Страница 6 из 16
– А, понял, – с готовностью кивнул Левенбук, хотя и не ожидал, что круг будет столь широк. – Значит, пришел я к английскому шпиону Шнейдеру. Ну, а там уже полон дом гостей. Он меня познакомил с американским шпионом Штейном, немецким шпионом Забельским, турецким шпионом Друлем, финским шпионом Цаплиным, французским шпионом Шлиппелем, испанским шпионом Брокманом…
– Стоп, стоп, – поморщился Колокольцев. – Это уже перебор. Это уже какое-то заседание Лиги шпионских наций выходит. И потом не ясно, как вы стали японским шпионом, если вокруг вас были шпионы только других государств.
– Ну, некоторые были двойными шпионами, – нашелся Левенбук.
– Нет, – отрезал Колокольцев. – Надо, чтобы все были японскими шпионами. И хорошо бы, чтоб там был какой-нибудь японец.
– Какой японец? – удивился Левенбук.
– Японский японец!
– А где ж я вам его найду?
– Ну, запишем какого-нибудь… эээ… Фамилию надо только придумать… эээ…
– Исимото, – подсказал Левенбук.
– Вот! – удовлетворенно сказал Колокольцев. – А говорите, не знаете.
Он с довольной улыбкой заскрипел пером.
– Так… И о чем вы говорили?
– С Исимото?
– Нет, ну, вообще. Что обсуждали? Хотели ли убить товарища Сталина?
“Ага, – подумал Левенбук, – все хуже, чем я думал. Покушение на Сталина штопают. Лучше не рыпаться.”
– А как же!- горячо воскликнул он вслух. – Сталина хотели в первую очередь убить. Потом Кагановича, Молотова, Ворошилова…
– Послушайте, – сказал он вслух. – Вы понимаете, что подписываете себе смертный приговор?
– А то вы меня не расстреляете, если я буду упираться. Вы лучше скажите, что этим людям светит. С моим участием или без него.
Этот простой вопрос поставил Колокольцева в тупик.
“Пзхфчщ будет, – мысленно хмыкнул он. – Вот что будет”.
Но вслух ничего не сказал, только задумчиво прижал указательным пальцем листок с директивой и медленно протащил его по зеленому сукну стола к себе. Некоторое время смотрел на него, а затем дал Левенбуку.
– Прочтите и скажите, что вы думаете по этому поводу.
Левенбук быстро пробежал глазами текст. Он был ему знаком еще по “Правде”. Хотя он и не предполагал, что слова Сталина уже успели обрести форму приказа.
– Очень мудрое предложение, – выпалил он, как солдат на плацу.
– Да? – усмехнулся Колокольцев. – Знаете… если вы мне скажете, в чем его мудрость или хотя бы что он означает, я… вам сохраню жизнь. Выпущу вас сегодня же. Обещаю.
Левенбук сглотнул комок и вперился глазами в листок. Он понял, что, раз следователь готов его выпустить, значит, Левенбук – мелкая сошка в большой игре. Это уже неплохо. А вот то, что Колокольцев спрашивает у него совета, это совсем интересно. Значит, дело путаное, и не все так легко и просто. А значит, можно попробовать слегка изменить правила игры. Он вспомнил слова Штормового и решил за них ухватиться.
– Я так понимаю, – сказал он после небольшой паузы, – что в таком деле важно не обосраться.
– Ло?вите суть на лету, – хмуро кивнул Колокольцев.
– Ну что же… Есть только один выход.
Колокольцев напрягся и даже как-то вытянулся всем телом навстречу Левенбуку, слегка приоткрыв рот, словно собирался проглотить священную мудрость, готовящуюся вылететь из уст обвиняемого.
– Какой выход? – спросил он полушепотом.
– Надо пзхфчщ.
Колокольцев несколько секунд, не мигая, смотрел в глаза Левенбуку. Затем откинулся и зло усмехнулся.
– Я так понимаю, на свободу мы не хотим.
– Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Я говорю, что, если товарищ Сталин считает, что всех евреев, ну, в смысле безродных космополитов, надо пзхфчщ, то так и надо поступить. А это значит, что надо, просто на бумаге, напротив каждого “безродного космополита” написать – пзхфчщ. Ну, навроде “расстрелян” или “сослан”. Вот и все. При этом трогать их не надо. Потому что а вдруг товарищ Сталин спросит про “щывзщ”? И тогда все “пзхфчщ” можно будет сменить на “щывзщ”.
Озадаченный этим набором бесконечных шипящих согласных, Колокольцев нахмурился и задумался. Но затем просиял.
– Молодец, гражданин Левенбук! – похвалил он обвиняемого. – Как и обещал, я тебя выпускаю, но…
– Но? – напрягся Левенбук.
– Но… будешь первым “пзхфчщ”.
– Нет, – побледнел тот, – такого уговора не было.
– А чего ты так испугался? Твоя же идея.
