Время жалящих стрел

Впрочем, философски сказал он себе, напоив жеребца и садясь обратно в седло, надо благодарить судьбу за то, что на сей раз все обошлось благополучно, и очередная его погоня за фантомом вечной женственности с самого начала оказалась обречена на неудачу. Теперь ему было страшно подумать, что он сделал бы или сказал, если бы ему и впрямь удалось отыскать лесную хижину и обитающую в ней колдунью. Он попытался представить себе их разговор.

…Дорогая Марна, или как вас там… Соблазнив дочь барона Тиберия, я вдруг в одночасье осознал, что жить не могу без вас и желаю вас страстно, хотя даже лица вашего ни разу не видел. Конечно, я еще не настолько безумен, чтобы вновь связаться с ведьмой – видите ли, у меня уже был довольно неприятный опыт, – и тем более, привезти вас с собой в столицу… однако, боюсь, это оказалось сильнее меня, и я приехал, чтобы… Собственно, даже сам не знаю зачем…

Интересно, что бы она ему ответила на это?

Валерий невесело усмехнулся, вспоминая свою безумную скачку, – из Тарантии до Амилии он долетел всего за четыре поворота клепсидры, благо дорога оказалась не слишком запружена. А затем еще столько же впустую бродил по лесу.

В прошлый раз к обиталищу ведьмы его вывел Нумедидес, но он был уверен, что вполне запомнил дорогу, однако впечатление сие оказалось обманчивым. Точно муха, запутался он в паутине лесных тропок, извилистых, прерывающихся, петляющих и кружащих. Они уводили его в чащу и возвращали на то же место, откуда он начал поиски, вынуждали ходить кругами, заставляли плутать и терять ориентацию. Один раз Валерию померещилось, он узнал поляну, где тогда встретился с Релатой – Митра Пресветлый, всего два дня назад это было! – однако, как ни старался, не смог отыскать даже пути к лесному озеру.

Теперь, утолив жажду и позволив ледяной воде слегка отрезвить разгоряченную голову, Валерий явственно осознал, что блуждания его могли иметь лишь одно разумное объяснение, а, стало быть, без колдовства здесь не обошлось. В обычное время он неплохо ориентировался в любой местности, будь то в лесу, в пустыне или в горах, и потому объяснить нынешние его беды можно было лишь одним способом: должно быть, колдунья нарочно наводит на путников чары, не позволяя им приблизиться к своему убежищу.

Правда, в прошлый раз им с Нумедидесом удалось это без труда… Но и это было объяснимо. Проведав об их приезде, ворожея постаралась облегчить им дорогу. Теперь же все было иначе.

Валерий ощутил необъяснимую досаду. Зандра побери всех этих чернокнижниц, гореть им в котлах преисподней до скончания века! Почему и здесь для этого жирного болвана, его кузена, все пути открыты? Почему даже у лесной отшельницы его встречают с распростертыми объятиями, тогда как Валерия оставляют, точно нищего, у запертой двери?! Или даже неграмотная сельская ведьма чует в его братце будущего короля Аквилонии?

Привычная горечь захлестнула сердце Валерия, однако на сей раз к ней примешивалась ярость, и он был уверен, что, окажись сейчас перед ним Нумедидес, он, не раздумывая, придушил бы того своими руками. Подобную ненависть он едва ли испытывал прежде к кому бы то ни было.

Стиснув зубы, он с силой хлестнул лошадь плетью, и даже обиженное ржание животного не отрезвило его. Рискуя сломать себе шею, он погнал коня вскачь через бурелом, сквозь заросли и заломы, и вдруг серебристый блик мелькнул где-то в стороне, едва замеченный, и все же привлек внимание принца. Забыв мгновенно все прошлые сомнения и гнев, он поворотил скакуна. И не прошло и нескольких минут, как озеро, которое он так долго искал все утро, оказалось у его ног.

Принц спешился и, держа коня в поводу, замер в нерешительности. Он был сейчас на том самом месте, куда в прошлый раз пришла за ними Марна, – но что же дальше?

Долго ждать ответа на свой вопрос ему не пришлось. Заросли за спиной у него раздвинулись, подобно тому, как расходятся тяжелые бархатные портьеры на окне, когда тянет за шелковый шнур слуга, и – он едва успел обернуться – слепая колдунья оказалась прямо перед ним.

