Страница 16 из 16
Полицейский с серебристо-седым ежиком волос снова заговорил:
– Ты и представить себе не можешь, как хорошо организованы эти ребята. У них все задокументировано: имя, место рождения и работы, состояние долга каждого нелегала. По электронной почте они общаются с компаньонами в Турции, которые оказывают давление на семьи, а сами ведут все дела в Париже. Заменяют собой почту, банки, посольства. Хочешь послать игрушку одному из детей? Обратись в Искеле. Ищешь гинеколога? Искеле даст тебе адрес врача, который закроет глаза на твой статус во Франции. У тебя проблемы в мастерской? Искеле поможет разрешить спор. Они знают обо всем, что происходит в турецком квартале, хотя специально их никто не информирует.
Поль наконец понял, куда клонит Шиффер.
– Думаете, они в курсе убийств?
– Если эти девушки действительно были нелегалками, их хозяева проинформировали Искеле. Во-первых, им нужно было узнать, что происходит.
Во-вторых, заменить исчезнувших. Убитые женщины – это потерянные деньги.
Поль спросил с надеждой:
– Вы… Вы думаете, они могут идентифицировать этих работниц?
– В каждом досье есть фотография. Адрес в Париже. Имя и координаты нанимателя.
Заранее зная ответ, Поль все-таки задал вопрос:
– Вы знаете этих людей?
– Главу Искеле в Париже зовут Марек Чезиуш. Все называют его Мариус. У него концертный зал на Страсбургском бульваре. При мне родился один из его сыновей.
Он подмигнул.
– Так мы едем или нет?
Поль несколько мгновений смотрел на Жан-Луи Шиффера. Вы взяли в команду дьявола. Возможно, Скарбон был прав, но мог ли он пожелать лучшего партнера, охотясь на ту дичь, которую пытается затравить?
Часть III
14
В понедельник утром Анна Геймз незаметно покинула свою квартиру, села в такси и поехала на Левый берег. Она помнила, что многие магазины медицинской книги находятся на перекрестке близ Одеона.
В одной из книжных лавок она долго рылась на полках в поисках информации о биопсии мозга. Слова Акерманна звучали у нее в голове: «стереоток-сическая биопсия». Ей не стоило никакого труда обнаружить фотографии и детальное описание методики проведения операции.
Она увидела обритые головы пациентов, заключенные в металлическую арматуру наподобие клетки или куба, привинченного к вискам. В верхней части снимка фигурировало стальное зубило.
Анна проследила по снимкам все этапы операции. Сверло, протыкающее кость; скальпель, проникающий в отверстие и рассекающий твердую мозговую оболочку – мембрану, окружающую серое вещество; полая игла, погружающаяся в мозговое вещество. На одном из снимков можно было даже разглядеть розоватый цвет органа – фотограф поймал его в тот момент, когда хирург извлекал зонд.
Все что угодно, кроме этого.
Анна приняла решение: она будет искать другого врача, который поставит ей другой диагноз и предложит альтернативное лечение.
Она ринулась в пивную на бульваре Сен-Жермен, сбежала по лестнице в подвал, нырнула в телефонную кабину и начала листать телефонный справочник. После нескольких неудач – кто-то из врачей отсутствовал, другие были загружены под завязку – она наконец попала на Матильду Вилькро, психиатра и психоаналитика.
Низкий голос звучал легко, почти насмешливо. Анна, не вдаваясь в детали, сказала, что у нее «проблемы с памятью», и попросила о срочной встрече. Врач согласилась немедленно принять ее. Кабинет рядом с Пантеоном, в пяти минутах от Одеона.
Анна сидела в маленькой приемной, обставленной старинной резной мебелью, – казалось, что ее вывезли прямиком из Версальского дворца. Она разглядывала украшавшие стены фотографии в рамках: на каждом снимке был запечатлен спортивный подвиг в экстремальном виде спорта.
На первой фотографии человек летел на парашюте с горного склона; на следующем альпинист взбирался по отвесной ледяной стене; на третьей стрелок в лыжном комбинезоне и маске смотрел через оптический прицел винтовки на невидимую цель.
– Мои подвиги стареющей дамы.
Анна обернулась на голос.
