Седое золото

Когда уже закончили трапезу и попивали горячий кипяток, передавая консервную банку по кругу, Айна внезапно насторожилась, вскочила на ноги и стала напряжённо вслушиваться, подставляя под дувший с севера ветерок то одно, то другое ухо.

— Мотор тарахтит, — сообщила уверенно. — Вельбот вдоль берега идёт, в нашу сторону. Скоро здесь будет.

Ник взобрался на высокий валун, лежащий на самой границе между прибрежной галькой и ягелем тундры, навёл подзорную трубу в направлении предполагаемого появления вельбота.

Чёрная точка постепенно приближалась, превращаясь в потрепанный вельбот с тёмными бортами, украшенными многочисленными отверстиями, расположенными чуть выше ватерлинии. На корме обнаружился Сергей Анатольевич Куликов, бывший капитан незабвенной шхуны «Кукусь», подло потопленной американской подлодкой.

Голова Куликова была небрежно обмотана витками бинтов в таком количестве, что создавалось впечатление, будто в лодке сидит арабский шейх, надевший по случаю важного религиозного праздника белоснежную чалму.

Чалма, впрочем, была лихо сдвинута набок и местами испачкана многочисленными буро-красными пятнами.

Ник перевёл подзорную трубу немного в сторону: на носу вельбота гордо восседал сиамский кот Кукусь, неотрывно вглядываясь вперёд. Вот кот повернул свою голову в сторону хозяина, замяукал. Куликов понимающе кивнул, поднёс к глазам, спрятанным за тёмными очками, бинокль, посмотрел в сторону Ника, через десять секунд приветливо помахал рукой. Ник радостно помахал ему в ответ.

Через полчаса вельбот ткнулся в береговую гальку. Гешка и Сизый, уцепившись за борта вельбота, вытащили его носовую часть на берег.

— Мяу! — приветствовал всех кот.

— Живы, мазуты береговые? — меланхолично поинтересовался Куликов. — Оно и хорошо. Помогите только мне выбраться на сушу, а то ослаб совсем, крови до беса потерял.

Осторожно выгрузили раненого капитана на берег, а кот Кукусь сам спрыгнул, принялся окрестности изучать, даже белоснежную глыбу льда своим длинным розовым языком полизал с видимым удовольствием.

Вельбот был наполовину заполнен морской, но слегка розоватой водой, в которой лицом вверх плавал труп шаманского сынка, к серединной скамье было наспех привязано три охотничьих ружья, явно побывавших в воде.

Айна осторожно размотала «чалму» на голове Куликова, тщательно промыла холодным кипятком рану, образовавшуюся на месте правого уха, забинтовала снова, ловко и аккуратно.

— Ты, Сергей Анатольевич, есть хочешь, наверное? — заботливо поинтересовался Ник. — Извини, но разносолов не имеем, можем мидий предложить, водорослей в ассортименте, медузка одна неплохая имеется.

— Вот что значит — черви сухопутные! — бодро откликнулся Куликов. — Никакого от вас толку, да и проку — мало совсем! Мы-то, волки морские, просоленные, — ребята запасливые. В вельботе, на корме — рядом с мотором — рундук лежит. Тащите его сюда, открывайте. Там шоколад имеется, галеты, сахар, даже чайная заварка. Давайте-ка чайку организуем, перекусим да к стойбищу тронемся. Только всю воду надо отчерпать предварительно, кастрюлька из нержавейки где-то там плавает.

В этой кастрюльке чай и заварили, предварительно её кипятком ошпарив — плавала-то она рядом с трупом.

Прихлёбывая из консервной банки крепкий сладкий чай и нежно поглаживая кота, клубком свернувшегося у него на коленях, Куликов рассказывал:

— Прогремел взрыв. Смотрю, шхуна-то моя набок заваливается, рядом подводная лодка всплывает, разворачивается в нашу сторону. Сразу мотор на полную мощность перевёл, положил руль под ветер, чтобы скрыться в тумане. Не успел, конечно, начали поливать из пулемёта. Ребята во втором вельботе вообще обалдели, как же иначе: железный кит из глубин моря вынырнул, сначала даже за гарпуны похватались. С места не успели тронуться, в минуту их всех положили, потом и на нас перенесли огонь. Я-то сразу пригнулся, а мои чукчи не сообразили: кто-то за борт сиганул, кто-то отстреливаться начал. И меня вот зацепило, но успели в туман заскочить. Потом, наверное, от потери крови сознание потерял, ничего не помню. Только в последний момент, слава богу, успел мотор заглушить, иначе бы уплыли чёрт знает куда. Очнулся оттого, что Кукусь мне рану вылизывал. Видимо, он меня и спас, потому что кровь из раны уже чуть-чуть сочилась. Судя по тому, что утро было, часов десять я провалялся без сознания. Воды в вельбот через пулевые отверстия много набралось, ещё час-другой, и пошли бы мы с Кукусем на дно — рыб кормить. Кастрюлькой воду отчерпал, мотор завёл, пристал к берегу. Там первым делом из рундука аптечку достал, обработал рану перекисью водорода, весь бинт, что был, намотал на голову. Потом вычерпал всю воду из вельбота, самые близкие к ватерлинии дырки от пуль щепками и камушками заделал, как смог. Устал очень, сам немного перекусил, кота хотел накормить, да он в помощи не нуждался: сам из тундры лемминга принёс, мол, угощайся, хозяин. Уснул после всего этого мёртвым сном, проснулся уже перед самым рассветом, вельбот в море столкнул, мотор завёл, пошёл вдоль берега к стойбищу. Тут и вас встретил. Знать, судьба!

Вельбот, зарываясь носом в мелкие волны, неторопливо следовал вдоль берега по направлению к стойбищу Наргинауттонгетт. Сизый и Банкин безостановочно вычёрпывали кастрюлькой и консервной банкой постоянно прибывающую воду, Айна в подзорную трубу наблюдала за берегом.

— А где остальные тела? — косясь на труп шаманского сына, спросил Ник.

— Пришлось на берегу оставить, — невозмутимо сообщил Куликов. — Лишний балласт, и так у вельбота низкая посадка. Вот сын шамана, это совсем другое дело, тут уже политика начинается. Горючего у нас очень мало осталось, только и хватит — до стойбища доплыть. А у шамана бочка с бензином есть, охотники выловили в море, пару лет назад. Его ещё уговаривать придётся, чтобы он отдал нам эту бочку.

Все обитатели стойбища вывалили на косу. Молча стояли, предчувствуя дурные вести, даже собаки, в иное время давно бы уже зашедшиеся в неистовом лае, сейчас только негромко повизгивали и сиротливо жались к хозяйским ногам.

К причалившему вельботу первым подошёл шаман, неприязненно глядя Куликову в глаза, спросил негромко:

— Где твоя шхуна? Где добытый кит? Где мой сын? Где все мои люди и их ружья, гарпуны?

Куликов под шаманским взглядом глаз не отвёл и ответил так же негромко и абсолютно спокойно:

— Американы потопили шхуну. Потом застрелили всех охотников. Кит вместе с гарпунами в море уплыл. Тело твоего сына я с собой привёз. Три ружья тоже здесь, — указал рукой на вельбот.

Шаман подошёл ещё ближе, мельком взглянул на тело своего сына, ощупал ладонями спусковые механизмы ружей, покачал головой, резко развернулся и, больше не проронив ни слова, медленно побрёл к своей яранге.

Позади них, на берегу, нескончаемо причитали и рыдали женщины, тоненько плакали дети, тоскливо выли собаки. Стойбище оплакивало смерть кормильцев и вместе с ними свою, отныне жалкую участь. Погибли почти все молодые и здоровые охотники, предстоящая зима обещала стать последней и для всех остальных обитателей Наргинауттонгетта.

Первым в шаманскую ярангу вошёл Куликов, за ним Ник, Сизый, Айна. Банкин, вооружённый парабеллумом Куликова, остался охранять вельбот от возможных посягательств.

— Что вам надо, белые? — спросил шаман, не отрывая глаз от пламени горящего в очаге костра. Рядом стояли два его старших толстощёких сына, недвусмысленно сжимая в руках ружья.

— Отдай нам бочку с бензином, без него нам не доплыть до Анадыря, — попросил Куликов.

Помолчав минут пять, шаман оторвался от созерцания огня, посмотрел на вошедших. Его глаза, горящие ярче, чем угли в костре, были безумны.

— Вы обещали много китового мяса. Где оно? — голос шамана был полон угрозы. — С вами ушли мои лучшие охотники. Где они? С ними были все наши ружья и гарпуны. Те три ружья, что вы привезли с собой, долго ещё не смогут стрелять. Те два, что держат в руках мои сыновья, последние, что остались в стойбище. Что нам делать? Как пережить зиму? Я не дам вам бензина, уходите пешком!