Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 34

Шарон до сих пор не могла смириться с тем, что ее родители — и особенно мать — без конца твердят, что Роберт ей очень подходит. О Фрэнке и остальной родне, с их телячьим восторгом, даже вспоминать не хотелось. Шарон казалось, что лишь ее и Роберта не радует вся эта предсвадебная канитель. Окружающие же по поводу и без повода выражали свое одобрение и удовольствие. Боже, как надоело…

Странно, но Шарон нисколько не обиделась на Фрэнка за его дурацкое ликование, за его, как выяснилось, полную неспособность разглядеть правду. Вместо этого она совершенно неожиданно почувствовала злость и раздражение. Что ж, теперь она не выносит Фрэнка? Подобные мысли приводили ее в замешательство.

Ресторан был довольно уютным, в зале царила приятная прохлада, но Шарон стало нехорошо, еще когда она садилась за стол. Лора, стараясь не подавать виду, безостановочно сыпала шутками и анекдотами, но на самом деле с беспокойством следила, как Шарон, односложно отвечая на вопросы, размазывает еду по тарелке. От запаха пищи в глазах у Шарон все плыло, а живот просто узлом заворачивался… И неотступно преследовали мысли о том, что она натворила, насколько ощутимо изменится вся ее жизнь в самое ближайшее время.

Ужас охватил Шарон, когда она осознала, насколько не готова к этим переменам. Не в силах проглотить более ни кусочка, она отодвинула тарелку и встала.

Добравшись до спасительного дамского туалета, она почувствовала, что тошнота отступила. К тому моменту, когда встревоженная Лора разыскала ее, Шарон уже взяла себя в руки, чтобы извиниться за свое неожиданное исчезновение — выдавала лишь легкая дрожь в голосе.

Шарон так и не смогла до конца разобраться в том, как относятся ее наперсницы к помолвке. Ни та, ни другая при всей своей эмоциональности и неиссякаемом остроумии не позволили и намека о том, что в день свадьбы Фрэнка две подружки в присутствии Лоры дали обет не выходить замуж и тем самым опровергнуть миф о магической силе упавшего букета. А если бы узнали всю правду?..

Независимо от того когда они с Робертом поженятся, рождение ребенка станет общей темой пересудов. Конечно, в наше время вовсе не обязательно обзаводиться детьми только после свадьбы. Будь они с Робертом в самом деле влюблены друг в друга, не было бы для нее большей радости, чем знать, что она носит его ребенка.

Но они не любят друг друга, а она беременна от него, все еще желая другого мужчину. Вот источник ее стыда и муки, того ужаса, который внушает ей перспектива замужества.

Она вздохнула свободнее, когда обед наконец закончился. Попрощавшись с Линдой у ресторана, Шарон и Лора остались вдвоем. Лора, похоже намеревалась ей что-то сказать, но тут Шарон увидела приближавшийся к ним слишком хорошо знакомый «ягуар». Роберт был за рулем. Шарон застыла. Ей хотелось убежать, но она чувствовала, что и пальцем не может пошевелить. «Ягуар» резко затормозил прямо перед ними. Роберт вышел из машины, потянулся и сделал шаг навстречу. Под каким-то предлогом Лора моментально исчезла. Спасения не было…

Шарон поморщилась от того, как он схватил ее за плечо. Вцепился, будто голодный тигр в добычу… По прежнему опыту она слишком хорошо знала, что любое сопротивление бесполезно.

— Роберт, что ты здесь делаешь? Как ты узнал, где я?

— Заглянул в твой ежедневник, — испепеляюще взглянув на нее, процедил он. — Садись в машину.

— Роберт, я… — Я не хочу с тобой ехать, чуть не сказала она. Но он уже угрюмо качал головой.

— Не сейчас, Шарон. Я не в настроении. Где, черт возьми, ты была? — Он подталкивал ее к «ягуару». — Не вздумай врать, что ты не смогла мне дозвониться. Сколько можно издеваться надо мной?

Как только она повернулась к нему, он предупредил:

— Только без игр, Шарон. Ты знаешь, что я имею в виду, что я хочу знать…

Какое-то мгновение Шарон раздумывала, не лучше ли солгать. Сказать, что вообще не беременна. Взрыв его негодования удержал от столь рискованного эксперимента.

