Зафиксируй!

Майкл Шейн Белл

Зафиксируй!

Едва последний член первой Ночной бригады успевает втащить усталую задницу вверх по трапу, как ты ведешь свою команду вниз, в прозрачный пузырь капсулы времени. Внутри воняет потом, и Меган, как всегда, первым делом бьет по выключателю вентилятора, хотя мы все знаем, что запах неистребим — у вентилятора не будет времени хоть малость ослабить эту вонь.

У тебя самого нет на это времени.

— Задраивай люк, — командуешь ты Меган, своему специалисту-операционщику, хотя знаешь, что она уже приступила — слышно, как задвижки с лязгом встают на место.

Ты не даешь себе труда приказать Пауло сменить батарею и проверить раскладку кабелей внутри стабилизатора времени, потому что слышишь, как он грохнул крышкой ящика и вовсю орудует внутри, а сам ты пока проверяешь синхронизацию стабилизатора времени с Управлением проекта «Гринвич-Токио» и думаешь: у нас хорошая команда. Ребята знают свое дело, и ты знаешь свое дело и умеешь делать свою работу. Наша троица — это вторая Ночная команда, и ты хочешь, чтобы ее повысили, чтобы она стала первой бригадой еще до того, как разрыв во времени будет заделан, а это значит, что мы должны поставить рекорд, то есть нам, возможно, придется закрыть за смену суточный разрыв.

— Люк задраен, — докладывает Меган, и ты щелкаешь переключателем избыточного давления — слышится ровное шипение, которое будет отдаваться в ушах все время работы.

— Батареи на месте, полный заряд, готовы к старту, — докладывает Пауло.

Вы будете работать, пока батареи не подойдут к порогу, к 15 процентам полного заряда; критический порог — 10 процентов. Раньше этого не вернешься, вне зависимости от того, сколько реального времени займет работа.

— Кабели проверены, — докладывает Пауло.

Ты отзываешься:

— Пауло, второй контроль люка. Меган, вторая проверка батарей и кабелей.

Работа каждого проверяется дважды и трижды, потому что вовсе не хочется оказаться в рваном времени с плохими батареями или недостаточной герметизацией. Доподлинно неизвестно, что произошло с командами, исчезнувшими внутри рваного времени, но слухи самые скверные, и не хочется узнать на себе, что там правда, а что дурацкие истории вроде тех, которые рассказывали ветераны в начале тренировок. Но и без всяких рассказов известно, почему может погибнуть команда. Есть только две причины: задохнуться из-за потери давления или войти в такую линию времени, где дальше для вас нет ничего и вы уходите в небытие. Ты проверяешь резервные батареи сам. Проверяешь задвижки люка и главные батареи — после того, как Пауло и Меган их уже осмотрели. Весь экипаж проверяет стабилизатор времени — его кабели, его синхронизацию, а также воздушные емкости и виртуальный поводок, который вернет нас в реальное время, протащив сквозь рваную серебристую кашу, в которую сейчас направляется капсула.

Над главным компьютером вспыхнули зеленые лампы: закончен ввод информации из Управления проектом. Получены данные от сотен исследовательских команд, вернувшихся после начала последней смены — сведения в истинном времени обо всем и обо всех, связанных с точкой во времени, куда мы направляемся. Ты пристегиваешься. И мимо всех хронометров, стоящих перед тобой, смотришь на один (в верхнем левом углу пульта), показывающий полный объем времени, который удалось зафиксировать последней команде: 2 часа 13 минут 17,5624 секунды. Чем они занимались? Ты думаешь: целая смена ушла на каких-то два часа тринадцать минут…

— Выпускайте нас, — говоришь ты по радио Управлению.

И вас выпускают в рваное время.

Радио молчит, как мертвое. Понятно, мы уже там. Движемся назад по разлому, который произошел между 12.11.32,4622 дня 14 июля 1864 года[1] и тем временем, которое ты помнишь — не таким уж давним, но ты не любишь о нем вспоминать. Команды работают у двух границ разлома; твоя — далеко от его дна, 19-го марта 1948 года, следуя за Мариан Андерсон,[2] оперной певицей, поскольку разлом концентрируется на одном человеке и его жизненных обстоятельствах, а сейчас его вектор направлен на Мариан Андерсон, и потому каждый ее вздох, каждый поворот головы, когда она видит нового человека, каждое слово, обращенное к собеседнику, порождает бесчисленные дробления будущего — и все вероятные действия людей, с которыми она знакомится, беседует или даже проходит мимо, вновь становятся возможными, реализуя все злое в их сердцах и все доброе, и это твоя работа: зафиксировать то, что произошло в действительности — не имеет значения, что именно, не имеет значения, что ты видел, потому что никто не знает, будет ли мир существовать, если ты не воспримешь его правильно.

