меня бросило в дрожь. А потом я случайно взглянул в окно, увидел деревья и вдруг неожиданно для самого себя сказал: «Да!» Потому что знал, что снова захотел бы пройти через все эти ужасы только ради того, чтобы вдохнуть запах весны так, как вдыхал его ребенком. Но тут я сообразил, что слишком поздно, потому что, пока я думал «Нет!», я потянулся и выбил все свои передние зубы, точно они были из гипса. Поезд остановился. Я стоял, держа свои зубы в руке, и вдруг начал рыдать: знаете, такими жуткими рыданиями, какие бывают во сне, когда все тело сотрясается как от землетрясения.
Кит неуклюже поднялась из-за стола и направилась в сторону дамского туалета. Она плакала.
— Пусть идет, — сказал Порт Таннеру, чье лицо выразило озабоченность. — Она измучилась. Жара действует на нее угнетающе.
3
Он сидел на кровати в одних шортах и читал. Дверь между их комнатами была открыта, окна — тоже. Над городом и портом шарил своим лучом маяк, выписывая широкие, медленные круги; беспорядочное уличное движение без продыху прорезал требовательный автомобильный гудок.
— Кажется, здесь рядом кинотеатр? — окликнула его Кит.
— Вроде бы, — сказал он, не отрываясь от чтения.
— Хотелось бы знать, что там идет.
— Что? — Он отложил книгу. — Неужели тебя это интересует?
— Да нет, — в ее голосе прозвучало сомнение. — Просто любопытно.
— Фильм на арабском языке, называется «Невеста напрокат». Если верить афише.
— Невероятно.
— И тем не менее.
Она вошла к нему, задумчиво куря сигарету, и минуту-другую покружила по комнате. Он поднял голову:
— Что с тобой?
— Ничего. Она помолчала.
— Так, немного расстроена. Думаю, тебе не следовало рассказывать этот сон перед Таннером.
Он не решился спросить: «Ты поэтому плакала?» Вместо этого он сказал:
— Перед ним? Я рассказал его ему, равно как и тебе. Что такое сон? Господи, не воспринимай все так серьезно! И почему ему не следовало его слышать? Чем вдруг провинился Таннер? Мы пять лет с ним знакомы.
— Он такой болтун. Ты же знаешь. Я не доверяю ему. Он вечно сплетничает.
— Но кому ему сплетничать здесь? — сказал он раздраженно.
Кит тоже в свою очередь начинала злиться.
— Да не здесь! — выпалила она. — Ты, кажется, забыл, что когда-нибудь мы вернемся в Нью-Йорк.
— Знаю, знаю. В это трудно поверить, но похоже, что так и произойдет. Допустим. И что же страшного, если он припомнит все мельчайшие детали и перескажет нашим знакомым?
— Это унизительный сон. Разве ты не понимаешь?
— Чушь!
Повисло молчание.
— Унизительный для кого? Для тебя или для меня? Она не ответила. Он продолжил:
— Что значит, что ты не доверяешь Таннеру? В каком смысле?
— Ох, да доверяю я ему. Но я никогда не чувствовала себя с ним раскованно. Никогда не чувствовала, что он близкий друг.
— Хорошенькая новость. И ты это говоришь сейчас, когда мы здесь вместе с ним!
— Ладно. Он мне очень нравится. Не пойми меня превратно.
— Но ты же что-то имела в виду?
— Разумеется, я что-то имела в виду. Но это неважно.
Она вернулась к себе в комнату. На какое-то мгновение он замер, разглядывая потолок с озадаченным видом. Он опять взялся за чтение, но прервался:
— Ты уверена, что не хочешь посмотреть «Невесту напрокат»?
— Уверена.
Он захлопнул книгу:
— А я так пойду прогуляюсь на полчасика.
Он встал, надел спортивную рубашку и легкие полосатые брюки и причесался. Она сидела у открытого окна в своей комнате, полируя ногти. Он склонился над ней и поцеловал сзади в шею — там, где шелковые светлые волосы завивались вверх волнистыми прядями.
— Потрясающие духи. Местное приобретение? — Он шумно потянул носом от восхищения. Затем изменившимся голосом произнес: — Так что же все-таки ты хотела сказать насчет Таннера?
— Господи, Порт! Ради всего святого, перестань говорить об этом!
— Хорошо, детка, — послушно сказал он, целуя ее в плечо. И издевательски-невинным тоном добавил: — И даже думать об этом я не могу?