Экспедиция инженера Ларина

— Поди, моряком хочет стать, а с собакой не может справиться.

— Моряк из него, как из мартышки философ…

Вася Соболев был не из тех, кто терпит оскорбления. Он вскинул голову и гневно сказал:

— Эй, ты, пижон! Если возьмёшь этот чемодан из-под носа собаки, посмеёмся вместе…

Он в упор смотрел на парня с бледным лицом и едва наметившимися чёрными усиками. Тот снова отпустил по адресу Соболева какую-то остроту… Соболев не расслышал, но моряки разразились громким смехом.

— Что ты там бормочешь? Подойди!

— Я не с вами разговариваю, юноша.

— Зато я разговариваю с тобой, — зло сказал Соболев. — Возьми чемодан. Что, кишка тонка?

— Чтобы доказать, пожалуй, возьму и брошу его в бухту.

— Оставь, Юра, — сказал высокий моряк. — Всё равно не возьмёшь. Знаешь ведь…

— Не возьму?

— Нет. Это же не собака — волк.

— Пари?

— Давай! Ставлю бутылку шампанского.

Моряк с усиками двинулся вперёд. Дальнейшее произошло с молниеносной быстротой. Не успел он нагнуться к чемодану, как собака прыгнула и сбила его с ног. Моряк дико закричал. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не подбежал человек могучего телосложения и не оттащил собаку.

Пострадавший поднялся и отошёл в сторону. Губы его вздрагивали. Щегольской морской костюм был измят. Он косо посмотрел на Соболева и сплюнул.

— Пошли, ребята!

— Стой, Новиков! — сказал человек, оттащивший собаку. Это был боцман с «Урагана». — Что случилось? Почему на тебя напал Марс?

— Пусть эта салака расскажет, — Новиков небрежно кивнул головой в сторону Соболева. — Пошли, товарищи!

— Подожди, не торопись. В управлении я приказ читал. Ты зачислен на «Ураган» штурвальным.

— Знаю.

— Знаешь? А почему, спрашивается, не являешься на судно?

— Я вам не обязан докладывать, — заносчиво ответил Новиков и с независимым видом зашагал по набережной.

Боцман сокрушённо покачал головой и медленно повернулся к Соболеву:

— А вы что тут делаете?

Вася молча протянул записку Ларина. Боцман долго смотрел на неё, то ли читая, то ли обдумывая. Наконец, возвращая бумажку, кивнул:

— Добро. — Потом ласково потрепал собаку по загривку, взял чемодан и, пропуская вперёд юношу, сказал: — Марс, нельзя. Свой! Понял?

Они поднялись на борт траулера. Соболеву судно показалось великолепным. Оно сияло медными колпаками компасов, рупорами переговорных труб, иллюминаторами и бесчисленными медяшками, начищенными до ослепительного блеска. Отражённый водой солнечный свет трепетными бликами пробегал по свежевыкрашенным бортам штурвальной рубки. Боцман, показывая Соболеву траулер, объяснял, где он, как матрос, должен находиться и как действовать во время аврала.

— Ну что, нравится? — спросил боцман, когда осмотр был окончен.

— Нравится, — признался юноша. — Чистенькое судно. Красивое, как игрушка!

— То-то и оно — красивое… А красота — дело рук человеческих. Вникай!

Каюта, куда боцман привёл Соболева, была маленькая и уютная. Небольшой столик, стул, привинченный к полу, картина на стене, аккуратно заправленные койки в два этажа. «Жить можно», — удовлетворённо решил Соболев.

— Чувствуй себя как дома, — сказал боцман. — Зовут-то как?

— Василий Соболев.

— А я, значит, Веригин Кузьма Степаныч. Плавал?

— Немного. Летом… Во время каникул. После школы в мореходку хотел поступить, да не вышло — провалился…

— Ничего. Таких, как ты, тут много, после десятилетки-то…

— Деньги, что были, израсходовал, — продолжал Соболев. — Вот и надумал пловцом. Разве есть такая профессия?

Веригин, мотнув головой, сказал:

— Стало быть, есть. У нас тут такие чудеса. Рыба сама из океана в трюмы идёт.

Соболев недоверчиво взглянул на боцмана.

— Как — сама?

