Страница 72 из 97
Положение Мусайлимы было не слишком прочным: восточная часть Йамамы находилась под влиянием Сумамы б. Усала, не скрывавшего промусульманских симпатий, а с севера и северо-запада существовала постоянная опасность нападения тамимитов, усугублявшаяся движением со стороны Ирака таглибитов, возглавленных пророчицей христианского толка Саджах.
Прибытие в начале 11 г. х. (апрель 632 г.) сборщиков садаки в соседние с Йамамой районы, населенные племенами асад, гатафан и тайй, вызвало глухое недовольство кочевников. Это недовольство и пример ал-Асвада и Мусайлимы содействовали появлению еще одного религиозного оппонента Мухаммада — один из глав бану асад, Талха б. Халид, пренебрежительно называемый мусульманскими авторами Тулайхой б. Хувайлидом, также объявил себя пророком и стал собирать ополчение асадитов в районе Самира.
Видимо, не случайно, что за три месяца после возвращения Мухаммада из Мекки к нему прибыла только одна делегация, от бану наха'а [+175], отправившаяся еще до захвата Сан'а ал-Асвадом. Возникла критическая пауза, распространение ислама вдруг остановилось. Малейшая неудача Мухаммада могла повлечь за собой падение всего здания ислама, воздвигавшегося в течение десяти лет.
КОНЧИНА МУХАММАДА
В этой трудной ситуации Мухаммад словно утратил прежнюю решительность: вместо военной помощи своим наместникам в Йемене он ограничивается посылкой писем своим сторонникам с призывом держаться истинной веры, а когда 24 мая объявляет о сборе ополчения во главе с Усамой б. Зайдом, то оказывается, что поход направляется не в эту горячую точку, а на север, в Заиорданье, чтобы отомстить жителям Муты за гибель Зайда [+176].
Чем объяснить странное решение отправить своих самых надежных воинов в сторону, откуда в данный момент не исходило никакой угрозы, и оставить без поддержки тех, кто был в опасности? Что это, полное непонимание ситуации или ясное сознание, что со скромными вооруженными силами положение в Йемене можно только испортить, а не исправить? Но и в этом случае решение оставить Медину по крайней мере на месяц без зашиты представляется странным.
Видимо, распоряжение о набеге на Муту было чисто эмоциональным: Мухаммад чувствовал ухудшение здоровья, еще незаметное для окружающих, и решил, пока не поздно, сквитаться с убийцами своего любимца — решение неразумное для большого политического деятеля, но по-человечески вполне понятное.
Через два дня после приказа о походе Мухаммаду стало плохо, начались головные боли и лихорадка. Но он еще держался: руководил молитвой и даже соблюдал очередность посещения жен. Затем, видимо, начали отказывать почки, так как к головным болям и лихорадке прибавился еще отек ног, он не мог передвигаться без посторонней помощи и стал терять сознание.
Мухаммад стойко переносил страдания, уверенный, что через них он войдет в вечную жизнь без грехов, и не позволял себя лечить. Когда же Маймуна во время обморока дала ему какое-то лекарство, то он, очнувшись, заставил ее съесть оставшееся.
Многочисленные рассказы о последних днях Мухаммада не позволяют представить последовательность его поступков и высказываний: слишком многим впоследствии хотелось приписать себе заслугу быть рядом с пророком в его последние дни и часы или вложить в его уста высказывания в свою пользу. Наиболее достоверными представляются рассказы Аиши, к которой напоследок перебрался Мухаммад, извинившись перед остальными женами, когда ему стало совсем плохо. К. ней его уже перенесли на руках [+177].
Не будучи в состоянии руководить молитвой, Мухаммад поручил обязанности имама Абу Бакру [+178]. Естественно, что сподвижники пророка в этой обстановке не торопились выступать в поход, тем более что многие не хотели подчиняться 19- (или 17-) летнему юнцу. Когда Мухаммад узнал об этом, то нашел силы выйти в мечеть и публично осудить противников назначения Усамы. Это напряжение совершенно истощило Мухаммада. Когда на следующий день, в воскресенье, Усама с некоторыми участниками похода пришел его навестить, Мухаммад не мог говорить, а только положил ему руку на голову. Наутро Мухаммаду стало значительно лучше. Он даже вышел к утренней молитве, сидел рядом с Абу Бакром и, как сообщают некоторые, произнес короткую речь, в которой призвал помнить о потустороннем наказании и о том, что он разрешал им и запрещал только то, что разрешено и запрещено Кораном.
Поворот к выздоровлению всех обрадовал. Усама отправился в лагерь поднимать войско в поход, Абу Бакр поспешил к своей семье в другой конец города, а жены пророка начали прихорашиваться. Аиша, которая, по ее словам, никогда не видела, как умирают, осталась с Мухаммедом. Он попросил ее помочь ему сесть. «Я посадила его так, чтобы он опирался на меня, и положила на него руку. Голова его повернулась, и моя рука упала с нее, изо рта его мне на грудь упала холодная капля, и он повалился на постель. Мы прикрыли его тканью [+179]. Тут пришел Умар и попросил разрешения войти, а с ним ал-Мугира б. Шу'ба, я им разрешила и накинула на себя покрывало. Умар сказал: „О посланник Аллаха!" Я сказала: „Уже час, как у него обморок". Умар открыл его лицо и сказал: „Да, это самый сильный обморок, какой был у посланника Аллаха" — и закрыл его. А ал-Мугира ничего не сказал и, только дойдя до порога, промолвил: „Умер посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, о Умар!" Умар ответил: „Врешь! Не умер посланник Аллаха и не умрет, пока не получит повеления истребить лицемеров. А ты — человек, преследуемый соблазном". Пришедший в это время Абу Бакр подтвердил правоту ал-Мугиры» [+180].
Этот рассказ подкупает достоверностью деталей, отсутствием патетических предсмертных сцен и поучительных наставлений и завещаний. Другие рассказы содержат и завещательные наставления (чтобы не было в Аравии двух религий, проклятия христианам и иудеям и т. д.) и благочестивые речи [+181]. Проверить их достоверность трудно. Несомненно, что за пятидневку, которую Мухаммад пролежал в комнате Аиши, готовясь к смерти, могло быть сказано и это, и многое другое; в воспоминаниях, даже истинных, за несколько этапов передачи происходили сдвиги во времени, и поучительные высказывания стали встраивать в наиболее подобающее, по мнению рассказчиков, место [+182].
Как ни странно, но у мусульманских историков нет единства в отношении даты смерти пророка. Одни называют понедельник 1 или 2 раби' I, другие- 12 раби' I 11/8 июня 632 г., отмечая, как особую печать святости, что он умер в тот же день, что и родился. Видимо, более достоверна вторая дата, в которой совпадают число и день недели, который все сторонники разных дат называют одинаково [+183].
Так кончил свои дни основатель новой религии, не претендовавший на сверхчеловеческие способности и чудеса, которые были потом приписаны ему его последователями в следующих поколениях [+184].