Страница 6 из 7
Малыш с тоской посмотрел по сторонам, вздохнул, вынул из кармана «Сникерс», еще раз вздохнул и с упреком сказал Жесту:
– От этой дряни, знаешь, как зубья ломят? А из-за тебя жрать приходится! – и начал шелестеть бумажкой.
Стуча каблуками, влетел Купава:
– Где он?! Давай его сюда!
Малыш вскочил, сунул в рот целый «Сникерс», словно негритосского цвета сигару, наклонился в душевую и, схватив Сергея за плечо одной рукой, выдернул его наружу.
Купава брезгливо пошвырял пальцем Серегины вещи на столике и сел на диван – Вареник тут же вскочил и встал в стороне. Зашел Виктор Гаврилович, мужик лет пятидесяти пяти, а может, и больше, – постоянный советчик Купавы. Стрельнул глазами по сторонам и аккуратно присел рядом с шефом, почесывая кисть руки.
Цокая каблучками, появилась Надька, главбух – строгая такая телочка лет тридцати трех, в очечках, с длинной сигареткой в руках, торчащей из длинного мундштука, – фильмов насмотрелась, сучка, вот и вытыкивается, но в бумажных делах баба ушлая. Она направилась к окну, закрыла жалюзи и осталась возле него, глядя с прищуром.
– Иди сюда, Сережа, – позвал Купава.
Малыш, обрадованный, что у него появляется возможность дожевать тающий «Сникерс», ткнул Жеста в спину кулачищем. Серега, едва не упав, промчался прямиком до дивана и, пошатываясь, затормозил около Гаврилыча.
– Ты, Сережка, не суетись и не обижайся, – ласково сказал тот, – Мы же здесь все свои, а от тебя непонятки пошли. Рассказывай, где товар?
– Я не знаю, правда, Виктор Гаврилович, Алексей! – Жест чуть не плакал от незаслуженной обиды. – Колдовство какое-то!..
Он был в самом деле жалок: избит, ошарашен...
– Успокойся, Сергей, – хмурясь, сказал Купава. – Товар нужно найти. Я почему-то не думаю, что ты крыса. Значит, давай разбираться.
Серега часто-часто закивал головой и чуть не заплакал от счастья – Купава ему верит!
– Вы товар получили? – резко спросила Надька, и Сергей, повернувшись к ней, опять кивнул.
– В чем он был? – Купава уселся удобнее, очевидно, готовясь зависнуть надолго в этой разборке.
– В п-пакете, – заикаясь, выдавил Жест и сглотнул слюну – ну, не получалось у него разговориться, хоть тресни!
Внезапно Надька, почувствовав, что ли, своим бабьим нутром, что парню нужен психологический пинок, одним прыжком подскочила к Сергею, схватила его за «самое дорогое» и заорала:
– Ты понимаешь, козел, что там денег было ровно в триста тысяч раз больше, чем стоит твоя жопа?!
Сергей приоткрыл рот и робко кивнул – он понял.
– Куда вы потом поперлись с товаром? – рявкнул Купава, перехватив эстафету.
Отпустив Сергея, Надька лениво вернулась на свое место у окна. Сергей, проводив ее взглядом побитой собаки, стал отвечать Купаве складно и последовательно:
– Все было, как всегда. Они, Алка, то есть, с Мусой, пошли первыми, мы за ними.
– У кого был товар? – спросил Гаврилыч, не спуская своих хитрых глазок с Жеста.
– У Чирика, – поспешно ответил Сергей, и продолжал уже самостоятельно, без экстремистских воздействий со стороны аудитории. – Мы вышли из той комнатенки, смотрим, а в зале сидят эти трое жлобов. Слово за слово, хреном по столу, – ой, извините! – Сергей испуганно посмотрел на Надьку. – Начали докапываться... Чирик сбросил сумку и отшвырнул ее ногой назад, к столу...
– К какому столу?! – Купава вскочил, но, увидев, что Сергей снова сжался, сел и попытался придать своему лицу добродушное выражение – ну и жуткая же рожа у него получилась!
– К столу... – начал было Сергей и вдруг закричал:
– Я понял, Алексей! Я понял! Это она, сука, взяла нашу сумку, вместо своей! Точно, я понял! – неожиданно даже для себя, Жест расхохотался, поднял руки к лицу, сильно потер его и прокричал Купаве:
– Господи! Я думал: чердак снесло на хер! Алексей, я все понял!
