Мандала

Джошуа сжал руки в кулаки и заставил себя успокоиться.

— Вот о чем мечтает город, — сказала Аната. — Ты хочешь его убить из-за того, что он не пускает сюда людей, но взгляни — ему тоже плохо. Он хочет снова дружить с людьми. Что такое город без людей? Он болен. Он не плохой. И не злой. Нельзя убивать больных, ты ведь не можешь, правда?

Каждую ночь, говорила Аната, город активирует эти воспоминания о прошлом, и каждую ночь она приходит на них смотреть.

Джошуа видел псевдожизнь, безмолвное существование миллионов записанных воспоминаний, и его гнев постепенно отступил. Кулаки разжались. Ненависть никогда не владела им подолгу.

— Пройдет очень много времени, прежде чем я смогу простить то, что произошло, — заявил он.

— И я также. — Она вздохнула. — Когда я вышла замуж, оказалось, что у меня не может быть детей. Мой муж не смог этого понять. У всех остальных женщин в нашей группе дети были. Поэтому меня охватил стыд, и я пришла в город, который мы всегда почитали. Я думала, что только город в состоянии меня исцелить. Но теперь я не знаю. Мне не нужен другой муж, я хочу остаться здесь, пока город продолжает существовать. Здесь слишком красиво, я не могу уйти.

— Почему?

— Города становятся старыми и начинают путешествовать, — сказала она. — Далеко не все хорошо работает. Многое умирает. Скоро все здесь умрет. Даже таким, как Худой, придет конец. Комната полна ими. И город перестал делать новых. Я буду жить здесь до тех пор, пока вся эта красота не исчезнет.

Джошуа посмотрел на нее более внимательно. На левом глазу он заметил белое пятнышко, которого не было несколько часов назад.

— Пора спать, — сказала Аната. — Уже очень поздно.

Он нежно взял девушку за руку и повел между призраками по пустой и одновременно переполненной лестнице. По дороге он спросил, где она живет.

— У меня нет определенной комнаты, — ответила она. — Я все время сплю в разных. Но мы не можем дуда вернуться. — Она замолчала. — Туда. Дуда. Не можем вернуться. — Она посмотрела на него. — Ето, я не может много по-твоему... Она прижала руку ко рту. — Я забыла. Я научилась, но теперя — не знаю.

Джошуа вдруг почувствовал холодок в животе.

— Что-то не так, — пробормотала она. Ее голос стал более низким, как у Худого, и она открыла рот, словно пытаясь закричать, но с ее губ не сорвалось ни звука. Она выпустила его руку и отступила на несколько шагов. — Я делаю что-то не так.

— Сними платье, — сказал Джошуа.

— Нет. — Она казалась оскорбленной.

— Все это ложь, не так ли? — спросил он.

— Нет.

— Тогда сними платье.

Она начала расстегивать пуговицы. Потом остановилась.

— Давай!

Она стянула его через голову и осталась стоять обнаженной: торчащая маленькая грудь и узкие бедра... На груди, по кругу, шли шрамы. Следы черного пепла, какие остались на его собственной груди после падения в костер... которого никогда не было. Оба они имели такую же метку, как и Худой. То была печать Мандалы.

Она повернулась к нему спиной, фантомы проходили мимо и через нее. Джошуа протянул руку, чтобы остановить девушку, но оказался недостаточно быстрым. Ноги Анаты подломились, и, перевалившись через перила, она упала вниз, на самое дно.

Джошуа стоял наверху и смотрел, как бледно-голубая жидкость и красная кровь из-под кожи смешиваются с зеленым тягучим веществом, капающим из разодранной ноги. Он почувствовал, что вот-вот сойдет с ума.

— Худой! — закричал он.

Джошуа продолжал выкрикивать это имя. Лунное сияние вдруг снова стало ярким, и фантомы исчезли. Его отчаянные крики эхом отражались от стен коридоров.

Киборг появился у основания лестницы и наклонился, чтобы осмотреть останки девушки.

— Мы оба, — сказал Джошуа. — Мы оба фальшивки.

— У нас нет запасных частей, чтобы ее починить, — сказал Худой.

— Зачем вы вернули нас? И почему сразу не сказали, кто мы такие?

— Еще не так давно у нас оставалась надежда, — ответил Худой. — Город пытался откорректировать программу и вернуть людей. Шестьдесят лет назад он дал архитектору большую свободу, чтобы тот попробовал выяснить, где была совершена ошибка. Мы построили себя — тебя, ее и других, — чтобы вы отправились к людям и выяснили, что они теперь собой представляют, и смогут ли города принять их. Но если бы вы знали свое происхождение, разве люди бы вам поверили? Потом началось старение, вместе с ним пришли болезни. Попытка оказалась неудачной.

Джошуа потрогал шрамы на своей груди, закрыл глаза, и ему ужасно захотелось, чтобы все это оказалось всего лишь дурным сном.

— Дэвид, кузнец, свел клеймо на твоей груди, когда ты был еще совсем маленьким киборгом, чтобы ты сошел за человека. А потом он приостановил твое развитие, чтобы вынудить тебя вернуться в город.

— Мой отец был таким же, как я.

— Да. И у него тоже был шрам.

Джошуа кивнул.

— Сколько времени у нас осталось?

— Я не знаю. У города кончаются воспоминания. Скоро он сдастся... менее чем через сто лет. Он вновь начнет двигаться, и рано или поздно что-нибудь в нем окончательно сломается.

Джошуа оставил Худого у тела девушки и поднялся на террасу, выходившую на внешнюю стену города. Он прикрыл глаза, защищаясь от восходящего солнца, и посмотрел в сторону Арата. Там он увидел город, который когда-то находился в Меса Ханаан. Он разобрал себя и пытался перебраться через горы.

— Киса, — сказал Джошуа.

Перевели с английского Владимир Гольдич, Ирина Оганесова

Журнал «Если» №4 1998