Аляска золотая

– Красивый и замечательный маршрут! – чуть насмешливо одобрил Лаудруп. – Шансов, что в конечном итоге останемся живыми, совсем мало. Впрочем…. Золота много в тех дальних краях, сэр Александер? Это хорошо…. Обратно пойдём тем же путём?

– Золота там хватит на всех! – пообещал Егор. – И Шурку выкупить, и ещё останется вдоволь. Разделим всё по-честному, не сомневайся…. Что потом будем делать? Я ещё сам не знаю. В Охотске встретимся с адмиралом Бровкиным, заберём Шурика. Намоем золота, сто пудов – для русского царя – сгрузим в том же Охотске. Дальше? Можно будет пойти на запад и, обогнув Африку, обосноваться где-нибудь в тихой и благословенной Европе. А, вдруг, какие-нибудь земли, что встретим по дороге, нам приглянуться? Ладно, потом и разберёмся! Через годика три-четыре…

– Ясли я правильно понял, сэр Александэр, наша первая остановка будет в порту моего родного Копенгагена?

– Нет, шкипер, держим курс прямо на древний город Стокгольм! – огорошил Лаудрупа Егор.

– Как – на Стокгольм? – брови датчанина поползли вверх. – Но там же шведы! А на подходе к Стокгольму дежурит их многопушечная эскадра…

– Ничего страшного, Людвиг! В 1699 году на Митаве я встречался со шведским королём, и у меня есть бессрочная путевая охранная грамота за его подписью. При предъявлении этой бумаги все подданные Карла обязаны незамедлительно сопроводить меня – до самой столицы Швеции.

Утренний туман рассеялся, и балтийская водная гладь, покрытая лёгкой рябью, весело заискрилась под лучами ласкового августовского солнышка. Подгоняемые лёгким бризом корабли, обогнув длинный мыс, ограничивающий кёнигсбергскую бухту с севера, взяли курс на шведскую столицу. На северо-западе из вод залива гордо выступали одиночные голые скалы, над которыми кружили беспокойные белые чайки. За тёмно-серыми скалами угадывались смутные очертания неизвестного парусника.

– Как там наш Шурочка? Следует, наверное, со своим дядей Алёшей на восток. Может, уже и Тулу проехали…. Ты прав, Саша, так для нашего мальчика будет безопаснее. А на сердце, всё равно, очень тяжело, – крепко прижимаясь к его плечу, горестно прошептала Санька, и Егор почувствовал, как на кисть его руки упала крохотная горячая капелька, за ней – вторая…

Егор бережно обнял жену за нежные плечи, осторожно коснулся губами её светло-льняных, почти платиновых волос.

– Ничего, ничего. Я сейчас успокоюсь, – пообещала Санька и неожиданно сменила тему: – Саша, а ничего, что мы плывём в Стокгольм? Ну, Швеция ведь воюет с нашей Россией, а мы вот направляемся в гости к их Карлосу. Нехорошо это как-то…

– Во-первых, мы не собираемся выдавать шведам никаких русских государственных и военных тайн, – после непродолжительного молчания ответил Егор. – Просто попросим предоставить нам – на взаимовыгодных условиях – пару крепких кораблей. Для нашего серьёзного путешествия нужна и соответствующая эскадра. Во-вторых, в Северное море предстоит выходить датскими проливами – Каттегатом и Эресунном – где дежурит шведская эскадра, поэтому в любом случае нам не миновать Стокгольма. И, в-третьих, какой из Карла Двенадцатого – полноценный враг? Враг, это тот, который планирует отнять у тебя что-либо, получить финансовую выгоду – в случае воинской победы. А Карлус – обычный самовлюблённый мальчишка, дерзкий, но недалёкий и простодушный. Его интересует только сам процесс войны, а вовсе не её результаты. Пострелять, помахать шпагой, закатить шумный бал в случае успеха, потом двинуться дальше – на поиск новых приключений на свой тощий шведский зад…. Поверь, душа моя, с таким несерьёзным и легкомысленным королём – вечным юношей – Швеция очень скоро перестанет играть в Европе роль первой скрипки. Да и второй, и третьей…. Вот Германия, Франция и Англия – это да. Там у власти находятся ребята серьёзные и совсем непростые…

Ветер – час от часа – крепчал. Старенький «Король», словно подвыпивший русский мужик, начал раскачиваться с одного борта на другой, скрипя и постанывая при этом тоненько и жалобно. Багровое вечернее солнце испуганно спряталось в сизых грозовых тучах, появившихся невесть откуда.