Она вышла уверенно, словно зрячая, и принц, успевший за эти дни оправиться от шока, вызванного пугающим обликом ведьмы, содрогнулся невольно, заметив ее. После того как бежал с лесной поляны, он старательно убеждал себя, что в колдунье не было ничего особенного и испытанный им ужас был лишь следствием усталости и излишней впечатлительности, именовал ее про себя шарлатанкой, ярмарочной гадалкой, ничтожной лгуньей… пытался обмануть себя самого.

Но стоило лесной отшельнице предстать перед ним во всем своем жутком величии, в первозданной дикости своей и царственной силе, как всякое притворство сделалось невозможным. И он едва удержался, чтобы не преклонить перед Марной колени.

Что чернокнижница заметила его смятение, Валерий не сомневался. В прошлый раз она ясно дала ему понять, что читает все мысли его, как открытую книгу. И потому он остался стоять перед нею, недвижимый, безмолвный, лишь слегка наклонив голову, ожидая, пока та заговорит с ним, ощущая себя придворным на приеме у королевы.

– Хорошо, – произнесла, наконец, ведьма, и он не знал, отнести ли это к своим думам, к их встрече, или же к чему-то третьему, ведомому лишь ей одной. – Марна позвала, и ты пришел. Хорошо.

Это не удивило принца. Здесь, в этом заколдованном месте, ему казалось, ничто не имело способности удивить его или повергнуть в растерянность. Он был уверен, что знает наперед все, что колдунья скажет ему. Теперь, когда Нумедидес не может им помешать, он был уверен, что услышит от нее немало интересного. И он выжидающе поднял на Марну глаза.

Та, однако, не торопилась приветствовать наследника аквилонского престола, и лишь когда он сделал шаг по направлению к ней, предостерегающе вскинула руку.

– Остановись, принц! – Голос ее прозвучал неожиданно хрипло и пронзительно, точно крик ночной птицы. – Ты откликнулся на наш зов, но мы должны знать, что привело тебя к нам.

Валерий застыл в недоумении. К чему она клонит? А ведьма, тем временем, потянулась к нему и кончиками длинных когтей коснулась левого виска принца… и тут же отпрянула, брезгливо отряхивая руку, точно дотронулась до чего-то невыносимо мерзкого. Как если бы человек, желавший погладить нежную шелковистую шерстку щенка, наткнулся бы вдруг на осклизлую бородавчатую жабу…

– Похоть! – взвыла колдунья. – Так это похоть привела тебя к Марне?!

Принц замер, готовый от стыда провалиться сквозь землю. Он не знал – не предполагал даже, что она узнает. Он не мог и подумать…

Ему хотелось немедленно развернуться, бежать прочь – но, к ужасу своему, Валерий обнаружил, что не в силах даже сдвинуться с места, точно ноги его за это время успели пустить корни, и сумрачный лес завладел им, сделав частью заколдованной чащи.

– Ты не выдержал испытания! – Голос из-под кожаной маски звучал теперь глухо и зло. – Мы хотели знать, что движет тобой – властолюбие, долг, ненависть… Таковы чары, что наложила на тебя Марна. Они должны были возбудить самую яростную страсть из всех, что дремлют в твоем сердце.

Теперь она говорила быстро, захлебываясь, и принц не мог отвести взгляда от ее маленьких, стиснутых на груди смуглых рук. Где-то он видел эти руки… Но это было так давно. И было ли? Может, это ему приснилось?

– Эта страсть должна была привести тебя к нам, чтобы мы поняли, кем ты стал, что за пламень пылает в твоей душе, шамарец! Честолюбию мы готовы были указать путь наверх, мщению вручить меч, алчности – ключ от сокровищницы… Ко всему мы готовились, пока ждали тебя. Но вот ты здесь – и Марне нечего дать тебе. Уходи.

– Постой! – взмолился Валерий.

Он не мог вынести, чтобы она отвергла его. Чувствовал себя на пороге чего-то неизмеримо важного, что могло бы перевернуть всю его жизнь – и вот, по вине досадной нелепости, дверь перед ним захлопнули. От досады он готов был кусать себе локти. Если колдунья и впрямь намеревалась чем-то помочь ему, не может быть, чтобы из-за такой глупости…

– Постой, не гони меня! – воскликнул он вновь. Он был уверен, что она передумает. Невозможно, в конце концов, чтобы все это было зря! Невозможно! Поломается немного, чтобы набить цену, и скажет все, что хотела сказать.