— А так… Василий Михайлович даст команду — и идёт. Куда ей деваться? Я же говорю — чудеса. Значит, парень, подвезло. Ларин, он хоть и молодой, а башковитый. Приглядывайся, учись, человеком станешь. — Боцман поднялся с койки. — Ладно, заболтался с тобой… Есть, наверно, хочешь? — Он достал из шкафчика узелок. — Старуха тут принесла кое-чего. Ты пока подкрепись, а я пойду…

Соболев не заставил себя упрашивать. Придвинув миску, он принялся уплетать жареную картошку с бараниной. От неё так вкусно пахло!

— Ну, как, заморил червячка? — зайдя через полчаса, спросил боцман.

— Спасибо, Кузьма Степанович. Вот как наелся!

— Тогда пошли.

На палубе боцман достал швабру и ведро.

— Вот тебе для начала морской карьеры. Подрай-ка палубу. Все начинают с этого.

Соболев разулся — не хотелось портить хромовые ботинки в морской воде, засучил штаны и принялся тереть палубу. Траулер слегка пошевеливало на прибойной волне. От этого мерного покачивания вскоре начало мутиться в глазах. «Вот он, океан, — думал юноша, глядя на тёмные волны, бесконечной чередой бегущие к берегу. — Если в бухте так укачивает, то что же делается в океане? Так скверно… Привыкну или нет?» Стараясь не поддаваться слабости, Соболев с неимоверными усилиями продолжал работу.

Но, как говорят, это были «цветочки». «Ягодки» Соболев попробовал позже, в кают-компании, когда пришлось есть жирную уху. Правда, он досидел до конца ужина, но едва встал из-за стола, как должен был тут же стремительно выскочить на палубу. Вцепившись руками в ограждение, перегнулся за борт. Казалось, не зелёная с радужными переливами вода, а сердце опускается и поднимается, замирая до боли. Юноша закрыл глаза и, уткнувшись лбом в холодное железо, постоял. Кричали чайки; прогрохотала по пирсу машина. Вроде полегчало. Отдышавшись, Соболев спустился в каюту.

Боцман, взглянув на его бледное лицо, понимающе улыбнулся:

— Вот и начал «морскую карьеру».

Начало было не блестящее, сказать было нечего. Соболев отвёл глаза и молча забрался на верхнюю койку.

ГЛАВА 5 «УРАГАН» УХОДИТ В ПЛАВАНИЕ

Ночью «Ураган» тихо отшвартовался и, медленно развернувшись, вышел в океан. На высокой мачте вспыхнул прожектор, и яркий луч света, прорвав чёрную тьму, выхватил полосу воды перед кораблем. На освещённом пространстве горбились высокие пенящиеся волны. Они словно старались побыстрее ускользнуть из цепких лап прожектора в спасительную темь.

Соболеву никогда ещё не приходилось видеть таких больших волн. Они с шумом и рёвом гнались за траулером и, казалось, вот-вот доберутся до палубы и тогда конец всему. Но «Ураган», непостижимо как, вскидывался на гребень и, подминая волны, всё шёл и шёл вперёд, в темноту, в океан. Ветер подхватывал брызги и солёным дождём сеял их по палубе. На полную мощность работали дизели, и дрожь сотрясала судно. Матросы, свободные от вахты, стояли неподалёку от Соболева, о чём-то переговариваясь.

«Куда это мы спешим?.. Почему покинули бухту в такую погоду? Где инженер Ларин?» — с волнением думал Соболев. Он хотел уже было идти к себе, как вдруг из темноты раздался голос:

— Новенький, к начальнику экспедиции!

Соболев вздрогнул: ему показалось, будто это океанская волна швырнула на палубу приказание и умчалась вдаль. Кого же вызывают?

— Эй, салака, к тебе обращаются, — сказал Новиков и ехидно добавил: — Только в «ригу» там не вздумай ехать…

— Слушай ты, — Соболев, вспыхнув, шагнул к Новикову. — Какого чёрта надо?

Ссора готова была разгореться, но тот же властный громкий голос повторил:

— Соболев, немедленно явитесь к начальнику экспедиции!

— Запомните, долги я платить умею! — Соболев круто повернулся и растаял в темноте.

— Подумаешь… Не таких видывали, — пренебрежительно бросил вслед Новиков.

— Брось, Юрка, задираться, — заметил ему другой матрос.

— Не люблю таких. Первый раз на палубе, а ведёт себя, как старый морской волк.

— Парень как парень. Самостоятельный… И потом, не тебе бы это говорить.

— А почему не мне? Я кончил мореходку. Наберу плавательный стаж — и перед вами — не штурвальный Новиков, а капитан Новиков. Понятно? Я далеко пойду.