И никто не знает, сколько времени у тебя есть, чтобы воспринять время правильно.

Слева от тебя Пауло произносит:

— Ночная команда зафиксирована на 6.45.10,5936 вечера 19-го марта 1948 года. Начинаем с этой точки.

— Придержи здесь, Меган, — говоришь ты и проверяешь расчеты вероятностей в записях первой Ночной бригады. Компьютер и ручные вычислители оценивают вероятности как близкие к единице. — Давай вперед.

И время начинает свой ход.

Ты видишь, как Мариан Андерсон старается удержать над слоем мокрого снега шлейф своего атласного концертного платья цвета бордо, а Франц Рупп, аккомпаниатор певицы, помогает ей выбраться из окна номера в гостинице «Юта» на пожарную лестницу. Мариан начинает спускаться, Франц — за ней. Бесси Джордж, горничная и подруга Мариан, закрывает окно и затем спешит по главной лестнице к выходу из гостиницы с шубой Мариан в руках.

Ты уже следовал за ними, когда они в Ванкувере садились в «Северный экспресс» до Солт-Лейк-сити; это было на следующий день после концерта 15-го числа, и ты это зафиксировал, и твоя бригада зафиксировала их прибытие в Солт-Лейк 18 марта в 9.45 утра, точь-в-точь — предмет гордости железных дорог в те времена: мол, мы никогда не опаздываем, — и ты видел, как они ехали на такси по тяжелому снегу, по улицам, где встал бы и трактор, к гостинице «Юта», и там швейцар не позволил Мариан даже подойти к главному входу и спрятаться под тентом от снежной бури. Франц начал протестовать, тогда вышел администратор и запретил Мариан входить, и Франц сам ринулся в холл, чтобы снять для них номера. Ведь они не знали, куда еще направиться в такой буран, примут ли их где-нибудь в Солт-Лейк-сити хотя бы чуть приветливей. Мариан ждала на тротуаре вместе с Бесси и со всем их багажом. Через некоторое время Франц вышел с ключами от номеров. Он казался обескураженным, но Мариан не выглядела ни обескураженной, ни удивленной, когда ее повели вокруг здания к входу для обслуги, а потом, со второго этажа, наверх по обледенелой пожарной лестнице. Бесси взяла ключи, помогла посыльному собрать багаж, вошла через центральную дверь и поднялась на шестой этаж, чтобы открыть окна для Франца и Мариан.

— Мариан… Она гораздо лучше всех этих людишек, которые не пускают ее в гостиницу! — сказала Меган.

Противно было видеть гнусное отношение к Мариан в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Чикаго, Филадельфии, а теперь еще и здесь. Но нам приходится все это фиксировать — вынужденно — и понимать, что в Америке ей нет места.

— Люди плачут, когда она поет Брамса, — сказал Пауло.

Но Мариан — чернокожая. В Америке 1948 года это значит, что человек не может пройти в парадную гостиницы.

В свою предыдущую смену ты уже ввел все это в истинное время, а теперь приближается концерт Мариан в Табернакле мормонов[3] на Темпл-сквер. И вот ты смотришь, как она спускается по обледенелой пожарной лестнице, стараясь держать подол концертного платья над снежной кашей, а потом идет полквартала пешком до Табернакла, чтобы согреться.

— Именно так, — бурчит Меган, — согреться перед концертом.

1

Период гражданской воины. ли воины за освобождение негров в Америке. (Здесь и далее прим. перев.)

2

Андерсон Мариан (1897–1993) — знаменитая американская певица, была первым чернокожим солистом, выступившим в Метрополитен Опера в Нью-Йорке (1955), удостоена высших наград США.

3

Молитвенный дом секты мормонов; прекрасный концертный зал.