— Я был прав, да? — безжалостно продолжал Роберт. Усадив ее в машину, он скользнул на сиденье и рванул с места. — Ты беременна с той ночи.

— Да… — еле слышно произнесла Шарон. Почему ей хотелось плакать? Ведь она знала, что их связь носит исключительно сексуальный характер, как мало любви и нежности в их отношениях… Отчего же она только что чуть не попросила его остановиться где-нибудь и обнять ее, укрыть, защитить? Дать ей почувствовать, что она любима?

Она напряглась, ожидая, что ее вынужденное признание еще больше взбесит Роберта. Однако он оставался спокойным — настолько спокойным, что Шарон захотелось посмотреть на него — впервые с того момента, как он в ярости подскочил к ней у ресторана.

Роберт не обращал на нее никакого внимания. Казалось, его взгляд был прикован к пустой дороге.

— Я… Я не смогу без своего ребенка, — с неожиданной твердостью закончила Шарон. Лишь услышав собственный, внезапно изменившийся голос будто со стороны, она поняла, как сильно уже любит этого ребенка, как стремится сохранить его, не причинить ему зла.





Теперь Роберт обернулся к ней. От этого пристального взгляда ее слегка передернуло. Он резко сказал:

— Если бы я хоть на секунду подумал, что ты способна… Это в такой же степени мой ребенок, как и твой, Шарон, и если бы я считал, что ты сделаешь что-то, что может повредить ему…

Шарон трясло, когда она его слушала. Она нисколько не сомневалась в том, что Роберт потребует от них обоих «поступать правильно», — такой он был человек. Но интонация, с которой он взволнованно говорил ей, что ребенок — плод их страсти — так же дорог и ему, внезапно приоткрыла в его душе нечто, о чем она никогда не подозревала.

О, конечно же, Шарон знала, как внимателен он к членам своей семьи, но ей совершенно не приходило в голову, что эти чувства могут распространяться и на ребенка, который был зачат или по прихоти слепого случая, или по воле рока.

— Нам надо будет поговорить с твоими родителями, — услышала Шарон, — а после — с моей матерью.

— Мы?.. Нам?.. Им придется все рассказать… — с убитым видом прошептала она.

— Да, — тихо ответил Роберт. — Или, по меньшей мере, почти все. Предупреждаю тебя, моя непредсказуемая невеста, не только ради твоего благополучия, но и ради нашего ребенка, что есть кое-что, о чем никому рассказывать не рекомендуется.

Сердце у нее тяжело забилось.

— Что… Что ты имеешь в виду? — Губы Шарон пересохли от дурного предчувствия.

— Они никогда не должны… Ни у кого никогда не должно возникнуть причины усомниться в том, что наш малыш… Что за нашими отношениями может скрываться что-то иное, кроме любви.

— Любви? — Шарон дико уставилась на него. — Но в это никто не поверит. Они все знают о моих чувствах к Фрэнку.

— Они все знают, что ты по-детски втюрилась в моего брата, — холодно поправил ее Роберт.

— Я не могу изображать, что влюблена в тебя. Никто мне никогда не поверит.

— Не поверит? Тогда тебе придется придумать что-нибудь, вести себя так, чтобы поверили. Если, конечно, ты и в самом деле не хочешь, чтобы наша история всплыла без прикрас… в своем натуральном виде.

— Нет! — встрепенулась Шарон как ужаленная, густо покраснев.

— Нет? — ехидно откликнулся он. — Боюсь, дорогая, тебе предстоит раз и навсегда в жизни сделать выбор. Или ты изображаешь, что любишь меня, или рискуешь тем, что каждый, кому только ни лень, может поинтересоваться, почему это, если мы не любим друг друга, у нас появился ребенок. Наверное, есть смысл остановиться на меньшем из двух зол.

— Фрэнк никогда не поверит, что я полюбила тебя, — лихорадочно попыталась парировать Шарон.

— Он слишком занят своей женой и собственной жизнью, чтобы копаться в твоей. Посмотри правде в глаза, девочка. Что бы ни происходило в твоей жизни, Фрэнка это мало интересует, разве что как кузена, и если что-нибудь…

— Он только рад будет, если я со своей любовью оставлю его в покое. Знаю… Ты мне уже это говорил.

— Сегодня вечером твои родители дома?