Зеркало Триглавы

Когда это удалось, дракон радостно загромыхал и начал обстреливать Птаха короткими огненными струями. Причем очереди следовали одна за другой, настолько быстро головы передавали друг другу эстафету, а наводка становилась все точнее.

"Совершенная боевая машина, — подумал Антон, которого будто пригвоздили к месту, — терминатор, блин".

Одна из огненных струй вскользь мазнула тощее тельце бесенка. Тот испуганно заверещал и, петляя, как заяц, ринулся обратно.

Антон будто наяву услышал голос сестры: "Когда станет совсем невмоготу, достань полотенце и гребень, сломай гребень и брось навстречу опасности".

Спасать Птаха надо было немедленно и парень, не сомневаясь ни минуты, вытянул сверток. Не разворачивая, сломал деревянный гребень и, яростно размахнувшись, кинул все вместе — и гребень, и полотенце — дракону в морду, так как тот, оказывается, умел довольно быстро бегать и был уже почти рядом. А потом Антон безнадежно закрыл глаза. Быть «героем» у него не получалась.

И он не видел, как в воздухе смертоносной тучей закружились деревянные стрелы, повисли над драконом, а потом разом воткнулись в землю около него, неизвестно как увеличившись в размерах. Грозный страж замка оказался окружен частоколом из огромных стволов деревьев, преодолеть который он не мог.

Дракон заревел, с размаху влупился в неожиданно вставшую на пути преграду, отлетел назад и принялся опять плеваться огнем, но то ли запас боеприпасов иссяк, то ли частокол был огнеупорным, но тюрьма оказалась крепкой и беснующемуся внутри узнику не поддалась.

А полотенце, трогательно вышитое крестиком, вообще повело себя странно — оно выгнулось дугой, перебросилось мостиком над полем боя, непринужденно нырнуло в распахнутые ворота и друзьям, которые к тому моменту уже открыли глаза, ничего не оставалось, как ступить на эту импровизированную «street».

Не успели они двинуться вперед, как поняли, что идти им не придется. Под ногами мягко завибрировало и понесло вперед, как на эскалаторе, только ветер свистел в ушах.

"Вот это да! Ай да ведьма, ай да мастерица!" — восторженно выдохнул Тимофей, не ожидавший такого сервиса в полевых условиях. Антон от комментариев воздержался, ожидая развязки, а Птаху, похоже, было все равно.

Конечной станцией оказался громадный абсолютно пустой зал. По всему его периметру стояли колонны необычной формы — с множеством выпуклостей в самых неожиданных местах. Антон присмотрелся — это же девичьи фигуры, покрытые чем-то блестящим. ЛИца, искаженные невообразимой мУкой, телА, изуродованные безжалостной рукой, застывшие навеки, словно экспонаты чудовищного музея. Парень с трудом преодолел подступившую к горлу тошноту и глянул на Тимофея. На того вообще напал столбняк, а в глазах читался немой вопрос: — "Зачем?"

В самом дальнем от друзей конце зал имел возвышение с широкими ступенями, а на самом верху, почти у самого потолка, стоял массивный трон черного цвета.

Вдоволь «налюбовавшись» на мрачное великолепие, гости, наконец, заметили, что на нем кто-то сидит.

Антон, Тимофей и Птах молча застыли посреди зала. Тот, на троне, тоже не двигалась.

Стояла мертвая тишина.

— Он живой? — вопрос Птаха повис в воздухе.

— Я просто задумался, — прозвучало в ответ. — Задумался о том, как тесен мир. Не успеешь подумать о женитьбе, как сваты приходят сами. Неужто Баба-Яга передумала? Никак боится в девках засидеться? Или вы по своему личному делу ко мне?

Голос напоминал скрип железа по стеклу, настолько он был неприятен и Антон передернулся, прогоняя мурашки, толпой бегущие вдоль позвоночника

У его друзей приятных ассоциация, видимо, тоже не возникло. Говорящий встал во весь рост, и появилась возможность его рассмотреть.

Кащей по степени мерзкости ничем не отличался от своего голоса. Ходячий экспонат анатомического театра. Казалось, под кожей не было ни грамма плоти, настолько иссохшим был этот старик. Высокий рост еще больше подчеркивал его худобу, а глубоко запавшие глаза, в глубине которых едва теплились красноватые огоньки, очарования не добавляли. Яростный взгляд, казалось, готов был испепелить непрошенных гостей.