Матильда Вилькро оказалась высокой женщиной с широкими плечами и сияющей улыбкой. Ее руки выглядывали из рукавов пиджака каким-то странным, почти нелепым образом. Длинные стройные ноги казались очень сильными. «Между сорока и пятьюдесятью», – определила Анна, заметив тяжелые веки и стрелки морщин вокруг глаз. Впрочем, при мысли об этой атлетически сложенной женщине думалось не о возрасте, а о силе, не о годах, но о килоджоулях.
Психиатр посторонилась, приглашая Анну войти:
– Прошу вас, сюда.
Кабинет был обставлен в том же стиле, что и приемная: дерево, мрамор, золото. Анна интуитивно догадывалась, что истинная сущность этой женщины выражена не в дорогущем декоре, а в запечатленных на фотографиях спортивных достижениях.
Они сели по разные стороны письменного стола огненного цвета. Врач взяла перьевую ручку и записала на верхнем листке бумажного блока обычные сведения о пациенте: имя, возраст, адрес… У Анны появилось искушение дать ложные сведения, но она поклялась себе играть честно.
Отвечая, она наблюдала за собеседницей. Ее поразила теплая, по-американски открытая манера поведения психиатра. Блестящие темно-каштановые волосы падали на плечи, широкие черты лица были правильными, очень красные чувственные губы притягивали взгляд. Анне мгновенно пришло в голову сравнение с фруктовым пюре – этакий глоток сахара и энергии. Эта женщина сразу внушила ей доверие.
– Так что у вас за проблема? – спросила она веселым тоном.
Анна постаралась ответить лаконично:
– Я страдаю провалами в памяти.
– Провалами какого типа?
– Я перестала узнавать знакомые лица.
– Все знакомые лица?
– Особенно лицо мужа.
– Прошу вас, уточните: вы его теперь совсем не узнаете? Никогда?
– Нет. Провалы длятся очень недолго. В какой-то момент его лицо не вызывает у меня в памяти никакого отклика. Чистой воды незнакомец. Потом в голове раздается щелчок. До сегодняшнего дня «черные дыры» существовали в моем мозгу не дольше секунды. Но мне кажется, они длятся все дольше и дольше.
Матильда стремительно записывала черной блестящей ручкой «Монблан». Анна заметила, что она тихонько сняла под столом туфли.
– Это все?
Анна колебалась:
– Иногда со мной происходит нечто прямо противоположное…
– Противоположное?
– Мне чудится, что я узнаю лица незнакомых людей.
– Приведите пример.
– Это случается с одним человеком. Я уже месяц работаю в «Доме Шоколада» на улице Фобур-Сент-Оноре. У нас есть постоянный клиент. Мужчина лет сорока. Каждый раз, когда он входит в магазин, у меня появляется чувство узнавания, но я еще ни разу не сумела точно вспомнить.
– А что говорит он?
– Ничего. Совершенно ясно, что он никогда не видел меня нигде, кроме как за прилавком.
Психиатр шевелила большими пальцами ног. Во всей ее повадке было что-то хулиганское, она просто искрилась весельем.
– Итак, подведем итог: вы не узнаете людей, которых должны были бы узнавать, но узнаете тех, кого не знаете, правильно?
У Матильды Вилькро была странная манера растягивать последние слоги слов, ее голос напоминал звучание вибрирующей виолончельной струны.
– Пожалуй, что так.
– А вы не пробовали заказать хорошие очки?
Анна пришла в ярость. Краска кинулась ей в лицо. Как можно смеяться над ее болезнью? Она встала, схватила сумку. Матильда Вилькро поспешила остановить ее:
– Извините меня. Это была шутка. Идиотская. Останьтесь, прошу вас.
Анна застыла на месте. Красная улыбка вспыхнула, обволакивая ее ласковым сиянием. Ее сопротивление растаяло, она без сил упала в кресло.
Врач тоже села и задала следующий вопрос:
– Случается вам испытывать тревогу при виде чьих-нибудь лиц? Я спрашиваю о людях, с которыми вы каждый день сталкиваетесь на улице или в общественных местах?
– Да. Но это другое чувство. Я переживаю… своего рода галлюцинации. В автобусе, за ужином, в любом месте. Лица оплывают, сливаются, превращаются в жуткие маски. Я не осмеливаюсь смотреть на людей. Скоро перестану выходить из дома…
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.