– Как раз своих идей больше всего и надо пугаться. И потом, сегодня вы напишете “пзхфчщ”, а завтра всех, кто “пзхфчщ”, будете расстреливать. Получится некрасиво.
– А тебе красоту подавай? – разозлился Колокольцев. – Хорошо. Второй вариант. Красивый. Я тебя расстреливаю как японского шпиона прямо сегодня. Идет?
– Ладно, ладно, – испуганно замахал руками Левенбук, – пишите “пзхфчщ”.
Тем временем на идеологическом фронте дело тоже не стояло на месте. Да иначе и быть не могло – машина советской пропаганды вхолостую не работала. Любой почин, обозначенный в “Правде”, неминуемо подхватывался остальными печатными органами как не подлежащий обсуждению приказ. И хотя по-прежнему никто не понимал, что хотел сказать товарищ Сталин, но спущенный сверху новояз быстро пустил корни. Первыми инициативу, как это водится, подхватили школы и вузы. Цитата Сталина в течение одной недели превратилась в многочисленные растяжки, которыми так любили украшать классные комнаты и аудитории. И вот уже рядом с классическими “Жить стало лучше, жить стало веселей” и “Кадры решают все!” появились новые образцы мудрости вождя – “Щывзщ даст результаты грцбм!” и “В перспективе оцайц будем зцщкшх!”. Ну, и конечно же, самый краткий и хлесткий “Пзхфчщ!”. Никаких сомнений в том, что здесь может быть какая-то ошибка, ни у кого не было – Сталин и “Правда” не ошибаются. А тех школьных директоров и ректоров, которые побоялись или постеснялись вешать новые лозунги, пропесочили по партийной линии так, что у них надолго пропало желание к сопротивлению. Тем более что вскоре подоспел и Михалков со стишком, который тут же напечатали почти все детские журналы и газеты.
Все хотим мы с Мишкой знать.
Каждый день – вопросов рать.
Только взрослым надоело
На вопросы отвечать.
Дядя Коля, наш сосед,
Никогда не скажет “нет”.
Мы бежим к нему вприпрыжку,
– Дядя Коля, дай ответ!
– Что такое ЩЫВЗЩа?! -
Мишка первым пропищал,
– Может, с ним на речку ходят
На сома иль на леща?
– ЩЫВЗЩа, она, ребята,
Дарит людям результаты!
А на речку рыб удить
Лучше с удочкой ходить!
– А ЗэЦэЩаКаШаХа?
Хороша или плоха?
Может, с нею борщ вкуснее
И наваристей уха?
– В суп добавить? Это можно,
Только сделать это сложно:
Эта штука шире поля,
Выше неба, глубже моря!
Мы смутились: в чем же суть?
– К сути, братцы, долгий путь,
Чтоб понять ее, вам надо
Подрасти еще чуть-чуть.
Шепчет Мишка горячо,
Носом тыча мне в плечо:
– Нам уже четыре года!
Сколько ж нам расти еще?!
Несмотря на традиционный комический финал стихотворения, из подтекста явно следовало, что, сколько героям ни расти, понять смысл “пзхфчщ” им вряд ли когда-нибудь удастся. И не потому, что они какие-то глупые, а потому, что даже взрослые ничего не понимают в этой тарабарщине. В стихотворении дядя Коля, правда, вежливо отвечает на вопросы, но на самом деле ловко уходит от конкретного ответа. И в конце концов прибегает к излюбленной манере взрослых списывать собственное незнание на малый возраст собеседника – мол, пока вам этого не понять. Впрочем, все это было уже неважно. Важным было то, что автор гимна СССР позволил себе в детском шутливом стихотворении процитировать Сталина. А это означало одно – дело явно одобрено наверху. Так что ничего удивительного, что после Михалкова все как с цепи сорвались. Центральные, а главное, и региональные газеты бросились наперебой цитировать Сталина, а некоторые даже позволили себе легкие интерпретации загадочных слов. То есть употребили их в каком-то ином контексте. Например, “Комсомолец Забайкалья” напечатал статью, где некто Морозов, критикуя работу местных органов власти, написал следующее: “В то время, когда вся страна в едином порыве говорит “пзхфчщ!”, райком партии нашего района пугливо прячет голову в песок, видимо, не веря, что щывзщ может дать результаты грцбм. Или, по крайней мере, считает, что щывзщ может дать результаты, но совсем не грцбм. А ведь в ближайшее время нам предстоит зцщкшз. И это, товарищи, оцайц, а не просто очередной всплеск энтузиазма”. О чем думал главред “Комсомольца Забайкалья”, когда давал добро этой статье, трудно сказать. Скорее всего, он, как и тысячи других редакторов, ориентировался на Сталина, “Правду” и Михалкова. На самом деле в высших эшелонах власти никто и представить себе не мог, во что выльется их боязнь переспросить запнувшегося Сталина. А когда стали подумывать, как бы повернуть колесо истории вспять, поняли, что поздно. И это “поздно” наступило раньше, чем они думали.