– Кто «она»? – растерялся Купава. Он-то, как раз только в этот момент и заподозрил, что у Жеста короткое замыкание в мозгах щелкнуло от огорчения и сейчас просто пугался мысли, что концов ему не видать и бабки пропали навсегда.
Но Сергей уже пришел в себя полностью: он снова ощущал себя Жестом – давно испытанным быком, которому можно доверять и который хорошо осознает свои и силы, и возможности.
– Алексей! Во время махача с этими придурками за столом одним сидели четверо лохов. Сначала Чирик в тот стол вбился, а потом новенький из зелепукинских: я его туда послал. Стол перевернулся, а под ним и была наша сумка. Они все ушли, а потом баба вернулась! За сумкой!
В это время в комнату отдыха осторожно просочилась новенькая девочка из бухгалтерии. Она несла в руке мобильный телефон Купавы.
– Вас спрашивают, – доложила она руководству, окинув совершенно равнодушными глазами мизансцену.
Купава удивленно хлопнул себя по карману пиджака, шепотом выругался и взял трубку.
– Алло! – произнес он доброжелательным тоном и махнул рукой девочке, мол, проваливай. – Конечно, я... Как?.. Ясно... Ясно... Хорошо, держи меня в курсе... Нет-нет, ты все делаешь правильно. Пока.
Закончив разговор, он оглядел свой штаб:
– Чирик в третьей горбольнице. Без сознания. Состояние хреновое. Врачам уже забашляли, ствол наши люди вытащили. Ментов пока не было, да, похоже, и не будет: а что им – обычная драка, бытовуха. Там же один из этих шакалов зелепукинских.
– Слышь, Леша, – Гаврилыч покашлял и продолжил тонким голоском. – Больно уж не похоже на подставу-то. Странно все как-то получается. Я вот посмотрел сумочку-то – думаю, перепутали, не иначе: хрень там, в сумочке, и открыточка поздравительная. Написано...
Гаврилыч достал открытку, как фокусник, – не понятно откуда – и отставил ее на вытянутой руке.
– Так, где же эта херня? А, вот: « Желаем тебе перестать быть антисемитом и заполнить своими картинами Эрмитаж».
– Я не понял тебя, Витя, – осторожно сказал Купава.
– Краски! – подсказала от окна Надька. – Там коробочка была с художественными красками.
– Вот! – поднял указательный палец Гаврилыч и опять замолчал.
– Не похоже, что он спер, – снова подала голос Надька. – Зачем же тогда он приперся, мудак? Скорее всего, эти кретины перепутали.
– И с ментами дружить Сережке никак нельзя, – сказал Гаврилыч. – У него причины есть не дружить, ты же помнишь, сынок? – Голос Гаврилыча стал сладким-сладким. Он намекал на кое-что общеизвестное в этой компании, и все присутствующие задумались.
– А если это Толян все так складно расписал? – раздраженно заговорил Купава; – Быков своих посадил за стол, а подставных с похожей сумкой – за другой? Что тогда?
– Глотку порвем, коли так, – на меняя интонаций сказал Гаврилыч. – Толик совсем распустился, не хочет жить спокойно.
Купава бросил быстрый взгляд на своего советника и снова повернулся к Жесту:
– Где ту бабу думаешь искать? Скажешь «не знаю» – заставлю собственные яйца сожрать!
Жест напрягся и соображал. Сейчас, когда ситуация стала проясняться – по крайней мере, очень хотелось на это надеяться – мысль у него заработала сравнительно четко. Он молчал и вспоминал все, что было в этой поганой забегаловке. От этих усилий у него выступил на лбу пот, но он не решался его вытереть. Все молчали, смотрели на него и ждали, что он, наконец, скажет.
– Ту бабу я найду через другую, – тихо сказал Сергей и продолжал быстрее и увереннее, – их же четверо было за столиком. Двое на двое. А вторую официантка узнала, и они, вроде встретиться договорились. Я помню, слышал.
Сергей замолчал и впился глазами в Купаву: что теперь он скажет. Купава подергал шеей и повернулся к Гаврилычу:
– Что делать будем, Вить? – А пусть поищет, вдруг, найдет?
Гаврилович остро взглянул на Жеста, будто хлыстом стегнул:
– Дай ему Вареника, что ли. Ты, Сережка, – обратился он к Жесту, – если не виноват, и не бойся ничего. Исправишь свою ошибку – долго жить будешь. Смотри только: ты в кафешке этой уже нарисовался – не светись там больше, не надо нам ссориться с ментами, не то время! Хорошо меня понял?