"Соседушка, а я вам сахарку принес…" — некстати вспомнил Антон фразу из довольно популярной игры, где требовалось задобрить несговорчивого мага.

Ой, не до шуток! Совсем не до шуток!

Почуяв движение воздуха, Антон обернулся на своих спутников. Рядом, ощерившись, стоял хорошо знакомый волк, он негромко порыкивал, как бы предупреждая, что просто так его не возьмешь. С оскаленной пасти на пол капала слюна, шерсть встала дыбом.

"А Тимофей испугался, силу демонстрирует, сам-то хлипкий, — подумал Антон, который крутил головой, отыскивая Птаха. — Где этот гаденыш? Смылся! Опять куда-нибудь вляпается! Нашел время!"

Волк предупреждающе зарычал, парень глянул на Кащея, прикидывая расстояние, и потрогал мешочек с разрыв-травой, висевший на шее: — "Слишком далеко, пока бежать буду, все, что захочет со мной сделает".

— Выходи сражаться, как мужчина с мужчиной! — пришли на память спасительные слова, и Антон потянул из-за спины грозный меч-кладенец, который в заколдованных ножнах почти ничего не весил, и парень успел подзабыть его истинную тяжесть.

Вызов был сделан и теперь придется сражаться, все равно отсюда живыми не выйти. Антон слегка поднял меч, намереваясь отразить хотя бы первый удар, а там будь, что будет.

— Сражаться? Трое на одного? Нечестно! — старик почему-то сильно развеселился. — Давай три на три! Пойдет?

— Какие три, только двое, — Антон попытался поторговаться, понимая, что и два много, и увидел совсем некстати появившегося Птаха. — Ладно, ты хозяин.

Кащей хлопнул в ладони и крикнул: — ОГОНЬ!

Зал, в котором нечему было гореть, превратился в пылающий костер. У Антона затрещали волосы на голове, от Тимофея запахло паленой шерстью. Волк заскулил, присел на задние лапы, поджал хвост и начал отступать в центр пятачка, пока ещё не охваченного огнем. Панический ужас был в его глазах.

— Оборачивайся! Немедленно! Тимофей! — Антон плашмя шлепнул волка мечом, чтобы привести того в сознание. Птах, хоть и был бесенком, огня боялся не меньше волка. Он прижался к парню, ища защиту у самого сильного их них.

"Какой бесславный конец, — безнадежно подумал Антон, покрепче ухватив меч, приготовившись ударить хотя бы один раз, если успеет. — Как глупо…"

Он ринулся вперед, занося оружие над головой, хорошо понимая, что толку от его умения — ноль, и наткнулся на невидимую стену, покачнулся от столкновения, выронил меч на пол и от души выругался, так, как это умеют только русские, облегчая душу, пока рассудок искал пути спасения. А меч, вместо того, чтоб упасть на пол, неожиданно взмыл в воздух и принялся яростно рубить языки огня, постепенно расширяя круг, свободный от неистового пламени. Лезвие мелькало с такой скоростью, что вскоре образовало сплошную светящуюся полусферу, которая надежно прикрывала друзей от огня, и только от жара перехватывало дыхание.

— Стоп! — опять хлопнул в ладони Кащей.

Огонь погас мгновенно, как и не было, даже следов адского костра не осталось.

— Ладно, с этим вы справились, посмотрим дальше. — Кащей недовольно поморщился, щелкнул пальцами левой руки: — ВОДА!

С потолка хлынул водопад.

Антон упал, сбитый напором шумящего потока, в последнюю минуту успев схватить Тимофея за руку, а Птаха за шиворот. Их закружил бурлящий водоворот и понес куда-то. Захлебываясь, теряя сознание от нехватки воздуха, ослепший и оглохший Антон ощутил мощный толчок снизу, а потом воздух, живительный воздух, хлынул в его легкие. Парень лежал животом поперек спины громадного сома и держал в руках Птаха, который не подавал никаких признаков жизни.

"Тимофей, спаситель! Слава богу, не растерялся!"

Сом плавал почти у самой поверхности озера, в который превратился зал, изредка всплывая совсем, чтобы дать своим седокам сделать пару-тройку вдохов.

Кащей, сидя на троне, молча наблюдал. Когда ему надоели показательные выступления подводных пловцов, щелкнул пальцами правой руки. Вода моментально высохла, а друзья шлепнулись на пол с довольно большой высоты. Тимофей, правда, среагировал быстро и, обернувшись еще в воздухе, приземлился на четвереньки уже человеком.