– Енсен, морда ленивая! Живо убрать топселя! – прикрываясь рукавом камзола от солёных брызг забортной воды, скомандовал Лаудруп и пояснил Егору. – До Стокгольма осталось миль пятнадцать-семнадцать. По такому ветру, да на ночь глядя, не будем рисковать лишний раз. Встанем на траверсе столичной гавани, рядов со шведскими сторожевыми фрегатами. А в порт зайдём уже завтра, если ветер стихнет, да разрешение получим надлежащее…

На капитанском помосте появился Томас Лаудруп, требовательно постучал Егора по спине, строгим голосом («В свою матушку Герду пошёл!», – насмешливо отметил внутренний голос), сообщил:

– Дядя Саша! Вам непременно надо спуститься вниз, в кают-компанию! Непременно и незамедлительно!

В кают-компании царил вязкий полумрак, с которым настойчиво боролись два масляных фонаря, оснащённых высокими стеклянными колпаками. Санька обессилено откинулась в широком кожаном кресле, ножки которого были намертво приколочены к палубе. Глаза жены были закрыты, голова обессилено моталась из стороны в сторону, побелевшие кисти рук отчаянно сжимали подлокотники кресла. Из дальней части помещения неожиданно раздавались булькающие звуки: это, забившись в угол и крепко сжимая в своих руках медный тазик, хрипло и безостановочно блевала японка Наоми. Герда же держалась на удивление спокойно, тихонько покачивая на руках уснувшую Лизу Бровкину.

Егор повернул голову в другую сторону, старательно высматривая в сером полумраке своих детей.

Катенька скорчилась на узкой кровати, плотно завернувшись в одеяло, из-под которого высовывалось её испуганное личико, вернее – создавалось такое впечатление – только остренький носик и голубые испуганные глазёнки.

– Папочка, мне очень страшно! – отчаянно выдохнула дочка. – Мы что же, скоро утонем? Тётя Герда говорит, что нет. Но кораблик так стонет и плачет, жалуется, что очень сильно устал, что не может больше…. Папочка, мы не утонем?

– Нет, конечно же, родная! – заверил Егор, целуя девочку в бледный лобик.

На второй кровати, стоящей у противоположной стены узкого помещения, сидел, сложив ноги по-турецки, его сын Петруша. Мальчик, закрыв глаза, плавно раскачивался из стороны в сторону, его светло-русые, почти платиновые волосы («И этот – копия своей мамы!», – одобрительно высказался внутренний голос) были нещадно растрёпаны, подбородок предательски дрожал, по щеке сползала одинокая слезинка.

– Что же теперь делать? – жалобно спросил Егор у толстушки Герды.

– Как это – что? – удивилась датчанка, чёрные волосы которой даже в этой непростой ситуации были уложены в идеальную причёску. – Разве Томас не сказал? Вот же забывчивый пострелёнок, весь в отца! Дети просят, чтобы им перед сном рассказали сказку. Я пробовала. Да они говорят, что всё не то, мол, только их папа умеет хорошо рассказывать сказки. Вот и рассказывай, сэр Александэр! И я послушаю заодно…

– Сказку? – оживился Петруша и широко распахнул свои ярко-васильковые (Санькины!) глаза. – Да, папочка, расскажи, пожалуйста!

– Расскажи! – тоненьким голосом поддержала брата Катя.

Егор часто рассказывал детям на ночь сказки. Причём, те сказки, которые сам слышал и запомнил в своём двадцать первом веке, других-то он и не знал…. С одной стороны, это было неправильно. А, с другой, какая разница, если покойный Аль-кашар не соврал, и мир уже разделился на два параллельных, никак не зависящих друг от друга? В его вечернем репертуаре наличествовали братья Гримм, Ганс Христиан Андерсен, Астрид Линдгрен и даже Александр Грин.

В этот раз он рассказал сказку о «Стойком оловянном солдатике». Только вот концовку повествования он – самым бессовестным образом – изменил. В его варианте оловянный солдат и бумажная балерина героически спаслись из жаркого пламени, поженились, и у них родились дети-близняшки: маленький бумажный солдатик и крохотная оловянная балеринка…

Результат получился совершенно неожиданным. Дочка, выбравшись из-под одеяла, села на своей кровати и торжественно объявила: