Страница 7 из 7
— Ну, разве что здесь, — уныло протянул Баум. — Есть небольшой грешок. Деньгам Андрюша счет знает. Но чтобы украсть…
— Но ведь украл же! — возмущенно воскликнул Абдулла.
— Я не это имел в виду! Он же не с целью наживы вынес рукопись, а… в интересах стабильности в обществе, — беспомощно оправдывался профессор. — Вы же сами понимаете, что могло бы случиться, если бы рукопись попала в руки недобросовестных людей.
— Я Вас огорчу, Илья Александрович, — назидательно произнес Абдулла. — Скорей всего, она уже к ним попала.
В этот момент раздался вежливый стук в дверь. На пороге стояла Мадина.
— Абдулла! Новый год через пять минут! — сообщила она изумительным голоском.
— Не может быть! — Абдулла посмотрел на профессора, и оба угрюмо улыбнулись.
— Можно, я позвоню домой и поздравлю родных? — спросил Баум.
— Конечно, — произнес, вставая, Абдулла. — А потом скорее идите к столу. Только шампанского Вам выпить не удастся. Не держим-с.
— Ничего страшного. Я все равно не заслужил, — улыбаясь, Баум залихватски взмахнул рукой, показывая нечто типа "А ну его!".
Осушив под бой курантов бокал с приторным розовым морсом, Абдулла отвел Баума в сторону. Немного успокоившись во многом благодаря созерцанию прекрасных лиц своих жен и сытному новогоднему ужину, он ощущал сильную потребность загладить свою вину перед профессором. Абдуллу не оставляло чувство, что он незаслуженно обидел этого талантливого, но до смешного наивного человека.
— Илья Александрович, Вы мне на праздник подарили елку и почти четыре часа увлекательной детективной беседы. Я решил не оставаться в долгу и не буду Вас пока арестовывать. Но при одном условии: Вы никому не станете рассказывать о визите ко мне. Никому! И, самое главное, не будете мешать следствию.
Профессору ничего не оставалось, как согласиться.
Допрос и обыск
По свидетельству Абу Хурайры (да будет доволен им Аллах!), который передал слова посланника Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует!): "Никогда не желайте встречи с недругом, но если встретите его, наберитесь терпения" (приведено у аль-Бухари).
Весь остаток оказавшейся не очень веселой новогодней ночи Абдулла искал ответа на знаменитый вопрос: "Что делать?". Перво-наперво Абдулла решил, что ни одна живая душа не узнает от него о случившемся до тех пор, пока он сам во всем не разберется.
Абдулла прекрасно понимал, что ему нужно как можно скорее встретиться с Кузиным. Другое дело — Баум. Что делать с ним, Абдулла не знал. Формально он должен был арестовать профессора, едва только тот упомянул о своем участии в похищении рукописи. В соответствии с шариатом, личного признания человека было вполне достаточно, чтобы вынести в отношении него приговор, — при условии, что такое признание не было сделано под принуждением.
Но чего он добьется, арестовав Баума? Только спугнет настоящих похитителей, воспользовавшихся беспечностью ученого. Хотя бы поэтому стоило оставить профессора на свободе. Первым, кто узнает о его аресте, будет Кузин, и только Аллаху известно, что он может предпринять. Баум утверждает, что Кузин чуть ли не святой. Но можно ли верить этому несчастному наивному человеку? Кроме того, если признания Баума вполне достаточно, чтобы вынести в отношении него обвинительный приговор, то этого же самого признания не хватит для обвинения Кузина. По шариату для такого рода преступлений требуется свидетельство двух дееспособных мужчин или четырех женщин. А где их взять? В лучшем случае показания может дать Тамара Петровна, которая, по словам профессора, ничего не знает о похищении, а, стало быть, не является надлежащим свидетелем. Это еще один довод в пользу того, что не стоит спешить с арестом Баума.
