Тайны смотрителя маяка

— Не стоит, — кивнул Миша. — А дальше что?

— Очень много упирается в показания патруля, который видел лодку с человеком в ней, похожим на Птицына. Мы хотели выяснить, кто был начальником этого патруля. Не Адоскин ли, случаем.

— Нет, не Адоскин, — ответил Миша. — Это был патруль под началом Истокина Геннадия Владимировича…

— Значит, с ним и надо поговорить! — влез Ванька.

— Поговорить? — Миша отреагировал неожиданно резко. — Ни в коем случае! Слышите, ни в коем!.. — Увидев, как нас потрясла его реакция, он добавил более спокойным тоном: — Народ, связанный с этим делом, всего боится. А вы уже приобрели славу великих сыщиков. Еще вообразят, будто это я попросил вас шпионить, и тогда вообще замкнутся, отказавшись от всех показаний.

— Но мы думали, что с ним поговорит Петька… — заикнулся я. — Он все-таки лично заинтересован, потому что это касается его отца… И его расспросы будут выглядеть вполне естественно…

— Еще того лучше! — сказал Миша. — Они и так несколько нервничают, что им пришлось свидетельствовать против Птицына. Визит его сына они могут воспринять как скрытую угрозу от отца: мол, разберусь с вами, когда выйду!.. И тогда вообще все запутается.

— Неужели в водных патрулях работают такие трусы? — с презрением осведомился Ванька. — Ни за что не поверю! Как же они арестовывают нарушителей?

— Как-то арестовывают, — усмехнулся Миша. — В общем, суть в том, что я вам запрещаю вертеться вокруг этого человека!

— А можно нам повертеться вокруг смотрителя маяка? — спросил я.

— Это пожалуйста! — разрешил Миша. — Все, я побежал дальше. Хорошо, что заглянул к вам — сумел предотвратить ненужную самодеятельность.

Глава IX

Вторая лиса

Едва Миша ушел, Ванька уверенно сказал:

— Темнит он!.. Тут дело не в трусости патрульных, а в чем-то другом. Чтобы патрульные, которые та же милиция, боялись с нарушителями связываться — это ж курам на смех. Петька, ты знаешь этого Икотина… то есть Истокина?

Петька задумался:

— Этот начальник сказал, что Истокина зовут Геннадий Владимирович? Среди начальников патрулей есть Гена, и всего один. Фамилию я никогда не слышал, но, надо полагать, это он и есть.

— И что он за человек? — спросила Фантик.

— Вроде нормальный, — пожал плечами Петька. — Сам живет и другим жить дает.

Да, такой бы не стал останавливать лодку.

Взял бы на заметку на всякий случай, но без нужды пылить бы не стал.

— Почему же тогда Миша запрещает с ним разговаривать?

Петька хмыкнул.

— Потому что о нем говорят, что он того… — Он выразительно потер друг о друга большой и указательный палец.

— То есть? — не поняла Фантик.

— Ну, любит свою выгоду ловить. Известно, что он с нарушителей берет себе в карман, если случай позволяет. Берет, разумеется, меньше того штрафа, который они должны были бы официально уплатить, если б по акту и через сберкассу. Словом, всем хорошо.

— Ведь он не один на патрульном катере?.. — сказал я.

— Что-то к его рукам прилипает, чем-то он с подчиненными делится, — ответил Петька. — Он подчиненных подобрал себе под стать. Конечно, если что-то серьезное, они глаза закрывать не будут, а по мелочи отпустят. И так лучше, чем Адоскин, честное слово.

— Но при чем тут твой отец?.. — спросил Ванька.

— Кажется, я понимаю, — сказал я. — Если этот Истокин назовет Петьке сумму, за которую откажется от показаний, а Петькин отец эту сумму отыщет, то Истокин всегда найдет возможность заявить, что теперь точно понял: в лодке был не Птицын, а человек, похожий на него. То есть обратиться к Истокину — это показать свою заинтересованность.

— Может, это, а может, его сейчас проверяют и боятся спугнуть, — сказал Петька. — Насчет несения службы, соответствия доходов и так далее. Ему ведь со всех этих поблажек, которые он делает, на машину накапало. Не какую-нибудь, «Ауди». Хоть и старая «Ауди», потрепанная, но все-таки. Он всегда машину ставит возле пристани, когда на работу является, ведь их служебный причал сразу за причалом спасателей. Не видели, когда с пароходика сходили? Рыженькая такая машина, симпатичная… Вот я и думаю, что он мог заинтересовать и налоговую полицию, и ФСБ. Ведь проверкой работников всех таких служб эфэсбэшники занимаются, так?

— Здорово сечешь! — восхищенно сказал Ванька.

— Жизнь такая, что надо просекать, — хмуро ответил Петька. — Ну, словом, если он под наблюдением после покупки этой машины на непонятно какие шиши, то проверяют всех, с кем он встречается или заговаривает. И любой лишний человек — это лишние проверки, лишнее отвлечение сил. Действительно, можно им карты спутать.

— Ох, и злятся они, наверное, что именно он оказался свидетелем! — сказала Фантик. — Ведь теперь им надо следить, чтобы их наблюдение с милицией не пересеклось.

— Ну, я думаю, Миша с Алексеем Николаевичем этот вопрос отрегулировали, — сказал я. — Мне интереснее другое. Допустим, Петька, ты прав. Но ведь это значит, что если нам нельзя к нему обращаться, то проверить, под наблюдением он или нет, мы имеем полное право! Ты смог бы проследить, ходят за этим Истокиным какие-нибудь люди или нет?

— Раз плюнуть! — сказал Петька. — Прямо сейчас могу и взяться. Все равно делать нечего.

— А мы что будем делать? — спросила Фантик.

— Пойдем поглядим, как там наша лодка. Заодно можно навестить смотрителя маяка. До обеда два часа, все успеем.

— Тогда пойдем! — сказал Ванька. — Петька, если что…

— Сразу приплыву и все расскажу, — заверил Петька. — Мне кажется, — добавил он после паузы, — что если ФСБ следит за Истокиным, то по доносу этого чертова Адоскина! Он терпеть не может, когда кому-то живется лучше.

— Ну, это нам вряд ли поможет, — сказал я, выходя. — Если б с помощью этого можно было утереть нос Адоскину или заставить Истокина поточнее припомнить, что же он все-таки видел…

— Но если это нам мало поможет, то почему Петьке надо следить? — спросила Фантик.

— А вдруг найдется какая-нибудь зацепка? — ответил я. — Мы ведь как в тумане, слишком много неясного. Истокин и его экипаж — главные свидетели, поэтому надо постараться узнать о них как можно больше. Не помешает.

— Все верно, — поддержал меня Петька. — И вообще, интересно узнать, раскручивают его или нет.

Мы вышли во двор. Топа тут же с надеждой подскочил и завилял хвостом.

— Нет, Топа, нет, — сказал я. — Дом остается пустым, и ты должен его охранять… Не смотри так, я бы запер дом и взял тебя с нами, но не уверен, что мама с тетей Катей не забыли захватить ключи.

Топа с достоинством воспринял грустную новость и даже как бы малость приосанился: ведь дом оставался на его попечение, и он всегда воспринимал это как очень почетную и ответственную обязанность.

Петька заспешил к берегу.

— А ты не на паромчик? — спросил Ванька.

— Нет, я на нашей второй лодке, на деревянной. Так быстрее!

Мы помахали ему и пошли через остров в сторону маяка. Маяк и яхту мы предпочли обойти стороной: если там сейчас Миша, то незачем высовываться!

Лодка практически высохла. Мы перевернули ее, спустили на воду, и я, зайдя по колено в воду, аккуратно вывел на носу с двух сторон: «Три поросенка». Потом я развернул лодку и написал название сзади, на корме. На белом тоне ярко-красная краска смотрелась просто здорово!

— Может, пройдемся немного? — предложила Фантик.

— Сейчас, только уж доделаем все до конца, — ответил я.

Кроме прочего, мы приволокли вчера и спрятали в кустах трехметровую железную цепь, правда немного ржавую. Эту цепь мы закрепили на носу, а с другого ее конца продели в последнее звено дужку старого амбарного замка, и замок затворили. Замок и ключ мы заранее смазали — пролежав невесть сколько времени в сарае, он стал запираться с трудом, — и теперь замок защелкивался ровно, и ключ не застревал. Все! Мы могли пристегивать лодку к стволу дерева у берега, а когда перегоним ее на другую сторону — к любой скобе или железяке, которых было много в тех местах, где народ ставил лодки. У нас на острове был и нормальный лодочный причал, и полуспущенные на воду бревна, с вбитыми в них по всей длине большими чугунными скобами, и просто старые судовые якоря, под метр высотой, и снятые с судов сломанные моторы и подъемники, весом чуть не в полутонну. Главное, чтобы было куда цепь продеть.