Короли Вероны

ПРОЛОГ

Падуя,

16 сентября 1314 года

Нервы у Чоло гудели, как струны под ветром. За все время пути им с Джироламо не встретилось ни души. Ни на дороге, ни в долине. Как вымерли все.

– Что бы это значило? – нарушил молчание Джироламо.

– Мне-то откуда знать? – отвечал Чоло.

– Может, Падуя в осаде?

– Приедем – увидим.

– Если Падуя в осаде, как мы туда попадем?

– Знай себе пришпоривай.

– Но…

– Думай о золотых флоринах.

– Хорошо бы сперва посмотреть на эти флорины.

– Заткнись! – прошипел Чоло.

Пустые поля сменились пустыми предместьями. Стали попадаться следы пожарищ, но большинство крестьянских лачуг были целехоньки и даже явно недавно построены. Чоло видел свежеобструганные подпорки и свежеобожженные кирпичи – свидетельства старой осады. Старой, а не новой – в противном случае пожарища бы дымились, эхо разносило бы грубую брань, победные клики и воинственное пение, топот нетерпеливых коней, скрежет и грохот стенобитных орудий, а в воздухе висел бы запах дыма и трупов. Чоло поморщился.

Однако пахло так, как обычно пахнет ночью. Стрекотали сверчки, изредка доносился собачий лай или гусиный гогот – и только. Не темнели шатры, не горели костры, не щетинились копья. Падуя не держала осаду. Куда же, черт побери, все подевались?

От внезапной догадки Чоло похолодел. Чума! Как он сразу не понял! Падуанцы попрятались по домам, расчесывают бубоны, харкают кровью… Чоло бросил взгляд на Джироламо и счел за лучшее промолчать. Он подумал о деньгах, прикрыл рот грязной ладонью, чтобы не вдыхать заразу, и пришпорил коня.

Вскоре они добрались до моста, ведущего к северным воротам. Понте Молино, сохранившийся со времен Римской империи, был длиной в четырнадцать лошадей; его тройные арки стискивали реку Баччилионе. Среднюю арку поддерживали две массивные каменные колонны; вода обегала их с тихим журчанием. Невдалеке скрипели водяные мельницы.

Мост упирался в укрепленные ворота. Чоло прищурился и принялся напряженно всматриваться. Горы трупов за воротами не наблюдалось – хороший знак. Вокруг по-прежнему не было ни души.

Чоло пришпорил коня. Копыта застучали по бревнам моста. Джироламо не отставал.

Доехав до середины моста, Чоло увидел, что ворота открыты, однако за ними не мелькают факелы, не перемещаются тени. Он придержал коня.

– Ох, чует мое сердце, добром это не кончится, – пробормотал Джироламо.

Внезапно на башне, прямо у них над головами, вспыхнул огонь. Факел! Через секунду зажглись еще два. Одновременно послышались голоса. Тысячи радостных голосов – мужских, женских, детских. Зазвонили колокола, заиграли музыканты. Все горожане, оказывается, с факелами высыпали на улицы. Светало.

Чоло пригнулся в седле и вытер пот со лба.

– Успокойся. Просто у них какой-то празд…

Тут он услышал грохот и понял, что рано обрадовался. Из ворот, подобно огромной волне, вырвалась конница. В свете факелов сверкали нагрудники и шлемы с пышными перьями. Бесчисленные всадники неслись по понте Молино.

Неслись прямо на Чоло и Джироламо.

В панике Чоло соскочил с коня, тотчас забыл о нем, в мгновение ока оказался на краю моста и, раскинув руки, бросился в воду. Он погрузился, как стоял: сначала ноги, потом все остальное. Под водой стука копыт было не слышно. Чоло, не умевший плавать, принялся молотить воду руками и ногами, как при беге, полагая, что продвигается в сторону моста. Больно ударившись обо что-то плечом, он изо всех сил за это что-то ухватился и в кромешном мраке на ощупь определил, что под пальцами у него камень. Чоло попытался подтянуться, держась за скользкий от слизи непонятный объект. Легкие горели. Наконец ему удалось высунуться на поверхность и вдохнуть воздуха.

Оказалось, что Чоло держался за основание арки римского моста. Над головой у него все еще громыхали всадники. Болваны. Где бы сейчас ни был враг, все равно он не здесь. Так куда их несет? Темно, хоть глаз коли – того и гляди, конь споткнется и рухнет. Однажды Чоло чуть не погиб при похожих обстоятельствах – у всадника впереди лошадь сломала ногу и упала, насмерть задавив не только собственного седока, но и спровоцировав падение и гибель двоих скачущих следом.

До Чоло все еще долетали радостные голоса горожан. Он терпеть не мог подобных сборищ. И чем только гордятся эти ослы? Умением владеть копьем и держать ряды? Дрожа мелкой дрожью, Чоло вместе с остатками речной воды выплюнул развесистое проклятие всадникам, а заодно и всем любителям парадов.

Он цеплялся за камни, пока не почувствовал под ногами дно. Повезло, что течение в Баччилионе медленное; еще большим везением оказалось наличие водяных мельниц, вблизи которых река еле ползла. Иначе Чоло просто бы снесло вниз, и дело с концом. Тут он вспомнил о Джироламо. Удалось ли тому спастись? Впрочем, звать его бесполезно. Если Джироламо жив, они встретятся возле дома.

Примерно через десять минут Чоло удалось выбраться на берег. Хотя последний и был каменистым, не стоило даже пытаться проникнуть в город снизу. Единственный путь лежал через мост. Чоло перевел дух и начал карабкаться по арке. Мокрые пальцы скользили по выщербленным камням. Шепотом ругаясь на чем свет стоит, он дотянулся до барельефа с изображением какого-то древнего бога и оказался как раз под основанием моста. Теперь нужно дождаться, пока проедут все всадники. Чоло корчился и елозил ногами по камням, пока ему не удалось закрепиться и освободить руки. Было холодно, зуб на зуб не попадал. Черт бы побрал всех падуанцев вместе с их patavinitas.[3]

Стук копыт постепенно стихал; стихали и напутствия горожан вслед всадникам – видно, надорвали-таки свои луженые глотки. Чоло извернулся и вскарабкался на мост. Никто не остановился, чтобы помочь ему. Более того – его чуть было не затоптали. Чоло трясло уже не столько от холода, сколько от ярости.

Ликующая толпа подхватила и понесла его. Он тоже старался издавать крики радости, но зубы немилосердно стучали. Однако он постепенно согрелся от множества плотно сбившихся вокруг тел, а поняв, насколько легко будет вот так, подчиняясь толпе, проникнуть в город, даже обрадовался. Прикинув, что его конь, скорее всего, ускакал, он сразу отмел мысль о поисках. Оставалось играть роль счастливого падуанца, только что отправившего сына за славой.

Вскоре приступ патриотизма уступил место повседневным заботам. Горожане стали расходиться по домам. Снова оказавшись на понте Молино, Чоло шутил, хлопал ближайшие спины, присоединялся к раскатам смеха и убеждал себя, что смеется над собственным невезением. Посреди моста он увидел тело Джироламо. Чоло узнал его по дублету[4] – лицо под копытами коней превратилось в сплошное месиво.

Чоло быстро нагнулся. Оказалось – зря: Джироламо уже успели ограбить.

В город Чоло вошел с улыбкой и влился в группу, направлявшуюся в таверну. Ему уже приходилось три-четыре раза бывать в Падуе – под судом. В его защиту выступал сам Белларио – дело шло о мелкой краже. Так что Чоло без труда имитировал местный диалект. Он спросил всего одну бутылку вина, но с чувством присоединился к пению и усердно отбивал такт по столу до тех пор, пока не высохла одежда. Тогда он сказал своим новым лучшим друзьям, что его ждет зазноба, и откланялся. Следовало кое с чем разобраться.

Точнее, кое с кем.

Через пятнадцать минут он нашел нужный дом – именно там, где и предполагал. При доме имелся висячий сад. И куст можжевельника. На стене, между двух зарешеченных окон, фреска – языческий бог с посохом, обвитым парой змей. Под фреской – два массивных свинцовых кольца, чтобы привязывать лошадей. Все как описывали.

У парадной двери горели факелы, и Чоло миновал их, пошатываясь, будто пьяный, – на случай свидетелей. Его предупредили, что с земли в дом не проникнуть, так что он не стал тратить время на поиски входа, а сразу обогнул здание и добрался до стены высотой в три этажа, окружавшей красильню. Штукатурка снаружи облупилась, под ней виднелись булыжники и кирпичи – при строительстве все шло в дело. Было темно, только звезды и светили. Продолжая изображать пьяного, Чоло распустил шнурки брегессе и стал мочиться, свободной рукой ощупывая стену. Улица будто вымерла, даже кошки не шмыгали. Затянув шнурки, Чоло потер руки. Теперь он знал, где в стене выбоины. Можно было начинать подъем.

3

Patavinitas (лат.) – от старого названия Падуи – Патавия. Означает патриотизм и необоснованное чувство гордости своими предками, местом рождения и т. п.

4

Дублет – короткая куртка с отстегивающимися рукавами, часто не сшитая по бокам. Держалась с помощью узкого пояса.