Когда пробуждаются вулканы

Местами с берегов смотрелись в воду мощные лиственницы. И Кречетов, любуясь деревьями-великанами, не сразу заметил, что вода в реке начала убывать. Просто удивительно! Река таяла на глазах. Обнажились корни подмытых водой деревьев, показываясь, бугрились камни. Их изредка еще окатывали волны, но скоро река так обмелела, что лодка стала петлять от берега к берегу и наконец заскребла о камни и стала. Река исчезла. Взяла да исчезла. Нельзя же назвать рекой узкую ленту воды, в которой очумело метались рыбы. Обнаженное дно быстро обсыхало. По камням деловито прыгали трясогузки, важно разгуливали вороны. На прибрежном кусте рябины звонко трещали две сороки. Было тихо. Кречетов перекинул ноги в высоких болотных сапогах за борт лодки.

— Вылезайте, — коротко бросил он. — Не иначе, как вулкан где-то кашлянул.

— Не Сестрица ли проснулась? — с тревогой спросил Малагин.

Лодку вытащили на берег и, затолкав под куст ивы, опрокинули. Перекусив, Кречетов набил трубку и протянул кисет Малагину. Тот машинально взял, но тут же вернул и достал измятую пачку «Беломорканала».

— Покойный Андрей Николаевич Лебедянский, царство ему небесное, понимал огнедышащие горы, — нарушил молчание Кречетов. — Большой души был человек. Он-то уж нашел бы место, где строить село... Да-а! Будем надеяться, Федор Потапович, что все будет хорошо.

— Хочется надеяться, — глухо сказал Малагин.

— Примерно лет сорок назад, — продолжал Кречетов, — так же вот вулкан запрудил реку Куранах. Беда, что было. Два стойбища затопило. С тех времен коряки остерегаются строиться вблизи огненных гор.

Под вечер они подошли к подножию Синего вулкана. Веяло прохладой. Пестрая, как бы сшитая из цветных лоскутов сопка лежала в тени, только с одной стороны, на склоне, косые лучи солнца еще багрянили листву. В долине, на небольшом возвышении, белели дома нового колхозного села. Малагин, увидев их, глубоко вздохнул. Миновало. Лава перекрыла реку где-то выше села. Путники с повеселевшими лицами спустились в село. Оно пустовало. На каждом шагу были видны следы поспешного бегства: брошенные инструменты — пилы, топоры, рубанки; трактор с возом бревен на пригорке...

Лишь возле сельмага они увидели человека, копавшего канаву. Судя по ее длине и количеству выброшенной на бровку земли, можно было догадаться, что он работает давно. Услыхав голоса, человек выпрямился и рукой смахнул со лба капли пота. Это был сторож магазина, низкорослый, с жиденькой седой бородкой коряк.

— Вы что делаете? — спросил Малагин.

— Магазин спасаю, — невозмутимо ответил старик. — Товар много. Мой охраняй товар. Огонь по канаве пускай ходит, стороной...

Малагин не высказал ни малейшего удивления и не улыбнулся наивному поступку старика. Ложкой не вычерпаешь моря, а канавой не спасешься от огненного потока. За три года он достаточно изучил сторожа, которому нравилось все необычайное. В старом селе он на свой страх и риск высеивал овес на островках среди тундровых болот, приучал оленей есть хлеб, поднимался на вулкан, выдергивал односельчанам больные зубы простыми клещами. Рытье канавы было бесполезным занятием, но сам поступок — благороден.

— Куда же народ подался? — спросил Малагин.

Сторож махнул рукой в сторону леса.

Не заходя домой, Кречетов и Малагин по обнаженному дну реки поднялись вверх километра на три и увидели плотину, воздвигнутую потоком лавы.

Сестрица — так называлась сравнительно небольшая сопка, примостившаяся вблизи Синего вулкана, — проснулась весной. Все лето легкий дымок вился над ее нарядной зеленой головой. Глухие толчки временами раздавались в ее утробе. Сестрица взорвалась вчера ночью. Удар был сильный. В гостинице райцентра, где остановились Кречетов и Малагин, электрическая лампочка на потолке долго качалась. Сестрица оказалась не такой уж милой и безобидной. Она показала свой крутой нрав и легко справилась с рекой, преградив ей путь.

— Вот тебе и Сестрица, — хмуро сказал Малагин.

— Силища! За ночь запруду сделала.