Не следует забывать и о том, что и Кузин, и Баум — немусульмане, и потому их дело не может рассматриваться шариатским судом. Можно, конечно, возразить, что объектом преступного посягательства является Коран. Но в таком случае похищение рукописи нельзя квалифицировать как кражу в том смысле, в котором это понимается мусульманским правом, — со всеми вытекающими отсюда последствиями. По шариату, для того, чтобы признать похищение вещи кражей,[11] необходимо, чтобы похищенная вещь обладала определенной стоимостью — не менее установленной в Законе суммы, и находилась в момент похищения в том месте, где такого рода вещам свойственно находиться.
Со вторым все понятно. Где храниться книге, как не в библиотеке? Другое дело — стоимость. Священная Книга по сути своей бесценна, — значит, ее похищение не входит в перечень преступлений, относящихся к компетенции шариатского суда. А если учесть, что рукопись, по словам Баума, фактически не является Кораном, то шариат здесь тем более ни при чем. Дело подлежит передаче светскому суду и должно рассматриваться в рамках традиционного трактования понятия "кража" российским уголовным законодательством.
Отнести совершенное преступление к компетенции шариатского суда не позволяло и то обстоятельство, что по шариату похититель не должен был иметь свободного доступа в то место, откуда он похитил вещь. Иными словами, если Вы, дорогой читатель, позвали к себе гостя, а он в благодарность за это украл у Вас фамильные драгоценности, данное преступление будет рассматриваться как кража без взлома, и преступник будет подвержен наказанию иному, чем отсечение кисти руки, хотя бы он и заслуживал это по Вашему мнению.
Соорудив вокруг себя Великую стену из всей имевшейся у него литературы по мусульманскому праву, Абдулла пытался отыскать малейшую зацепочку, которая позволила бы ему заниматься этим делом. Но чем больше он изучал совершенное преступление со всех сторон, тем больше понимал, что дело о похищенной рукописи никоим образом не может быть подведомственно шариатскому суду.
В любом другом случае он передал бы находящееся вне его компетенции дело следователю или в обычный народный суд. В любом другом случае, но только не в этом! Речь шла не просто о похищении старинного экземпляра Корана, — был похищен Коран с текстом, отличным от существующего. (Все существо Абдуллы противилось тому, чтобы именовать похищенную рукопись Кораном, но придуманный деликатным Баумом термин "коранический текст" звучал, по мнению Абдуллы, еще более двусмысленно).
Попади такая рукопись в руки мусульманским фанатикам или врагам ислама — результат в обоих случаях непредсказуем. Разве может он, Абдулла, оставаться в стороне? Пусть по закону он не имеет права заниматься этим делом, он все равно должен участвовать в поиске рукописи, как и любой другой мусульманин на его месте. Над исламом нависла угроза, и ни один правоверный в такой ситуации не должен оставаться в стороне. Устранив себя от защиты одной из главнейших мусульманских ценностей — веры, Абдулла совершил бы еще большее преступление, чем нарушение подведомственности и подсудности. При коллизии светского и Божественного закона приоритет должен отдаваться последнему, тем более, что это нисколько не противоречит Конституции, провозгласившей веру — важнейшей ценностью общества и фундаментом правового государства (статья 14, пункт 1).
А потому необходимо ехать, бежать, нестись со всех ног к Кузину, пока тот не успел что-нибудь натворить!
Скоропостижно одевшись в прихожей и одним разом попрощавшись со всеми тремя женами, Абдулла вприпрыжку побежал к лифту. Только на улице его настигла простая до безумства мысль: с какой стати Кузин должен пустить его к себе и тем более возвращать похищенное? Необходим документ, санкция суда на обыск. Значит, частным лицом ему побыть не удастся!
Абдулла также вспомнил, что проведение обыска не входит в его служебные обязанности. Этим должна заниматься милиция, в крайнем случае, — судебный исполнитель с санкции шариатского судьи, но никак не сам судья. Только где этого судебного исполнителя взять? Аллаху 'азым! Время-то какое неудачное: два дня праздников. Абдулла набрал по мобильнику телефон Н-ского шариатского суда.
11
По-арабски данное преступление называется сарика. В случае, если совершенное преступление по целому ряду указанных ниже признаков нельзя квалифицировать как "сарика", его рассматривают как обычную кражу по светскому законодательству.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.