Русло реки здесь было узкое, как бы выдолбленное в скалах гигантским долотом. Каменистые берега тянулись до вулкана Северного, а там каменные челюсти размыкались. Дальше, на многие километры, берега были низкие, заросшие шеломайником и ивняком, река текла плавно.

Чтобы подняться на запруду, Кречетов и Малагин вернулись немного назад, кое-как выбрались из русла реки и подошли к застывшему потоку лавы. Казалось, что Сестрица высунула свой огромный огненный язык и положила его поперек реки. Река не билась и не клокотала. Она лежала спокойная, гладкая, отражая паруса облаков.

— Смотрите, что плавает! — воскликнул Малагин, доставая из воды цилиндрический предмет. — Легкий, из асбеста, видать, сделан.

Кречетов охотничьим ножом вырезал дно цилиндра. Цилиндр был полый, и, когда его тряхнули, оттуда выпала тетрадь в мягкой коленкоровой обложке. Малагин осторожно поднял и расправил ее.

— Сухая, — сказал он и, повернув обложку, прочитал: — «Лебедянский А. Н.».

— Что? — Кречетов вырвал из рук Малагина тетрадь.

— По всему видать, дневник профессора Лебедянского. Но как он попал сюда?

Кречетов не слышал его; сжимая тетрадь в руках, шептал:

— Его почерк, его...

...Через две недели лавовую плотину взорвали. А в декабре ученые зафиксировали первый толчок в груди Синего вулкана — грозный брат Сестрицы пробуждался...

— Вот так был найден дневник профессора Лебедянского, — закончил свой рассказ полковник Романов, расхаживая по комнате. Вдруг он остановился перед Данилой и сказал: — Нога у меня проходит...

Данила за столом перелистывал тетрадь в коленкоровой обложке.

— Лимровские горячие источники все хвалят. Я очень рад за тебя, дядя Петя, — сказал он и, вспомнив озеро в кратере вулкана, помрачнел.

— Что с тобой? — спросил Романов, садясь на стул.

— Ничего, — Данила стряхнул пепел с сигареты. — Ничего, дядя Петя.

— Воды хорошие, а санаторий паршивый.

Полковник Романов выглядел очень бодрым. У него было свежее лицо без морщин. В серых глазах — блеск. Данила впервые видел его таким, задорным и счастливым. «С чего бы это?» — подумал он и вдруг ощутил, как в нем поднимается волна нежности к Петру Васильевичу. Данила взъерошил волосы и широко улыбнулся.

— Радуешься, что райком поддержал тебя? — спросил Романов.

— Дядя Петя, когда ты успел узнать?

— Мне по должности положено все знать, — отшутился Романов.

Данила с сомнением покачал головой. В самом деле, вертолет прилетел в Лимры в седьмом часу. Колбин, подхватив Марину под руку, молча прошагал в полутьме мимо. Марина обернулась и крикнула: «Заходите чай пить, Данила Корнеевич!» Это после вчерашнего-то? Зачем? Чтобы терзаться и мучиться? Данила поужинал в столовой и пошел к себе. Часа через полтора пришел Петр Васильевич. Встреча была неожиданной и приятной для обоих. Он вручил Даниле дневник Лебедянского и рассказал о том, как отдыхал у Корнея Захаровича, лечился на Лимровских водах. Вернулся он из санатория, как сам об этом говорил, сегодня. Откуда же тогда мог узнать о совещании в райкоме?

— Я у врача был, — благодушно сказал Романов. — Удивительно симпатичная девушка. Настоящий Цветок Камчатки. О совещании она мне рассказала, со слов сестры. Ты ведь ее знаешь? Варвара Семеновна Сенатова. Очень интересовалась неким Данилой Романовым.

Данила сунул окурок сигареты в пепельницу.

— Некий Данила Романов не интересует Варю Сенатову, — с горечью сказал он. — У нее есть некий журналист Овчарук.

Романов взглянул на Данилу.

— Выкладывай, — коротко бросил он, — Разница в годах не мешала нам быть друзьями.

— Легко сказать — выкладывай. А где найти слова, чтобы описать извержение вулкана?..

— Бывает, — неопределенно сказал Романов, выслушав сбивчивый рассказ Данилы. — Я так легко не отступился бы... Женская душа — что дремучий лес, говорил какой-то мудрец. Бродишь-бродишь — и не знаешь, как выбраться.